Тайна болезни и смерти Пушкина
Шрифт:
1) Застрявшая в крестцовой кости пуля;
2) Входное отверстие в теле Пушкина;
3) Точка вылета пули из пистолета Дантеса.
Казалось бы, никаких проблем, как правило, стрелки так и поступают, и на известных картинах, изображающих дуэль, они целят в противника, повернувшись вполоборота влево (для правшей) или вправо (для левшей).
Естественно допустить, что Даль поинтересовался у Данзаса о том, как шли противники, прицеливаясь друг в друга. По условиям дуэли до барьера требовалось сделать всего пять шагов и прицеливание начинается уже с первого шага. Стало быть, чтобы не сбилась линия прицеливания, стрелок делает эти пять шагов уже развернувшись в соответствующую сторону вполоборота. А вот чтобы узнать, как ответил Данзас на вопрос Даля, необходимо ознакомиться с еще одним документом, вернее, с тремя, но для нас представляет особый интерес последний из нижеприведенных официальных документов. Князь П.А. Вяземский давал показания в военно-судебной комиссии по поводу того, был ли он информирован о том, что должна состояться
(…) Не знав предварительно ничего о дуэли, про которую в первый раз услышал я вместе с известием, что Пушкин смертельно ранен, и при первой встрече моем с г. д'Аршиаком просил его рассказать о том, что было. На сие г. д'Аршиак вызвался изложить в письме все случившееся, прося меня притом показать письмо г. Данзасу для взаимной проверки и засвидетельствования подробностей дуэли. Между тем письмо его доставлено мне было уже по отъезде г. д'Аршиака за границу и, следовательно, не могло быть прочтено и поверено вместе обоими свидетелями и получить в глазах моих ту достоверность, которую я желал иметь в сведениях о несчастном происшествии, лишившем меня человека, столь близкого сердцу моему. Вследствие того и отдал письмо сие г. Данзасу, который возвратил мне оное с письмом от себя: прилагаю у сего и то и другое. (…) (8 февраля 1837 г).
В прилагаемом к показаниям Вяземского письме д'Аширака, последний пишет:
«Князь!
Вы желали знать подробности грустного происшествия, которого г. Данзас и я были свидетелями. Я сообщаю их вам и прошу вас передать это письмо г. Данзасу для его прочтения и удостоверения подписью.
Было половина пятого, когда мы прибыли на назначенное место. Сильный ветер, дувший в это время, заставил нас искать убежища в небольшой еловой роще. Так как глубокий снег мог мешать противникам, то надобно было очистить место на двадцать шагов расстояния, по обоим концам которого они были поставлены. Барьер означили двумя шинелями; каждый из противников взял по пистолету. Полковник Данзас подал сигнал, подняв шляпу. Пушкин в ту же минуту был уже у барьера; барон Геккерн сделал к нему четыре или пять шагов. Оба противника начали целить: спустя несколько секунд, раздался выстрел. Пушкин был ранен. Сказав об этом, он упал на шинель, означавшую барьер, лицом к земле и остался недвижим. Секунданты подошли; он приподнялся и, сидя, сказал: «постойте!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу; он спросил другой. Я хотел воспротивиться тому, но барон Георг Геккерн остановил меня знаком. Пушкин, опираясь левой рукой на землю, начал целить; рука его не дрожала. Раздался выстрел. Барон Геккерн, стоявший неподвижно после своего выстрела, упал в свою очередь раненый.
Рана Пушкина была слишком опасна для продолжения дела – и оно окончилось. Сделав выстрел, он упал и два раза терял сознание; после нескольких минут забытья он наконец пришел в себя и уже более не лишался чувств. Положенный в тряские сани, он, на расстоянии полуверсты самой скверной дороги, сильно страдал, но не жаловался.
Барон Геккерн, поддерживаемый мною, дошел до своих саней, где дождался, пока не тронулись сани его противника, и я мог сопутствовать ему до Петербурга. В продолжение всего дела обе стороны были спокойны, хладнокровны – исполнены достоинства.
Примите, князь, уверение в моем высоком уважении.
