Тайна апостола Иакова
Шрифт:
Всякий раз, подводя итог обсуждению экстравагантных выходок, которыми Эулохия поражала окружающих и по поводу которых считали нужным высказать свое неодобрение даже самые близкие и добрые друзья, комиссар обычно ограничивался одной фразой, вкладывая в нее всю убежденность, на какую только был способен: «Да, ты совершенно прав, но, поверь мне, ты даже представить себе не можешь, как часто благодаря этой женщине я от всей души хохочу».
Пожалуй, именно в этой уникальной способности Эулохии развеселить его в любой ситуации и заключался главный секрет его привязанности. Впрочем, еще и в ее удивительной доброте.
Эулохия была столь же добра, сколь и эксцентрична,
Вот какие мысли посетили комиссара, когда он вновь уселся за свой стол, который не так давно покинул в присутствии отсутствующей ныне Эулохии, и погрузился в свои ставшие уже привычными размышления. В данном случае мы могли бы назвать их мыслями об икре, в другом — рассуждениями о дюжине джинсов, разом приобретенных его эксцентричной подругой в одном из элитных магазинов, в третьем — еще о чем-то в этом роде.
И вот в тот момент, когда его ум был занят столь важными размышлениями, в кабинет, даже не дав комиссару возможности удобно расположиться за любимым столом, ворвался старший дежурный инспектор.
— Только что сообщили по телефону, что в ванной одного из расположенных поблизости домов обнаружен труп.
Нет, все-таки эта суббота 1 марта 2008 года явно была несчастливым днем.
— В каком доме? — спросил огорошенный комиссар.
То, что в некой ванне обнаружен покойник, было делом необычным, но, по крайней мере, понятным. Но появление трупа в непосредственной близости от комиссариата — это как если бы какая-нибудь собачонка посмела помочиться на брючину комиссара.
— Ну в том самом доме, где проживает эта прыткая адвокатша со своей подругой-докторшей.
— Как?!
— Так, как я вам сказал: там, где проживает эта прыткая адвокатша со своей подругой-докторшей, которая тоже всегда, пардон, перла как паровоз.
— Кто сообщил? — машинально задал вопрос комиссар.
— Голос был явно искажен. То ли тенор, то ли охрипшее меццо-сопрано. Но важно, что покойница — та самая докторша, которая делила квартиру с адвокатшей.
Так ответил комиссару старший дежурный инспектор, судя по всему неравнодушный к оперно-вокальному искусству. Затем он устремил пристальный взгляд на лицо своего шефа, наблюдая за реакцией, которую на того произвели его слова.
Увидев маску опытного игрока в покер, которую надел на свое лицо комиссар и которую ему ужасно захотелось сорвать, инспектор продолжил:
— Да, да, та самая адвокатша, что развлекает себя всякими забавными делишками вроде дела танкера Coleslaw, та самая, что совсем недавно вышла отсюда… В общем, ее подруга. Она все еще лежит в ванне, нас поджидает…
— Кто, Клара или покойница? — перебил его комиссар, любивший ясность выражений.
Однако в то же мгновение, не в силах совладать с собой, он рефлексивным движением резко вскочил на ноги, воскликнув «Как же так?!», что могло быть воспринято и как вопрос, и как выражение крайнего удивления, сомнения, недоверия или бессилия.
— В общем, труп в ванне. Покойница голая, на ее теле множественные раны. Но никакой крови. Там уже инспектор Арнойа и помощник комиссара Деса. Они только что позвонили и сказали, что дело непростое и что, если вы не хотите, можете не приходить, они сами всем займутся.
— Но ведь я сам совсем недавно видел, как она входила в дом!
— Кто?
— Да я теперь сам не знаю, покойница или ее подруга, черт возьми! Слушай, давай говори
как положено, мать твою!— Шеф, да это вы извольте говорить как положено комиссару! Черт! Не понимаю, какое отношение имеет одно к другому… — завершил свою речь дежурный инспектор.
Инспектор был молод. Он носил брюки на уровне линии зачатия, по меткому выражению помощника комиссара Десы, человека весьма аккуратного и придирчивого в вопросах одежды. Из-под спущенного пояса все время выбивались волоски, которые этот неряха даже не удосуживался сбривать. Парень резко развернулся и выскочил из кабинета.
— Этот клоун уже наверняка косячком балуется, — пробормотал себе под нос представитель полицейской власти, намереваясь выйти из кабинета вслед за юношей и вспоминая, как ему в этом возрасте нравилось «Альбариньо». [18]
Итак, Андрес Салорио, вышел вслед за молодым инспектором в коридор, набрасывая на ходу плащ и хватая первый попавшийся под руку зонт из тех, что стояли в специальной подставке у входа в комиссариат. Он направлялся к дому, в котором Клара Айан только что обнаружила, что она больше не делит квартиру с доктором Софией Эстейро, ибо та внезапно скончалась.
18
Популярный сорт галисийского сухого вина.
— Если не возражаете, шеф, зонт я потом у вас заберу. Он, если вы еще не поняли, мой. Уж очень я с ним, бедняжкой, сроднился, — прокомментировал старший дежурный инспектор, выходя вслед за комиссаром и подтягивая штаны. — Я его оставил в подставке для зонтов, потому что он был очень мокрый, понимаете? Ну вот, здесь каких-то пара шагов. Или больше?
— Ладно, иди сюда, под зонт, а то промокнешь, — сказал ему в ответ Андрес.
У них и минуты не ушло на то, чтобы подняться по склону Руэлы-де-Энтресеркас. Почти в самом конце улочки они вошли в двери дома, в котором было совершено преступление. Андрес поднялся по лестнице и оказался в жилище адвокатессы.
Только когда, запыхавшись, немолодой комиссар поднялся на самый верх, он понял, что мог бы воспользоваться лифтом, но было уже поздно, и ему пришлось немного постоять, чтобы восстановить сбившееся дыхание.
Клара сидела в кресле и отвечала на вопросы, которые профессионально и бесстрастно задавали ей двое полицейских. Диего Деса, представитель судебной полиции, осуществлял руководство начинающимся расследованием, а Андреа Арнойа, полицейский эксперт, отвечала за визуальный осмотр места преступления и сбор улик.
Увидев своего начальника, оба неохотно привстали. Они прекрасно отдавали себе отчет в свалившихся им на голову проблемах. Клара Айан была адвокатом, пользующимся невероятным для ее возраста престижем. Покойная же была известным врачом. Город, в котором начинали разворачиваться эти столь необычные для него события, был достаточно небольшим, и в нем почти все друг друга знали. Поэтому для приступающих к расследованию полицейских этот случай мог означать как большую профессиональную победу, так и категорическое поражение, от которого им не скоро удастся оправиться. Пока же они никак не могли объяснить, каким образом труп с множественными порезами мог оказаться в ванне, где не было обнаружено никаких следов борьбы и ни одной капли крови. Поэтому они смотрели не столько на адвокатессу, сколько друг на друга, беззвучно вопрошая, как такое могло случиться. Появление комиссара вызвало у обоих вздох облегчения.