Таврический сад

Они пошли в 6-й «а», и там на первой парте действительно сидела Семенова. Она читала какой-то журнал; волосы ее свесились вниз и волочились по строчкам, она подхватывала их рукой, убирала за спину, но они не держались там и сыпались обратно. Глебу стало немного страшно и вроде бы чего-то смешно, что он вот стоит здесь рядом с ней, все на него смотрят и думают какую-нибудь ерунду — что пришел Зенуков, тот, которого задавили; задавили — а он ходит, значит, не очень задавили; и китель у него без пуговицы; где же он пуговицу потерял, может, вчера у Толяна? Или в планетарии? Там темно было, не видно. «Наверно, в планетарии», — думают они и ничего больше не замечают.

— А где же у них глобус? — спросил Толян. — Семенова, вы куда дели свой глобус?

— Его унесли — будут приделывать Луну и спутников, — сказала Семенова. — А у вас разве нет?

— Нет, наш глобус уже сгорел. Месяц назад.

— Как сгорел?

— Это все Басманцев. Говорит: «Давайте я вам настоящие вулканчики устрою, с извержениями». Вот и устроил. Весь Тихий океан сгорел, пока не потушили.

— Не надо было давать. Я бы ни за что не дала.

— Много ты понимаешь, — сказал Глеб. — Лучше скажи: ты знаешь, кто такой был Роджер Бэкон?

— Не знаю.

— Эх ты. Пошли, Толян, что с ней разговаривать — Бэкона не знает.

— Пошли, — сказал Толян.

— А вы!.. Вы сами… — крикнула им вслед Семенова, но все же достала портфель и, торопясь от обиды, начала листать учебник ботаники — ей почему-то казалось, что этот неизвестный Роджер Бэкон обязательно должен быть садоводом.

За несколько минут до звонка в класс вбежал Коля Свиристелкин и закричал:

— Ребята, что я вам расскажу! Вы только послушайте, ребята. Да тише вы!

— Ну что еще? — зашумели все. — Давай говори.

— Да нет, вас слишком мало Зовите всех, тогда расскажу. — Он бросился к двери и закричал:

— Глеб, Толя! Идите скорей!

Видно было, что он хочет рассказать что-то смешное и боится, что не все его услышат. Ему ужасно редко удавалось рассказывать смешное; хотя он много раз пытался, но все получалось что-то не то.

— Ну, Коля, говори же, — сказала Сумкина. — Все уже здесь.

Коля вскочил на парту и сделал такие глаза — они у него почти выкатились.

— Там в учительской… в учительской, я слышал, как… — тут он замер, выжидая, — как этой Дине Борисовне поставили за урок пару, во!

— Ну и что? — сказал Дергачев. — Что ж тут смешного? И верно, никто не засмеялся.

— Как же? Сама учительница и сама же получает пару — разве не смешно? Все наоборот. Вы только подумайте, как это смешно, — уговаривал Коля. Ему всегда казалось, что если наоборот, то уж страшно смешно; и все его истории были похожи одна на другую — то он видел, как пожарное депо и вдруг загорелось, или, например, ехала «Скорая помощь» и вдруг кого-то задавила; никто не смеялся этим историям.

— Эх ты, комик, — сказал Басманцев. — Слезай с моей парты.

— Ну и слезу, — сказал Коля, — подумаешь. Вы меня еще вспомните. Я вам такое расскажу — вы все лопнете от смеха, тогда будете знать.

— И этот взрыв, этот ужасный взрыв, — говорила Татьяна Васильевна. — Как вам такое пришло в голову. Хорошо еще, что никто не пострадал. И где вы только достали взрывчатку?

— Да это же совсем не опасно, — сказала Дина Борисовна и полезла в портфель.

— Нет-нет, прошу вас, хватит! — воскликнула Татьяна Васильевна. — С меня хватит. Вы совершенно сорвали план урока. Вместо трех учеников успели спросить только одного. Один ученик целых двадцать минут говорил о посторонних вещах, и времени, конечно, не осталось. Новый материал изложили из рук вон плохо. Бэкон, Бэкон и Бэкон, и даже не успели рассказать, как он погиб. Кстати, я немного забыла — чем кончился этот суд над ним?

— Его осудили, он просидел в тюрьме четырнадцать лет, — сказала Дина Борисовна.

— Ах да, теперь вспоминаю. Но это неважно. Честно вам сказать, я за всю свою жизнь не видела такого плохого урока. Подумайте, Дина Борисовна, может, вам лучше переменить профессию. Еще не поздно.

— Нет-нет, это невозможно, — испуганно сказала Дина Борисовна. — Только не это.

— Да почему же? Есть масса профессий ничуть не хуже.

— Нет, мне обязательно надо эту. Дайте мне попробовать еще раз; может, у меня получится.

— А если вы опять сорвете урок?

— А если, а если, — сказал вдруг Сергияковлич. — Но так же нельзя, уважаемая Татьяна Васильевна. — Он стряхнул очки с кончика носа и посмотрел на нее поверх ободков.

— Не понимаю, сказала Татьяна Васильевна.

— Нельзя так требовать с первого раза. Гвоздь! Попробуйте вбить в стол простой гвоздь — с первого раза у вас ни за что не получится. Надо как-то помочь молодому педагогу Дине Борисовне, дать ей возможность познакомиться с ребятами, привыкнуть.

— Да, пожалуйста, — сказала Дина Борисовна.

— Я предлагаю вот что. Пусть она месяц поработает у них вроде пионервожатой, проведет несколько мероприятий; и тогда мы посмотрим — можно доверять ей учеников или нет. Ну как, вы согласны?

— Да, конечно, я согласна, — сказала Дина Борисовна.

— Если будет трудно, обращайтесь сразу ко мне, не стесняйтесь. Но сначала хорошенько обдумайте все мероприятия — это самое важное.

— Я пойду с ними в планетарий.

— Нет, в планетарий они уже ходили. Вы не торопитесь. Обдумайте все хорошенько.

— Конечно, я что-нибудь придумаю.

— Ну хорошо, — сказала Татьяна Васильевна. — Только, пожалуйста, чтобы ничего не взрывалось.

ФИНСКИЕ ЛЫЖИ

Глеб натирал лыжи мазью и не заметил, как за его спиной из-под одеяла вылез Сенька.

— Ты куда? — спросил Сенька. — В спортшколу?

— Нет, мы сегодня на лыжах. Всем классом. В спортшколу завтра.

— А зачем тебе в спортшколу? С кем тебе надо подраться?

— Ни с кем. Мы там занимаемся.

— А мне надо подраться. С Женькой Карташовым, знаешь?

— С Женькой? Вы же с ним друзья.

— Были друзья, а теперь нет. Он меня оскорбил. Я теперь ему покажу, он у меня узнает, как оскорблять. Не слыхал, в нашей спортшколе есть бокс?

— Ты лучше скажи, как он тебя оскорбил. Может, тебе не в бокс надо, а прямо в стрелковый кружок — из винтовки «кых»! Или в самбо.

— Он сказал, что я красавчик. «Ты, — говорит, — такой красавчик, такой миленький, просто прелесть». Это его сестра так научила. Я ему говорю: «Женька, не дразнись, а то я с тобой подерусь». А он говорит: «Ты не умеешь. Я тебе как дам, ты у меня, знаешь, куда улетишь!»