Тайфун

Лак решила действовать решительнее.

— Слушай, старик, опусти рубаху, кончай орать и иди домой отоспись. Смотри, узнают про твои слова Хап, Мэй или Нгат, несдобровать тебе.

— Вот оно что? — заорал Сык и затряс тощей бороденкой. — Угрожаете, значит? Ах они, ублюдки! Пусть только сунутся ко мне — все расскажу. Поглядим, как ваш бандюга Мэй запоет. Тиеп вернулся, кое о чем уже догадывается, только не обо всем. Я ему помочь могу…

Лак испуганно огляделась и зашептала:

— Прошу тебя, замолчи! Иди домой, я тебе вина сейчас принесу.

— Не надо мне твоего вина! — разбушевался Сык. — А этим мерзавцам скажи, чтобы ко мне не совались!

Лак чуть ли не бегом поспешила в церковь, откуда за каждым шагом Сыка неотступно следил человек, в чьих глазах горели ненависть и страх. Старик осмелился дернуть тигра за усы; тигр таких шуток не прощает…

Когда стемнело, Лак выскользнула из церкви и направилась в город, где на рынке Сачунг ей предстоял важный разговор с торговкой Хао…

Тем временем подошло воскресенье. Как обычно, в церкви не протолкнешься. Крестьяне, только что снявшие с огородов раннюю капусту и другие овощи, принесли отцу Куангу богатые дары. Старосте Няму, к его удивлению, доверили вдруг подготовку к празднику рождества. Люди были довольны тем, как идут дела, хотели особенно торжественно и весело встретить праздник в этом году. Настроение у всех было приподнятое…

Только Сык бродил словно потерянный. Каждый день он напивался: Иен по-прежнему регулярно снабжала старика самогоном, от которого тот не в силах был отказаться. И вот в один из вечеров, проснувшись под придорожным кустом, еще не отрезвевший Сык побрел в свое логово. Глаза старика слипались, ноги с трудом держали дряхлое тело. Сык, спотыкаясь на каждом шагу, постепенно приближался к своему проулку, из которого на зады церковного двора, где он обитал, вела узенькая тропа. Вдруг впереди мелькнула чья-то тень. Старик не боялся ни чертей, ни другой нечисти, и был уверен, что ждет его человек, но такая встреча Сыка не радовала. И он испугался, почувствовал, как задрожали у него руки и ноги. Сык остановился и долго всматривался во мрак, пока не разглядел, что поджидавший его человек одет в белое. Он облегченно вздохнул — бандит не станет так одеваться — и смело двинулся вперед. Он увидел женщину и тут же узнал ее — торговка Хао с рынка в Сачунге. «Чего надо этой ведьме? — подумал Сык. — Меня она никогда не жаловала, сперва деньги потребует, а потом швырнет свою паршивую собачатину. Для нее я нищий оборванец, она и слова-то цедит сквозь зубы, будто плюнуть на меня хочет…»

Хао заговорила первой:

— Поздненько вы гуляете, уважаемый, уже несколько часов вас поджидаю.

Удивленный Сык вытаращил на нее глаза, не понимая, зачем он ей понадобился.

— Меня ждете? А чего это вдруг?

В руках у торговки был большой сверток. По запаху Сык понял, что в нем жареная собачья колбаса с бобами. И наверняка к этой колбасе, которая тает во рту, найдется бутыль самогона. И Сык сразу почувствовал, как он голоден. Хао взяла старика за руку, и это ласковое прикосновение удивило старика. Он никогда не подозревал, что прикосновение женщины так приятно! Старый дурак, бездомный бродяга, он всю жизнь думал, что нет в жизни ничего слаще водки. А теперь, когда женщина вела его за руку, словно младенца, он расхотел и есть, и пить, и непонятные желания заставили биться его сердце, как сумасшедшее, аж дыхание перехватывало. А Хао шептала ему на ухо:

— Я пришла к тебе, Сык… потому что ты очень симпатичный человек. Подлый Нионг выгнал меня из дома… Мне негде переночевать… Ты же не откажешься приютить меня хотя бы на одну ночь?

Они вошли в его лачугу. Хао налила ему стакан водки, потом другой. Сык послушно пил. В ушах старика зашумело, словно он услыхал морской прибой, который бился в берег прямо у его ног. Потом ему почудилось, что он летит и падает, падает в нескончаемую бездонную пропасть. «Господи, сколько же мне лететь?» — мелькнуло у него в голове, и это была последняя мысль, после чего наступило забвение.

На другой день на деревенских улицах никто не видел Сыка, и все удивлялись. Нашлись любопытные, которые не выдержали и заглянули в его хижину. Сык лежал навзничь на соломенной подстилке. Живот старика раздулся, кожа на лице стала мертвенно-синей. Он еще лепетал какие-то слова, которых никто так и не понял:

— Эх ты, бедняга… поверил… вот подлецы…

Через полчаса он умер. Ангел-хранитель не опустился в последний миг его жизни, и никто не шел за его гробом. Только церковный колокол громко ударил, с радостью возвестив о том, что старый пьяница Сык покинул этот мир.