(Заметим, что д'Аршиак считает, что Дантес не дошел до барьера 1–2 шага)
Ознакомившись с письмом д'Аширака, К.К. Данзас счел необходимым уточнить некоторые положения письма («неверности»), в связи с чем написал довольно пространное письмо на имя князя П.А. Вяземского:
«Милостивый государь, князь Петр Андреевич!
Письмо к вам от г. д'Аршиака, о несчастном происшествии, которому я был свидетелем, я читал. Г. д'Аршиак просит вас предложить мне засвидетельствовать показания его о сем предмете. Истина требует, чтобы я не пропустил без замечания некоторые неверности в его рассказе. Г. д'Аршиак, объяснив, что первый выстрел был со стороны г. Гегкерна (Дантеса) и что А. С. Пушкин упал раненный, продолжает: «les t'emoins s'approch`erent; il se releva sur son s'eant et dit: «attendez!» L'arme, qu'il tenait a la main, se trouvant couverte de neige; il en prit une autre. J'aurais pu 'etablir une reclamation, un signe du baron Georges de Heckern m'en emp^echa [239] » 1) Слова А. С. Пушкина, когда он поднялся, опершись левой рукой, были следующие: «Attendez! je me sens assez de iorce pour tirer mon coup [240] . 2) Тогда действительно я подал ему пистолет, в обмен того, которой был у него в руке и ствол которого набился снегом, при падении раненого. Но я не могу оставить без возражения замечание г. д'Аршиака, будто бы он имел право оспаривать обмен пистолета и был удержан в том знаком Геккерна (Дантеса). Обмен пистолета не мог подать повода, во время поединка, ни к какому спору. По условию каждый из противников имел право выстрелить; пистолеты были с пистонами, следовательно, осечки быть не могло; снег, набившийся в дуло пистолета Александра Сергеевича, усилил бы только удар выстрела, а не отвратил бы его. Никакого знака ни со стороны г. д'Аршиака, ни со стороны г. Геккерна (Дантеса) дано не было. Что до меня касается, то я почитаю оскорблением для памяти Пушкина предположение, будто он стрелял в противника с преимуществами, на которые не имел права.
Еще раз повторяю, что никакого сомнения против правильности обмена пистолета сказано не было. Если бы оно могло возродиться, то г. д'Аршиак обязан был объявить возражение и не останавливаться знаком, будто бы от г. Геккерна (Дантеса) поданным. К тому же сей последний не иначе мог бы узнать намерение г. д'Аршиака, как тогда, когда бы оно было выражено словами; но он их не произносил. Я отдаю полную справедливость бодрости духа, показанной во время поединка г. Геккерном (Дантесом); но решительно отвергаю, чтобы он произвольно подвергся опасности, которую мог бы от себя отстранить. Не от него зависело уклониться от удара своего
противника, после того, как он свой нанес. Ради истины рассказа прибавлю также замечание на это выражение: «Геккерн (Дантес) неподвижный до тех пор – упал». Противники шли друг на друга грудью. Когда Пушкин упал, тогда г. Геккерн (Дантес) сделал движение, чтобы подойти к нему; после же слов Пушкина, что он хотел стрелять, он возвратился на свое место, стал боком и прикрыл грудь свою правою рукою. По всем другим обстоятельствам я свидетельствую справедливость показаний г. д'Аршиака.239
Секунданты подошли, он приподнялся и, сидя, сказал: «постойте!» Пистолет, который он держал в руке, был весь в снегу; он спросил другой. Я хотел воспротивиться тому, но барон Георг Геккерн остановил меня знаком.
240
Постойте! Я чувствую в себе еще столько силы, чтобы выстрелить (фр.).
Итак, противники шли друг на друга грудью! Никакого пол-оборота влево Пушкин не делал из-за ненадобности. Ему не надо было целить в Дантеса, поскольку он не собирался в него стрелять, по той простой причине, что он ожидал упреждающего смертельного выстрела со стороны противника. Стало быть и целить в него, избрав более удобную позу, ему не требовалось даже непосредственно у барьера. Он навел свой пистолет в сторону противника для видимости, подставив свою грудь для выстрела со стороны Дантеса. Спрашивается, почему «грудью» шел Дантес? Во-первых, он еще не дошел один-два шага до барьера, чтобы изготовиться к стрельбе из более удобного положения, повернувшись пол-оборота влево. Во-вторых, как опытный стрелок, он мог поразить противника прямо в сердце из любого положения. Но ни того, ни другого он сделать не успел (или не хотел?) – раздался выстрел! Откуда? Чтобы узнать, откуда прозвучал выстрел, необходимо воображаемую линию огня из пистолета Дантеса повернуть вправо на пол-оборота от предполагаемого положения корпуса тела Пушкина – это будет угол, равный 45°.
