Таверна "Зелёная фея"
Шрифт:
— Благодарю, — мужчина поднёс кувшин к губам и принялся пить воду прямо так, не притрагиваясь к кружке. Виара смотрела, как прозрачные капли текут по его бороде и как плащ становится темнее там, где он промокал.
— Кто вы? — спросила она тусклым голосом.
— О, я волшебник. Творю магию на благо добрых людей, — он снова блеснул голубым глазом.
— То, что там внизу… Ваших рук дело?
Волшебник закряхтел. Вытянул руки со скрученными артритом костяшками, расположил их на столе. Гексаграмма его рук. Виаре это стало ясно ещё до того, как он открыл рот, но она всё равно
— Моих. Это призывная печать. Видела когда-нибудь такие?
— Нет. От неё воняет злом.
Такие слова были не в правилах Виары. Не для уст милой эльфийки с длинными ушками. Но они сорвались с языка как будто сами собой, грубые, уродливые. Правдивые.
— Понимаешь, — волшебник откинулся на спинку стула, довольно улыбаясь. Воздух вокруг них как будто сгустился и стал синеватым. Яркий утренний свет был уже не такой яркий, голоса отодвинулись и звучали откуда-то издалека. — Дело ведь не в самой печати, а в том, как ей пользоваться. Считай это моим подарком, милая хозяйка.
— Не нужны мне такие подарки! — вяло возмутилась Виара.
— Ты подумай, — голос волшебника стал тягучим и шершавым, как шкура змеи, — дух, что ты призовёшь, выполнит любое твоё поручение. Построит дом. Прогонит врагов. Принесёт кучи золота.
“Вернёт Робба”.
— Много, много золота, — продолжал волшебник, заметив, как дернулась эльфийка. — Он может приносить каждый день тебе по сундуку монет. А хочешь каменьев? Или драгоценных бус?
Виара подняла на него грустный взгляд.
— И зачем мне эти каменья? Что я бусами обвешаюсь, как шаман? Разве он… вернёт?
Волшебник ещё сильнее растянул губы.
— О, так юная эльфийка хочет кого-то вернуть. Возлюбленного? Прикажи, и дух достанет тебе его где угодно и положит к твоим ногам.
— А если… Если он не хочет? Тот человек? Если он ушёл, потому что я больше не нужна? Нет, — она покачала головой. — Не нужны мне такие подарки.
— Так какая же это любовь?! — волшебник хлопнул ладонью по столу. — Ежели ты его даже возвращать отказываешься?
Виара почувствовала, как туман выветривается из головы. Проходит сонливость, а её место занимает чистый гнев.
— Самая настоящая! Только это и есть любовь!
Она стала сердиться слишком часто. И с каждым разом что-то внутри трещит. Ломается. Виаре было страшно узнать, что хлынет на её несчастную душу из этих трещин.
Она вскочила так, что стул отлетел.
— Сотри эту гадость в моём подвале! — велела она. — И уходи из моей таверны.
— Что ж, — волшебник поднял руку, сложив вместе большой и средний пальцы. — Последний шанс, милая. Ты можешь получить всё. Обрести свободу.
Свобода. Какое сладкое слово.
— Я повторять больше не буду! Убери гексаграмму, или я позову Большого папочку!
Из-за спины раздался тягучий голос, какой бывает у существ с недостаточно шустрым мозгом:
— Папочка здесь. Папочке можно кушать плохого человека?
— Если ты не ешь глупых эльфиек, то оставаться тебе сегодня голодным, — ответил за Виару волшебник и щелкнул пальцами. Она даже вздрогнула, ожидая чего угодно: что грянет гром, или сложится таверна, или она сама превратится в поросёнка.
Но ничего не произошло.Волшебник надвинул пониже капюшон, взял посох, что ждал, прислонённый к стене, и медленно побрёл прочь.
— А вот предшественница твоя согласилась, — сказал он на прощание. — Да-а… Согласилась.
Столкнувшись со странным волшебников в дверях, в таверну вошёл Ольф. Он был в рубашке навыпуск, длинные рукава он закатал так, что они открывали крепкие жилистые предплечья. Ольф удивленно посмотрел вслед гостю и сказал:
— Доброе утро. Неприятности с гостем?
— Можно сказать и так, — выдохнула Виара и опустилась было на стул, вот только тот валялся в стороне. Большой Папочка ловко поймал её и усадил, как полагается.
— Подожди, я заварю тебе шиповник с мятой, и ты мне всё расскажешь. Как вам омлет? — спросил он, проходя мимо охотников и принимая их похвалу, а потом тут же переключился на очнувшегося терринга, который требовал пирог. — Большой Папочка, решишь?
— Раз Большой Папочка не есть плохих людей, он готовить пирог, — протянул огр, печально исчезая в кухне.
Виара смотрела, как Ольф двигается по залу, здоровается и одним, задаёт вопросы другим, улыбается, о чём-то шутит. Кэт, несмотря на сидящего рядом мужа, мило смеётся над шуткой, и у Виары что-то заходится внутри. Удивительно, но ей вдруг захотелось, чтобы этот молодой мужчина был… её? Да, чтобы он был недоступен для других. Чтобы они смотрели вот так, но вечером, когда день заканчивался, они бы с Ольфом…
Чем бы они с Ольфом занимались, Виара придумать не успела, потому что в таверне появилось новое лицо. Это была невысокая девушка лет семнадцати, коренастая и крепко сбитая, с широким круглым лицом. Щеки её и переносица были плотно усеяны веснушками, словно Великая Матерь хотело немного отмерить, но перевернула на девчонку ковш с веснушками. Медного цвета волосы были заплетены в толстую косу, которая обвивала голову. Девушка смущенно улыбнулась, демонстрируя щель между передними зубами, но ничего не сказала.
— Доброе утро, — Виара поднялась. Нужно было приходить в себя и работать, а гексаграмму она позже проверит. — Я могу вам чем-то помочь?
— Да, мне нужна… Нужна… — девушка отчаянно покраснела и принялась разглядывать ладонь. Виара подошла ближе и тоже заглянула. На ладони, испещренной глубокими линиями, было что-то написано чёрным, возможно углём, но руки в бедняжки так вспотели, что надпись слилась в одно черное пятно.
— Меня зовут Виара. Давай найдём того, кого ты ищешь? — и представившись, она тут же принялась крутить головой.
“Какая же это любовь? Ежели ты его возвращать отказываешься?”
Встреча с волшебником все-таки оставило горькое, противное послевкусие. Оно отравляло солнечное утро, порочило таверну. “Если печать не исчезла, — решила для себя Виара, — то я сдеру её собственными руками”.
— Вы и есть Виара? — спросила девушка, слегка заикаясь. — Значит, я вас ищу. Батя сказал, что вы эльф, но я думала, вы высокая и страшная, — она округлила глаза-блюдца.
— Нет! — усмехнулась Виара, склоняя голову на бок так, что острое ухо доставало до плеча. — Я совершенно безобидна.