15

Тиеп осматривал кооперативные поля. Вот эти сорта риса хорошо подходят, можно ждать отличного урожая. Он делал пометки в своей записной книжке, с которой никогда не расставался, и бормотал себе под нос: «На круг в среднем выйдет вполне прилично, каждому будет что есть. Это, конечно, неплохо, но урожайность у нас все равно низкая, опять будем на последнем месте в уезде». Заодно Тиеп полюбопытствовал, как идут дела у единоличников, у них на участках рис был и погуще и получше. Да, трудно доказать людям, что труд на общественном поле может быть более выгодным, более рентабельным! А жизнь крестьян все равно меняется к лучшему. Сколько мощеных дворов, отремонтированных и даже заново построенных домов, и в каждом доме — новые вещи: кровати, зеркала, шкафы, термосы… За полгода в волости продано больше семидесяти велосипедов. Однако работы впереди непочатый край. Многие теперь сыты, обуты, довольны, но есть и бедные семьи. А накормить и одеть надо всех, чтобы никто не чувствовал себя обойденным. Тиеп вернулся в волостной комитет, долго сидел над своими записями, считал, пересчитывал, прикидывал. «Эх, достать бы удобрений побольше, сразу поднялись бы урожаи — по девятьсот килограммов получали бы с одного мау. Только где их взять, эти удобрения? Кроме того, не хватает тягловой силы, техники. А главное — добросовестности у каждого работника, пусть даже в маленьком деле. Где же доставать удобрения? Если взять в долг у государства, то когда мы сможем рассчитаться? Сложный вопрос!» — Тиеп махнул рукой и развернул недавно поступившую из уезда бумагу. «Вот еще одна проблема, — подумал он. — Требуется срочно направить людей на курсы по агротехнике. Из селения Сангоай пока записалась одна Ай. Надо срочно мобилизовать еще несколько человек».

И тут в комнату влетела Ай, красная, как петушиный гребень.

— Легка на помине! — приветствовал ее Тиеп и услышал сердитый ответ:

— Может, и легка, но от тяжести, которую вы на меня взвалили, можно надломиться! Не могу — и все!

— Да в чем дело? — удивился Тиеп.

— Никто не хочет записываться на курсы.

— Почему?

— Не знаю. Я побывала во многих домах, но везде смотрят на меня так, будто я милостыню пришла у них просить.

И Ай рассказала, как отправилась выполнять поручение Тиепа, которое он считал для нее первым важным делом на пути вступления в молодежную организацию. Ай перекинула через плечо сумку и начала свой обход с Дака, председателя кооператива Сабинь. Тот встретил ее кривой улыбочкой:

— Приветствую, товарищ кадровый работник. Сразу видно, что вы беретесь за учебу, чтобы стать грамотнее нас и занять мое, например, место в правлении. Так или нет?

— Да ведь само правление приняло решение о посылке молодежи на эти курсы, — опешила Ай. — И поскольку от этой учебы польза будет всем, мне даже трудодни начисляет за время занятий.

Дак усмехнулся.

— Правильно, решение-то мы приняли, да только в других кооперативах ни одного желающего не нашлось. Получается, что в одном нашем кооперативе ты у нас будешь вроде бесплатной нагрузки.

— Да это же общее дело! — возмутилась Ай.

— Может быть! Но все считают, что учиться значит бездельничать. Одним в поле спину гнуть, другим за столом прохлаждаться, а трудодни на всех делить? Кому же такое понравится?

— Ну, если так все считают, тогда никуда я не поеду.

Дак покрутил бороденку и проговорил:

— Как знаешь. Я тебе сказал, что народ думает. Не доверяет он ученым, верит в руки мозолистые.

— Хорошо! Ехать мне учиться или нет? Говорите свое мнение. Вы председатель кооператива, у вас и власть.

— Я это решать не берусь, пусть волостной комитет разбирается.

Ай повернулась и выбежала от Дака, не попрощавшись. Со следами слез на потемневшем от пыли лице она прибежала к Тиепу. Тот слушал ее рассказ молча, все это время вертел в руках колоски риса, принесенные с полей.

— После таких разговоров не могу я ехать, товарищ Тиеп. Пусть учится кто-нибудь другой, а я останусь дома, буду в поле работать, как все.

Тиеп нахмурился. На недавнем собрании председателей кооперативов никто не возражал против необходимости послать учиться семь человек, от каждого кооператива по одному, но как до дела дошло, так все в кусты попрятались, и получилось, что срывается полезное государственное начинание.