Таким образом, траектория полета пули, поразившей поэта, смещается вправо от воображаемой траектории полета пули из пистолета Дантеса на 45°. Действительно, если бы Пушкин стал правым боком по отношению к Дантесу, то это был бы «оборот» (90°), следовательно, пол-оборота составляет 45°. Поскольку Пушкин этого пол-оборота не делал, то угол между траекторией полета пули, поразившей поэта, и линией (на рисунке – —) предполагаемой траектории полета пули, не выпущенной из пистолета Дантеса, составляет 45°. Это направление на Комендантскую дачу.
Далее, пуля, по расчетам Даля, имела траекторию полета «Несколько сверху вниз». Такое направление полета пули из пистолета Дантеса могло случиться в том случае, если бы стрелок намеренно целил Пушкину в низ живота, о чем пишут едва ли не все исследователи.
При этом, версии исследователей отличаются друг от друга с точностью «до наоборот», в зависимости от симпатий или антипатий к Дантесу.
Первые утверждают, что Дантес целил в ноги, не желая причинить серьезного вреда Пушкину, но прицел, якобы, был несколько смещен, и он, сам того не желая, нанес Пушкину смертельный удар в низ живота.
Другие, напротив, считают, что Дантес целил в сердце Пушкину (как того хотел сам Пушкин), но тот же самый дефект прицела увел траекторию вниз. Зная расстояние между противниками (11–12 шагов, или около 8–9 метров) и между входным отверстием пули и сердцем поэта, можно вычислить угол «смещения» траектории» полета пули Дантеса («сверху вниз»).
Итак, линия ПД (расстояния между противниками в момент воображаемого выстрела Дантеса) ~ 10 м;
Отрезок АВ (расстояние между сердцем Пушкина и входным отверстием пули) ~ 0,25 м. После простых арифметических выкладок находим, что угол а = 1,5°. Именно под таким углом вошла в тело Пушкина пуля «снайпера». При расстоянии от комендантской дачи до места дуэли порядка 200 м под углом в 1,5 ° может стрелять снайпер, находясь на высоте ~4–5 м. То есть где-то на 2-м этаже или даже чердаке Комендантской дачи (КД), или на крыше одной из пристроек.
Теперь, когда нам ясна расстановка всех действующих фигурантов дуэли, возвратимся на Черную речку и рассмотрим их действия уже с новой точки зрения. С этой целью воспользуемся версией, выдвинутой Александром Николаевичем Зинуховым в его книге «Медовый месяц императора» (М., 2002 г.). Насколько нам известно, А.Н. Зинухов первым выдвинул версию о существовании «снайпера», то есть действительного убийцы Пушкина. Нам придется привести довольно объемные цитаты из его сочинения, но, как говорится – «игра стоит свеч», поскольку мы попытаемся доказать, что версия А.Н. Зинухова при определенных условиях, которые были упущены автором, она (версия) может превратиться в очевидный факт. Итак, обратимся к версии А.Н. Зинухова, который пишет:
«Подыскивается подходящее место на Черной речке неподалеку от Комендантской дачи. Вроде бы не совсем удобно, ибо на даче зимой жил сторож, а рядом – дом арендатора Дм. Мякишева, могли быть нежелательные свидетели, но зато есть хозяйственные постройки, что могут послужить замечательным местом для расположения «некоего третьего лица», которого условно мы назовем «Стрелок».
Надо сказать, что выстрелы действительно были услышаны. Вот что писал В.Я. Рейнгард в статье «Где настоящее место дуэли Пушкина?»: «…прибежал к старику Мякишеву впопыхах дворник Комендантской дачи Матвей Фомин и сказал, что за комендантским гумном какие-то господа стрелялись».