Таймлесс. Изумрудная книга

— О, это мой прадедушка. Понятия не имею, зачем они заказывали свои портреты маслом, ведь в то время уже существовала фотография. Толстяк на деревянной лошадке — это мой пра-пра-прадедушка Хью, когда он был маленьким мальчиком, вместе со своей сестрой Петронеллой и тремя кроликами. Это эрцгерцогиня, что-то у меня как раз вылетело из головы её имя. Она не наша родственница, но здесь на ней фамильное колье семейства Монтроузов, поэтому ей разрешается здесь висеть. А сейчас мы поднимаемся на третий этаж, поэтому на всех изображениях ты можешь любоваться Шарлоттой. Каждые три месяца тётя Гленда ходит с ней к фотографу, к тому самому, который, наверное, фотографирует и семью королевы Елизаветы. Вот это моя любимая фотография: Шарлотте здесь десять лет, рядом с ней мопс, у которого, кстати, всегда страшно воняло из пасти, они с Шарлоттой очень подходят друг другу, тебе не кажется? — и так далее, и тому подобное. Это было просто ужасно. И лишь в своей комнате я заставила себя замолчать. Но лишь потому, что на стенах не оказалось ни фотографий, ни картин.

Я пригладила покрывало и одновременно с этим незаметно спрятала под подушку свою ночную рубашку с Hello Kitty. Затем я повернулась к Гидеону и выжидающе взглянула на него. Сейчас и он вполне мог бы что-нибудь сказать.

Но он ничего такого не сделал. Вместо этого он продолжал улыбаться мне, будто не веря своим глазам. Моё сердце забилось, словно раненая птица, чтобы затем на секунду замереть. Ну, прекрасно! Оно выдержало удар шпаги, но вот Гидеон оказался для него слишком серьёзным испытанием. Особенно когда взгляд его становился таким как сейчас.

— Я хотел сначала позвонить тебе, но телефон был отключен, — сказал он наконец.

— Аккумулятор сел.

Батарейка села как раз во время нашего разговора с Лесли в лимузине.

Гидеон снова замолчал, поэтому я вытащила из кармана телефон и огляделась в поисках кабеля для зарядки. Бабушка Мэдди аккуратно свернула его колечком и положила в выдвижной ящик письменного стола.

Гидеон прислонился спиной к двери.

— Сегодня выдался довольно странный день, тебе не кажется?

Я кивнула. Телефон начал заряжаться. Я не знала, как вести себя дальше, поэтому просто облокотилась о край письменного стола.

— Мне кажется, это был худший день в моей жизни, — сказал Гидеон. — Когда ты лежала там на полу…

Его голос сорвался. Гидеон отошёл от двери и приблизился ко мне.

Я вдруг поняла, что очень хочу его успокоить.

— Прости, что я… так тебя испугала. Но мне казалось, что я действительно умираю.

— Мне тоже так показалось, — он вздохнул и сделал ещё один шаг в мою сторону.

Химериус уже давно улетел к своему кларнетисту, но какая-то часть моего мозга всё ещё продолжала выдавать комментарии в его стиле: «Его зелёный пылающий взгляд зажёг пламя её сердца, бившегося под блузой цвета коровьей мочи. Склонив голову на его широкую грудь, она дала волю слезам.»

О боже, Гвендолин, ну неужели всегда надо быть такой истеричкой?!

Я ещё крепче вцепилась в край стола.

— Вообще-то, тебе следовало бы лучше знать, что со мной случилось, — сказала я. — Это ведь ты учишься в медицинском институте.

— Да, и именно поэтому мне было ясно, что ты… — он остановился рядом со мной и прикусил нижнюю губу. Этот жест почему-то очень меня растрогал. Гидеон медленно поднял руку — Клинок шпаги вошёл в тебя вот настолько, — он растопырил большой и указательный пальцы правой руки. — Маленькая царапина не могла бы так сломить тебя. А тут ты вдруг совершенно побледнела, и по всему телу у тебя выступил холодный пот. Поэтому мне стало ясно, что Алестер, должно быть, попал в большую артерию. У тебя случилось сильное кровоизлияние.

Я разглядывала его руку, которая покачивалась перед моим лицом.

— Но ты же видел эту рану своими глазами, она совершенно безобидна, — сказала я и кашлянула. Что-то мои голосовые связки переставали меня слушаться. — Это… наверное… просто последствия сильного потрясения. Ну, знаешь, я вполне могла себе вообразить, что серьёзно ранена, и поэтому я выглядела как будто…

— Нет, Гвенни, ты ничего не воображала.

— Но как же тогда получилось, что на моём теле осталась лишь эта маленькая царапина? — прошептала я.

Он принялся расхаживать по комнате из угла в угол.

— Я этого тоже сначала не понял, — возбуждённо сказал он. — Я был так… рад, что ты жива, и поэтому убедил сам себя в том, что когда-нибудь смогу найти логичное объяснение этой маленькой ране. Но затем я пошёл в душ, и там вдруг всё понял.

— Ах, вот в чём всё дело, — сказала я. Я-то ведь ещё не мылась. Мне еле удалось оторвать застывшие пальцы от края стола, и я опустилась на ковёр. Так-то лучше. По крайней мере, колени мои больше не дрожали.

Я прислонилась к спинке кровати и поглядела наверх на Гидеона.

— Скажи, тебе обязательно бегать туда-сюда, как будто ты дикий зверь? Я из-за этого, признаться, сильно нервничаю. То есть, ещё сильнее, чем всегда.

Гидеон присел на колени прямо передо мной и положил мне руку на плечо, не обращая внимания на то, что с этого момента я уже была не в состоянии слушать его внимательно, а лишь сражалась с мыслями вроде «Надеюсь, от меня не очень плохо пахнет», «О, надо не забывать дышать».

— Знакомо ли тебе чувство, когда, бьешься над головоломкой судоку и вдруг находишь то самое единственное число, с помощью которого все остальные поля решаются как бы сами собой? — спросил он.

Я, помедлив, кивнула.

Гидеон гладил меня, и мысли мои витали где-то далеко.

— Уже несколько дней я размышляю надо многими вещами, но только сегодня вечером я нашёл его… это магическое число, понимаешь? Я снова и снова перечитывал эти записи, пока не выучил их наизусть…

— Какие такие записи? — перебила его я.

Он убрал руку.

— Записи, которые Пол получил от лорда Алестера в обмен на генеалогические схемы путешественников во времени. Пол передал их мне в тот самый день, когда у тебя состоялась беседа с графом, — увидев моё вопросительное выражение лица, он криво усмехнулся. — Я бы с удовольствием рассказал тебе об этом, но ты была слишком занята, ты должна была задать мне все эти странные вопросы и в заключение, страшно обидевшись, убежать прочь. Я не мог побежать следом за тобой, потому что доктор Уайт настоял на том, что мою рану нужно срочно перевязать, помнишь?