Татуировка

Первый раз компания достала Нику в Париже. Месяца через три после того, как она вернулась к Аркадию. А куда ей было еще деться после аэропорта — не в ту же квартиру, где все случилось?! У нее, правда, возникла мысль отыскать детский приют и сыграть девочку там. Возможно, в первую ночь все бы и сошло, а дальше?.. Дальше ее бы выдали девчонки, как бы ровесницы. Только они и распознавали ее игру.

— Ну вот и вернулась! — встретил ее Аркадий, когда Ника, открыв дверь своим ключом, вошла в прихожую.

Он сказал это так, будто ждал весь вечер, точно зная, что она обязательно придет. А может быть, так и было. Но Ника была готова ко всему и поэтому осторожно спросила:

— Ты один дома?

— С кем же мне еще быть, если тебя нет, — ответил он. И тогда она сбросила с ног туфли.

— Я ставлю чай! — объявил Аркадий и пошел на кухню. К ней он не прикоснулся. И уже оттуда спросил:

— Не знаешь, кто это сегодня так прикололся?

— Как? — переспросила она, включаясь в игру: Если Аркадий хочет делать вид, что между ними ничего не случилось, пусть будет так.

— Кто-то послал от твоего имени телеграмму. А я всем сказал: без заверенной подписи телеграммы действительными не считаются.

— Телеграмму? — спросила она.

— Короче, заявление об уходе.

— Об уходе куда?

— Я так и сказал, что это чей-то прикол. Кто же станет номер ломать накануне гастролей. И еще нас посылают на фестиваль в Монте-Карло. Вот так! — добавил он хвастливо.

О Монте-Карло они мечтали несколько лет. И вот — сбывалось. Но сейчас ее не радовали никакие новости.

— Ты извини, я устала, и голова болит. Пойду прилягу, — сказала она и подумала: «Только бы он сейчас меня не трогал!»

— Ну ты даешь! — удивился он. — Мужик столько дней без бабы, а ты — голова болит!

Что-то он еще попытался выспросить — типа того, где Ника жила, пытался ее развеселить, но она лежала словно в забытьи. Наконец он почувствовал ее состояние, перестал приставать и просто лег рядом. Так они и лежали молча, почти не касаясь друг друга. И лишь часа через три, подчиняясь привычке, она равнодушно приняла позу «лежа на спине, ноги врозь».

В Париже их цирковая группа оказалась не через месяц, как сначала планировалось, а через три, уже после фестиваля в Ницце, где они стали лауреатами. Было еще тепло, по бульварам ветер гонял опадающие с каштанов листья.

— Мадам, вас дожидаются, — сказал ей портье, когда она вернулась с репетиции, и указал на солидного, очень представительного мужчину, сидевшего в угловом кресле.

Тот мгновенно поднялся, подошел и заговорил по-русски. Эмигрант, подумала она и ошиблась.

— Не пугайтесь, Ника, мы вас в обиду не дадим, — сказал незнакомец, едва они сели в том же углу, где он ее поджидал.

— Я как-то и не боюсь…

— Это хорошо, — похвалил собеседник, — хотя опасаться вам есть чего…

— Извините, вы не представились, — вспомнила многочисленные инструктажи Ника.

— Я ваш соотечественник, Ника. Зовите меня Иваном Ивановичем.

Он расспросил ее о том, как они устроились, как пройдут гастроли. Слушал внимательно. А потом поинтересовался сочувственно:

— С вашим другом, с художником Шолоховым, выйти на связь так и не удалось?

Ника не стала рассказывать о бессмысленных беседах с автоответчиком, с бестолковым арабом-домоправителем и англоязычной секретаршей, которые, осведомившись о ее имени, отвечали на любой вопрос одинаково: «Не могу вам сказать, мадам». Она только грустно покачала головой.

— Да-а-а, — посочувствовал Иван Иванович, — теперь Шолохов — другой человек. То у него встреча с президентом США, то прием английской королевой… Каждая минута расписана, сам себе не хозяин. А музеи-то, коллекционеры как с цепи сорвались — каждая его почеркушка по цене Рембрандта.

А потом Иван Иванович рассказал ей ужасную историю. Но сначала он спросил:

— Скажите мне, Ника, сколько Шолохов сделал в России татуировок?

— Тринадцать.

Она, дурочка, тогда поверила ему и до какого-то мгновения говорила правду.

— Молодец! — похвалил Иван Иванович и уточнил: — Двенадцать — на парнях и одну на себе. Так?

— Так, — подтвердила Ника.

— Теперь слушайте. Очень нехорошие люди… Я не могу вам назвать их, но, поверьте мне, старому сотруднику органов, иметь с ними дело опасно. Так вот эти люди объявили на тех парней охоту. Зачем парни им понадобились — ума не приложу. Но дело серьезное. Вы сами что-то об этом знаете?

— Первый раз слышу. Может, ансамбль из них хотят сделать, — предположила Ника.

— Ансамбль — это вы хорошо пошутили! — солидно улыбнулся Иван Иванович. — Такое может прийти в голову только артисту.

— Ну тогда я не знаю.

— Нет, Ника, парням грозит настоящая опасность. Мы, сами понимаете, люди серьезные и впустую время не тратим. А я вон сколько с вами уже беседую, и все для того, чтобы парней оградить. Мне, Ника, нужны их адреса. И та групповая фотография, которую вы сделали.

Вот тут впервые что-то ее укололо.

— Откуда мне знать, эти ребята приходили и уходили. Я даже имен их не помню. Одного вроде бы звали Василием.

— Василий — это уже интересно, — сказал Иван Иванович. — А фамилия? Дайте хоть какую-нибудь зацепку.

— Не помню. — Ника и в самом деле забыла фамилию, которая значилась на визитной карточке этого подонка. — А фотографии я действительно делала, но их же все взял Шолохов. Мне-то они зачем?

— Я забыл вам сказать, Ника. Эта встреча у нас не последняя. И наша контора… Вы, конечно, понимаете какая? — спросил он многозначительно.

— Понимаю, — уныло ответила Ника.

— Короче, мы в последние годы стали хорошо оплачивать работу информаторов. За одну фамилию и адрес заплатим тысячу долларов. А за двенадцать адресов — двадцать тысяч долларов, аккордно. Групповая фотография — еще десять тысяч. Повспоминайте, может у вас одна фотка все же завалялась — все-таки живые деньги. И ребятам поможем. — Он поднялся. — Ну, о нашей беседе нигде и никому — жизнь парней под угрозой. Хотя для меня главная задача — спасти от опасности вас.

На том они и расстались.

Вечером у Ники было время подумать, а подумав, она поняла, что, даже если этого человека в самом деле зовут Иван Иванович, то все равно никакой он не сотрудник органов. Скорее всего, он и есть та опасная личность, которой для какой-то цели понадобились двенадцать татуированных парней. В его словах была единственная правда — моделям Шолохова грозила опасность. И тут она допустила ошибку: решила отомстить подонку Василию.

— Здравствуйте, Ника, — услышала она недели через две в вагоне метро, и Иван Иванович уселся рядом с ней на освободившееся место.