Тайна Царскосельского дворца

– Нет! Если еще раз замечу что-нибудь подобное, то не помилую! – гордо бросил ей в ответ Бирон и, вернувшись в комнату императрицы, серьезно, почти строго заметил ей: – Научитесь же выдерживать людей в должном порядке… Ведь это ужас что такое! Я вышел в соседнюю комнату, чтобы передать ваш приказ, и поймал вашу камер-юнгферу, подслушивающую у двери наш разговор…

Желтое, налитое лицо императрицы покрылось внезапным румянцем.

– Юшкову? – переспросила она. – Ты сам застал ее?

– Стало быть, сам, если говорю!

– Позови ее сюда сейчас, негодяйку! – крикнула императрица, силясь подняться с кресла и в изнеможении вновь опускаясь в него. Позови ее ко мне сейчас! Чтобы сегодня же ее духу не было у меня во дворце!

– Успокойтесь! Во-первых, ее нет, потому что я услал ее за вашей племянницей, во-вторых же, я достаточно твердо сказал ей все, что надо, а моих слов в вашем дворце слушаются и боятся!.. Все знают, что я шутить не люблю! Я поставил вам это на вид, чтобы доказать вам, кем вы окружены. А затем на Юшкову можно положиться, как на каменную гору. Она знает, что я на ветер своих слов не бросаю!

– Но что же она не идет?

– Кто? Юшкова или принцесса Анна?

– Ах, боже мой! И та и другая.

– Принцесса по обыкновению поломается, прежде чем исполнить вашу волю и ваш приказ, а Юшкова и там подслушивает, как подслушивала здесь, с тою только разницей, что на это подслушивание я сам уполномочил ее. Но вот и ваша принцесса-недотрога идет. Прикажете оставить вас? – насмешливо поклонился герцог.

– Ах, нет… зачем же? Какие от тебя могут быть тайны? Но где же Анна?

– Шествует не торопясь, как всегда… У нее на все свои церемонии; без этикета она ни на шаг!

Не успел Бирон окончить эти слова, как в дверях показалась принцесса Анна Леопольдовна, действительно, как бы в подтверждение слов Бирона, выступавшая своей спокойной, неторопливой походкой. Она подошла к тетке, нагнулась, чтобы поцеловать ее руку, а затем отошла в сторону, как будто даже не заметив присутствия герцога.

Последнего от этого невнимания бросило в краску.

– Вы звали меня, тетушка? – почтительно склоняя голову, спросила она императрицу.

– Да, я хотела поговорить с тобой о твоем костюме к готовящемуся балу.

– Мой костюм уже заказан. Я буду во главе розовой кадрили… У нас будут розовые костюмы с серебряными бантами.

– А твоим кавалером будет принц Ульрих?

– Да, он! – нехотя ответила принцесса.

– Всех кадрилей будет четыре?

– Да, четыре!.. Но остальных костюмов я не знаю, знаю только, что цесаревна Елизавета будет в голубом.

– И кавалером ее высочества будет мой сын, герцог Петр! – не без гордости заметил Бирон.

Принцесса не возразила ни слова. Она как будто даже не слыхала его слов.

– Цесаревна умеет быть очень мила и предупредительна! – как бы в чем-то оправдываясь, заметила императрица.

– Да, в ней нет напыщенной гордости, которая отличает многих при русском дворе! – подчеркнул Бирон.

– И которая особенно смешна и непростительна в тех случаях, когда ее проявляют люди, ни по рождению, ни по своему образованию не принадлежащие к родовитому русскому дворянству! – громко и отчетливо произнесла принцесса, бросая исподлобья взгляд в сторону взбешенного герцога.

Императрица слегка поморщилась. Помимо того, что она никогда не давала в обиду своего любимца, которого, впрочем, и обижать никогда никто не решался, за исключением неугомонной принцессы Анны, императрица не терпела никаких пререканий в своем присутствии и, чтобы положить предел всем резким выходкам племянницы, спросила ее:

– Что ты делала, когда тебя позвали ко мне?

– Ничего особенного! Разговаривала.

– С кем именно?

– С фрау Адеркас.

Бирон бросил торжествующий взор на императрицу.

Принцесса Анна перехватила этот взор на лету, и он окончательно вывел ее из себя.

Бирон видел досаду молодой девушки, и это еще больше подзадоривало его.

– Разговор, вероятно, шел о предстоящем бале? – спросил он с насмешливой улыбкой.

Принцессу такая наглая смелость окончательно вывела из себя.

– Нет, о вас! – ответила она, смело взглянув ему прямо в лицо.

Бирон почти вздрогнул от удивления.

– Что с тобой, Анна? – спросила императрица, в свою очередь глубоко пораженная выходкой принцессы, но остановить ее было уже трудно.

Анна Леопольдовна, всегда сдержанная и молчаливая, редко выходила из себя, но когда с ней это случалось, она уже не могла совладать с собой.

– Ничего, тетушка, – ответила она, прямо взглянув в глаза императрице. – Я не знаю, почему мой ответ мог так удивить вас. Все кругом нас, да, я думаю, и чуть ли не вдоль по всему необъятному вашему царству, наверное, ежедневно и ежечасно ведут разговоры о герцоге Бироне.

– И… по вашему мнению, наверное, все бранят его, как и вы? – вмешался в разговор Бирон.

– О других я ничего сказать не берусь, но лично я на этот раз не бранила вас. Я просто откровенно разговаривала с человеком, от которого не привыкла скрывать свои впечатления.

– Ты еще слишком молода, чтобы позволять себе составлять определенное мнение о людях старше и умнее тебя, – строго заметила ей императрица. – Я требую – слышишь ли ты? – тре-бу-ю, чтобы имена близких мне людей произносились тобой с любовью и уважением. Ты слышала, что я сказала, и… поняла меня?..

– И слышала, и поняла, тетушка!.. и постараюсь, исполняя ваш приказ, как можно реже произносить те имена, которые я не считаю возможным окружить ни любовью, ни уважением!

– Оставьте принцессу, ваше величество! – смело вставил Бирон свое властное слово в этот чисто семейный разговор. – Вы видите, что она сегодня расстроена.

– Не более обыкновенного! – ответила молодая девушка, видимо порешившая на этот раз не уступать смелому временщику. – Я не вижу никакой причины к особому расстройству.

– Бывают тайные предчувствия! – зло усмехнулся Бирон. – Это чувство невольное… с ним трудно совладать.

– Я мало и редко жду чего-нибудь хорошего, и потому меня никакое тяжелое предчувствие не испугает.