Тавриз туманный

– Нет, - возразила Нина решительно.
– Все, что ты высказала, чуждо моей душе, моему уму, моим взглядам, моим понятиям; я не принадлежу к числу тех, кто поступает вопреки своим убеждениям, склонности, чувству. Да и он не принадлежит к числу ветреных, непостоянных людей. Будь он таким, он не создал бы мне этой жизни, этого уюта. Я знаю, что он живет лишь для меня и Меджида.

– Если он живет для вас, то почему бросил вас и уехал?

– Уехал и вернулся...

– Вернулся?
– переспросила Ираида удивленно.

– Да, вернулся. Он хочет повидаться и с тобой. Что касается Меджида, то он мой и к нему не имеет никакого отношения. Я люблю этого ребенка, люблю и память его матери Зейнаб, и... если у меня родится дочь, я назову ее Зейнаб.

Ираида задумалась.

– Ах, значит, он вернулся!
– проговорила она, наконец.
– Все же вы должны придать вашим отношениям определенную форму. И то сказать, нападая на него, в душе я сама не соглашалась с тем, что говорила вслух. Знай, Нина, что я говорю это не для того, чтобы сделать тебе приятное; на Востоке я ни к кому не питала и не питаю такого уважения, как к нему. Но что поделать, раз он коммерсант. Хоть он и потерпел во время революции убытки, но в нем остались все привычки широкой натуры. Он любит комфортабельную жизнь, в его натуре много благородства.

– Все это правда!
– подтвердила Нина.

– Возможно, что Сардар-Рашид при содействии консула устроит ему выгодную поставку по снабжению армии, и он сумеет вновь нажить состояние.

– Нет, теперь дела его поправились. В последнюю поездку он наверстал потерянное.

– Он сам говорил тебе об этом?

– Да, сам. И обещал в скором времени снять мне изолированный, удобный особняк.

– Ах, раз так, то прекрасно. У него есть средства, он молод, хорош собой и в придачу любит тебя. В таком случае можешь любить его Меджида.

Сидя на коленях Нины, Меджид перебирал ручонками нитку крупного жемчуга на ее шее. Услышав свое имя, мальчик взглянул на Ираиду и задумался.

– Поздравляю, - обратилась Ираида к Тахмине-ханум, - твой сын вернулся.

Нина перевела ей слова Ираиды.

– Да сохранит его нам аллах. Дай бог, чтобы ни один наш день на земле не прошел без него, - ответила Тахмина-ханум.

Передавая мне этот разговор во всех подробностях, Нина заключила свой рассказ:

– У нее одна натура, у меня другая.

МАХРУ-ХАНУМ

Сегодня третий день, как Нина переехала в новый дом. Дом был как нельзя более удобен; он находился далеко от русского консульства, и царские шпионы редко заглядывали в эту сторону. Кроме того, он был довольно близок к дому Тахмины-ханум и в сравнении с квартирой в доме Минасяна был более уютен и изолирован. Всего больше Нину приводило в восторг то, что на всем доме лежал отпечаток былой роскоши и великолепия; дом был выстроен в строго восточном стиле и имел свой двор и цветник.

Мы ожидали Ираиду, которая хотела посмотреть на новое жилище своей сестры и заодно повидаться со мной.

Мне еще никогда не приходилось видеть Нину такой озабоченной и радостно возбужденной. Вместе с Ираидой к Нине должна была явиться с визитом и сестра Сардар-Рашида Махру-ханум, чтобы познакомиться со мной и Ниной.

Была еще одна причина волнения Нины. Ей хотелось показать сестре всю роскошь и комфорт, какими она была окружена, и тем самым без лишних объяснений дать сестре понять, что она не допустила ошибки в выборе жизненного пути.

Хотя самый дом был выстроен в восточном стиле, внутренняя обстановка комнат была европейская.

В сегодняшнем торжестве должны были принять участие и Тахмина-ханум с дочерьми и невесткой Назлы-ханум, женой Гасан-аги. В Тавризе Нина приняла на себя, между прочим, заботу о приобщении семьи Тахмины-ханум к культуре. Она одела дочерей и невестку Тахмины-ханум в европейские платья и одновременно усиленно занималась их образованием. Она учила их читать и писать по-русски, а сама брала у них уроки азербайджанского языка. В разговоре Нина очень часто пользовалась такими восточными оборотами речи, как "клянусь твоей драгоценной жизнью", "клянусь своей головой", "пусть весь мир будет принесен в жертву одному волоску на головке Меджида" и так далее, причем щеголяла этими фразами, как бы гордясь тем, что за такое короткое время успела воспринять и освоить все присущие тавризским женщинам обороты и тонкости речи.

Дочери и невестки Тахмины-ханум свободно распоряжались в доме, помогая Нине; и глядя на этих изящных тавризских девушек, только вчера вырвавшихся из-под черной чадры, я думал о судьбе женщины Востока, еще не осознавшей своего общественного бытия. Наблюдения за ними напомнили мне о давнишнем моем желании организовать в Тавризе тайное общество содействия раскрепощению женщины. И видя практические результаты работы в этом направлении девушки-латышки, которая ничего общего не имела с женским вопросом в Азербайджане, я и радовался, и одновременно завидовал, что за способное создание эта Нина!

К полудни явились, наконец, и гостьи - Ираида и Махру-ханум. Войдя в комнату, Махру-ханум тотчас же сбросила чадру. Мы познакомились. Нина познакомила Махру-ханум с Тахминой-ханум и ее дочерьми и невесткой, говоря:

– Это мачеха моего жениха Тахмина-ханум. Это - его сестры, а это наша невестка Назлы-ханум.

Махру-ханум внимательно разглядывала изящных тавризских девушек, не уступавших в красоте латышкам, а их умение объясняться на русском языке окончательно изумило ее.

Ираида окинула комнату внимательным взглядом.

– Этой обстановки у вас раньше не было, не правда ли?

– Да, все это мы приобрели при переезде сюда.

– Ну, а как его коммерческие дела?
– спросила она Нину.

– Дела его поправились. В эту поездку он наверстал все потерянное.

– А чем он торгует?

– Драгоценными камнями и ювелирными изделиями. После этих коротких вопросов Ираида, оставив Нину, подошла ко мне.

Махру-ханум занялась разговором с Ниной и дочерьми Тахмины-ханум.

– Нина говорила мне, что ваши дела поправились, заговорила Ираида.
– Я рада за вас, вы с первого раза произвели на меня самое благоприятное впечатление.

В словах Ираиды чувствовались неискренность и фальшь.

– Весьма тронут!
– ответил я сдержанно.

– Теперь я верю в счастье Нины. Я напишу об этом и маме, - продолжала Ираида и задумалась.

– Но во всем укладе вашей жизни, - начала она после минутного молчания, - и даже в этом роскошном восточном доме есть существенный недостаток, и вы должны мне обещать возможно скорее исправить его.

– В чем же вы его видите?
– спросил я.

– Восточные дома полны роскоши и богатства. Таков и дом Нины, но, как во всех домах Востока, и в этом доме чувствуется отсутствие духовной красоты. До сих пор вы не сумели придать вашей жизни определенную форму, или, быть может, не нашли для этого удобного случая. Простите меня, но я все еще не могу найти в вашем доме прелести семейной жизни.