Тайна чёрного кинжала

К подаче шашлыка, после принятой на грудь поллитры, я решился на несколько вопросов.

— Вартан, я слышал, что в Ташкенте есть много легенд о джиннах, а каких-либо других монстров в этих сказках не упоминают?

Мой новый друг завис, обдумывая мой вопрос.

— Слушай, сразу не скажу. Дедушка мой Арам, царство ему небесное, когда я маленький был, рассказывал наши армянские сказки, а другие я не помню.

Отец Вартана, сидевший напротив, внимательно посмотрел на меня:

— Юра, джан, с чем связан твой интерес?

— Просто интересно, есть ли хоть доля правды в таких рассказах.

— Что тебе сказать, когда я был маленький, больше пятидесяти лет назад, родители перестали выпускать гулять детей в вечернее время и ночью. Говорили, что один взрослый и несколько детей пропало. Их искали. Но нашли только странные следы, которые вели в подвал древнего разрушенного здания. В подвале обнаружили туннель и какую-то одежду пропавших. Несколько смельчаков пошли по следам дальше и не вернулись. И тогда наши аксакалы замуровали и запечатали все входы в это подземелье символами, защищающими от сил зла, но ещё долгие годы ходили разговоры о древних чудовищах, которые приходят по ночам, чтобы напасть на одиноких путников или детей. А сегодня на рынке, когда я покупал продукты, там снова начали шептаться, что кто-то видел этих монстров.

«Это точно вчерашние узбеки», — подумал я, — «значит, им удалось выбраться из туннелей…»

Дни быстро летели. Мы с Петром и Вартаном, спасаясь от городской духоты, пару раз съездили на Чарвакское водохранилище, которое появилось в результате строительства каменно-насыпной плотины.

После разрушительного землетрясения 1966 года Ташкент и окрестные посёлки начали отстраивать заново и, чтобы решить проблему нехватки электроэнергии, построили Чарвакскую ГРЭС. Искусственное озеро затопило близлежащие земли и скрыло под слоем ила и воды многие исторические памятники. Зато голубая гладь воды, в которой отражаются изумительной красоты горы и возможность отдохнуть от суеты городской жизни на живописном берегу с лихвой компенсируют потерянное. В озеро впадают три реки: Угам, Чаткал и Пскем, которые весной наполняют его водой доверху. Летом это великолепные бурлящие потоки, а зимой воды в них мало, но можно любоваться ущельями, по которым они протекают…

13 августа я проснулся рано утром, и приведя себя в порядок, приехал в штаб 40-й Армии и поднявшись на второй этаж, подошёл к двери с номером двадцать семь. Постучал в дверь и, спросив: «Разрешите?», зашёл в кабинет. Комната была небольшой. Прямо у входа стоял первый стол, за которым, склонившись над бумагами, сидел молодой капитан, на его стуле висел китель с погонами с четырьмя звёздочками на каждом, а на петлицах блестели общевойсковые эмблемы, такие же были у военнослужащих мотострелковых войск. За его спиной у окна стоял второй стол, за которым никого не было.

— Товарищ капитан, здравия желаю! — поздоровался я с офицером. — Разрешите представиться?

— И тебе не кашлять, — с недоумением посмотрел капитан на стоящего перед ним в гражданской одежде молодого человека, — представляйся.

— Младший лейтенант Соколов, переводчик языка пушту, представляюсь в соответствии с предписанием для распределения к дальнейшей службе.

— Почему не по форме одеты? — решил построить меня штабной офицер.

Легенду об этом я придумал, ещё когда меня посетила мысль не тащиться в офицерской форме по солнечному Ташкенту, потея от здешней жары и многочисленных патрулей комендатуры.

— В аэропорту чемодан мой потеряли, ищут. — И я честными глазами посмотрел на военного чиновника.

— Да? Что-то часто у переводчиков чемоданы с формой теряются, ты на моей памяти уже пятый такой, — с ехидной улыбкой проговорил капитан.

Я молчал, спокойно размышляя о том, что «ни хрена ты мне кэптан не сделаешь и дальше Афгана не пошлёшь».

— Ладно, давай сюда предписание, удостоверение личности офицера, отпускной билет. Отметки на отпускном о постановке и снятии с учёта по месту проведения отпуска все есть?

— Так точно. — Я даже в Сочи не поленился заскочить в комендатуру и поставить печати.

— На тебя уже есть запрос из спецназа ГРУ, официально 7-й ОМСБ (отдельный мотострелковый батальон), а по сути 186-й Отдельный отряд специального назначения, — и с ухмылкой спросил: — Как, товарищ младший лейтенант, коленки не затряслись?

— Никак нет, товарищ капитан. — Знал бы ты, родной, что когда-то мне уже приходилось топтать афганские хребты, дрожать, но не от страха, а от холода, опускающегося на землю с заходом солнца, сжимая заледеневшими пальцами цевьё автомата. В отдельных провинциях Афганистана днём температура доходит до +45+50 градусов Цельсии, а ночью падает до минусовых температур, и вода во фляге превращается в лёд…

— Вылет через два дня из военного аэропорта «Тузель». С собой лишние вещи не брать. Разрешается две бутылки водки, пару блоков сигарет. Остальное, в том числе автомат, получишь в части.

На следующий день я поехал в аэропорт Ташкента встречать своих товарищей по языковой группе. У меня были их домашние телефоны и позвонив по межгороду, удалось по говорить со всеми. К моему удивлению прилетали они все в один день, при чём заранее не договариваясь.

Из аэропорта мы дружно поехали в штаб армии, где каждый из них получил своё распределение.

Кроме меня в войска специального назначения попал командир нашей языковой группы Султанов, Костя Колпащиков и Женя Горохов, среднего роста, светловолосый, с серозелёными глазами на всегда приветливом лице парень. Вся группа у нас была дружная, ещё во время учёбы мы старались все праздники и дни рождения отмечать вместе, чему завидовали остальные наши однокурсники. Ещё четверо наших друзей были тоже распределены в ГРУ, но только в ОСНАЗ, радио и радиотехническую разведку, и им предстояло прослушивать радиоэфир и ловить переговоры наших врагов. И только Володьку Лебедя назначили служить в военную прокуратуру.

На правах старожила я показал друзьям Ташкент, и через день мы все уже сидели на пересылке в военном аэропорту «Тузель», который ещё назывался «Ташкент Восточный» и был построен в 1983 году.

Почти все офицеры, прапорщики и вольнонаёмные, прибывающие в Афганистан, проходили через этот пересыльный пункт, который состоял из двух двухэтажных бараков с трёхъярусными солдатскими кроватями. Койки были заправлены солдатскими одеялами и те, вылет которых по какой-либо причине задерживался, коротали время здесь.

Наш вылет тоже задерживался, поэтому, сбросившись оставшимися финансами, отправили гонцов за водкой и закуской. У меня денег не осталось, перед отъездом я зашёл к Ирине Васильевне и поблагодарил их с Петром за тёплый приём, отдав пятьдесят остававшихся у меня рублей. Конечно, деньги хозяева брать категорически отказывались, но я сказал, что они мне в ближайшее время не понадобятся, и настоял на своём.

Из закуски наши гонцы купили два арбуза, нагревшихся на солнце, и много бутылок водки, которая тоже была тёплой.