Тайфун

Следующей была очередь тетушки Лам, которая от нетерпения ерзала на табурете возле окна, ожесточенно двигая челюстями, жевавшими бетель. Она начала бойко:

— Мои дети из города пишут, что попали в трудное положение. Поэтому мне необходимо съездить к ним и помочь!

Тиеп засмеялся.

— Послушай, матушка! Ты прекрасно знаешь, сколько в городе бездельников. Вместо того чтобы помочь государству убрать урожай, они бьют баклуши, слоняясь без толку. Значит, и ты хочешь к таким присоединиться? Здесь, у нас, рис погибает из-за паводка. Вот уберем рис, тогда и съездишь.

Выслушав Тиепа, тетушка Лам сразу как-то сжалась, понурилась, но возражать не стала. И Тиеп уткнулся в бумаги, всем видом показывая, что разговор со старухой окончен. Просмотрев другие заявления, Тиеп снова обратился к посетителям:

— Вот вы двое — вам нужно в больницу? Разрешаю. А ты собрался учиться грамоте? Отпускаю с уборки. А кто хотел навестить больного? Вы? Разрешаю. Ну а всем, кто просит позволения пойти в лес за дровами, отправиться в море ловить рыбу или сходить в другое селение по торговым делам, я должен отказать. Пока не уберем рис, никаких отлучек! Прошу правильно меня понять. Наша волость сталкивается с огромными трудностями именно сейчас, и потому каждый человек на счету. Не уберем рис вовремя, всем будет худо! Урожай — наше общее дело.

Те, кто получил разрешение, вежливо простившись, быстро разошлись, довольные. Но посетители, которым Тиеп отказал, собрались во дворе и, укрывшись в тени, приготовились к терпеливому ожиданию. Однако надежды их были напрасны — Тиеп не любил торговаться и, приняв решение, не менял его.

Оставшись один, он достал из ящика стола толстую бамбуковую трубку, скатал табак и, заложив его в чубук, чиркнул спичку. На его лице, покрытом бусинками пота, появилось задумчивое выражение…

Положение в волости сложилось весьма тревожное. Недавние дожди затопили долину. Если не мобилизовать все население, рис может погибнуть. Сельскохозяйственные кооперативы созданы здесь без году неделя. Как им помочь?! А тут еще бесконечные директивы из центра — почти все срочные да секретные!.. И на каждую изволь отвечать. Самое муторное — это статотчеты: столбец за столбцом заполняй цифрами, которых пока и взять-то неоткуда. Кроме того, волость не выполнила плана мобилизации в армию, недостаточно внимания уделяет многим другим важным вопросам, в том числе борьбе с религиозными пережитками. Нужно безотлагательно провести три собрания, направив на места из комитета полномочных представителей. И уйма разных чрезвычайных происшествий: без разрешения зарезали трех буйволов, а свиней забивают — не счесть, поголовье катастрофически сокращается, крестьяне гонят самогон, кое-где размыло дамбу, защищающую поля от засоления морской водой… За устранение всех этих недостатков и принятие своевременных мер отвечает он, Тиеп, постоянный член волостного комитета, представитель народной власти!.. И ему очень трудно…

За десять лет службы в армии Тиеп грамоту, конечно, не забыл, но во многом поотстал, а тут пришлось ему срочно изучать экономику и многое другое, что нужно кадровому работнику. Волость Сангок числится самой отсталой в уезде, а может, и во всей провинции, но Тиеп с упорством испытанного бойца решительно взялся за организацию кооперативных хозяйств, укрепление дисциплины, повышение сознательности у людей. Вскоре на собственном опыте он убедился, что рубить с плеча, как в армии, здесь нельзя, действовать надо более тонко и осмотрительно! Во-первых, самому следует стать примером на любой крестьянской работе, значит, трудись за троих. Во-вторых, чрезвычайно важно хорошо знать, как люди живут, вовремя проявлять заботу о них, вникать во все мелочи быта, будь то семейные их дела или питание. И в-третьих, не думай о себе, откажись от личной жизни, пока положение во вверенной тебе волости не исправится…

А ведь у Тиепа были когда-то и красивая жена, и маленький сын. Ее звали Ха. Чистая белая кожа, выразительные глаза, густые каштановые волосы делали ее в чем-то похожей на европейскую женщину, и, может быть, поэтому молва называла ее отцом испанского священника по имени Альварес, который исчез из деревни, как только начались беспорядки. Никто не хотел брать Ха в жены, потому что девушка из семьи, где нет законного отца, приносит, как здесь издавна было принято считать, несчастье. И деревня ненавидела Ха. Когда же от туберкулеза умерла ее мать, женщина еще совсем не старая, то к Ха стали относиться хуже, чем к бродячей собаке. Чтобы заработать на чашку риса, Ха бралась за любую работу. У нее не было подруг — деревенским девушкам запрещали даже разговаривать с ней. Ха покорилась судьбе, выросла в атмосфере отчуждения и презрения, как былинка на каменистой дороге, где каждый может ее растоптать.

Тиеп, самый бедный парень в деревне, пожалел Ха и, несмотря на осуждение односельчан, женился на ней. И они полюбили друг друга, и любовь скрашивала им нищенскую жизнь. Вскоре родился сын, Тиеп ушел в освободительную армию, а деревню захватили сайгонские войска. Родив ребенка, Ха стала еще краше. Солдаты не давали ей проходу, выражали готовность помочь одинокой женщине и деньгами, и рисом. А кто был понахальнее, тот по ночам просто ломился к ней в дом. Но все они встречали решительный отпор. Трудности юных лет закалили Ха, а любовь к мужу, ушедшему воевать за справедливость, давала ей силы противостоять всем притязаниям. Но несчастье подстерегало ее: однажды, когда в субботний вечер Ха возвращалась домой из церкви, ее позвал к себе Кхам, тогда уже дослужившийся до капитана, и предложил поступить к нему в услужение. Он сидел в кресле, на нем был длинный золотистого цвета халат — чем не император?! Только внешность неподходящая: сальные, коротко остриженные волосы подчеркивают одутловатость лица; будто черные гусеницы, брови нависли над крохотными, заплывшими, похотливыми глазками. Стены комнаты украшены в беспорядке развешанным оружием — пистолетами, саблями, ружьями. По бокам кресла вытянулись два дюжих охранника. В полной растерянности Ха опустилась на колени, ведь перед нею был священник.

Тот визгливо засмеялся и проговорил:

— Приветствуем жену красного! Как дела, как здоровьишко?

От страха, казалось, она вот-вот потеряет сознание. Склонив голову чуть не до самого пола, женщина запричитала:

— Помилуйте, святой отец! Чем я провинилась перед богом?.. Уж такая моя несчастная доля!..

Кхам сделал знак, и охранники скрылись в потайную дверь. Пощипывая небритый подбородок, он продолжал хихикать.

— Я вижу, дочь моя, что ты все правильно понимаешь. Встань, подойди ближе, слушай, что я тебе скажу.

Ха подползла на коленях, словно придавленная нежданной бедой, с трудом поднялась на ноги. Жесткие черты лица Кхама немного разгладились.

— Мы же любим тебя, дочь. Но, на свое горе, ты связалась с коммунистом, порождением ада. Он пошел за Вьетконгом в джунгли, жрет теперь там камни да мох, у него вырос хвост, и тело его покрылось шерстью.

Ха лихорадочно молилась, шепча: «Помоги, пресвятая Мария! Помилуй, господи!..»

Священник пристально посмотрел на несчастную.

— Да ты не бойся! Мы тебя защитим. Французские войска и наша национальная армия нанесли сокрушительное поражение Вьетконгу. Все эти освободители подохнут в ядовитых болотах джунглей, станут добычей нечистой силы. Если же, не дай бог, они вдруг объявятся здесь, то ведь… тебе не жить.

— Спаси и защити нас, господи!

Изобразив на своем лице сочувствие, Кхам продолжал:

— Успокойся, успокойся, дочь моя. Мне сказали, что бандит Тиеп, не помню, то ли убит, то ли пропал без вести. Но даже если он и жив, то для нас умер, — его ждут адские муки за великие его грехи. Я хотел найти тебя уже давно, да все не до того было. А теперь тебе выбирать — пока не поздно. Еще есть у тебя путь к спасению!

Ха всхлипывала, и Кхам нахмурился.

— Чего ты плачешь? Или до сих пор любишь своего красного? Выбрось из сердца греховное! На мне лежит обязанность оберегать паству, а значит, заботиться и о твоей душе.

— Спасибо, святой отец. Вы очень добры ко мне.

Кхам довольно кивнул головой.

— Конечно! Если не я, то кто же подарит тебе истинную любовь?! А теперь слушай: закон признает брак между людьми, но отвергает союз между человеком и дьяволом. Поэтому перед господом и миром мы расторгаем твой брак — ты больше не жена этому безбожнику.

Смысл всех этих слов с трудом доходил до сознания оторопевшей Ха. А священник говорил, и голос его становился все более мягким и вкрадчивым.

— У меня есть французский друг, майор Бержье. Он командир нашей зоны, очень хороший, набожный человек. Полгода назад умерла его супруга. Майору известно, что ты красива, и он хочет познакомиться с тобой, а потом сделать тебя своей женой, несмотря на то, что ты нищая.

Ха зарыдала.

— Отец, помилуйте, ради бога! Зачем мне второй муж?

Маленькие глазки Кхама сверкнули, и он грубо прервал Ха:

— Я тебе все сказал! Выбирай, как знаешь, но будешь упрямиться — гляди!.. Сык! — позвал Кхам.

Старый человек, молитвенно сложив на груди руки, появился из задней комнаты.

— Слушаю вас, отец!

— Выгони эту дуру и закрой дверь!

Немного подумав о чем-то, Кхам обратился к Ха довольно мягко:

— Ступай домой и как следует обо всем поразмысли. Когда понадобишься, я тебя позову…