Тайна черного ящика

За столом начальника заставы сидел генерал Чугунков и в упор смотрел на меня.

Евграфов был тоже здесь, он сидел у окна и сосредоточенно разглядывал обломанные волной сосны на склоне берегового холма.

– Оставьте нас! – ровным безжизненным голосом сказал Чугунков, обращаясь к Евграфову.

Тот посмотрел на меня извиняющимся взглядом и прошел к выходу, заметно прихрамывая.

– Встань сюда, Николаева! – сказал мне Чугунков, указывая на пол прямо напротив себя. – Я буду с тобой говорить.

«Что это за странная манера разговора у него появилась? – подумала я. – Кажется, это не обещает мне ничего хорошего».

– Вы розги уже замочили, Константин Иванович? – спросила я.

– А ты не ерничай, деточка, – сказал он мрачно. – Думаешь, тебе опять все с рук сойдет? И еще… Мне не нравится слово «замочили», какие-то оно неприятные ассоциации вызывает…

– Я что, не выполнила какой-нибудь ваш приказ, Константин Иванович? – спросила я. – Чем вы так раздражены?

– Твоей наглостью, Николаева, – ответил Чугунков. – Ты, кажется, поверила окончательно в свою безнаказанность? Не ошибись, Оленька, когда врагов себе выбираешь. Тебе не известно такое правило из неписаного кодекса контрразведчиков?

Он неожиданно резко ударил по столу раскрытой ладонью и закричал:

– Кто дал тебе право собирать обо мне информацию? Ты не выполняешь своих прямых обязанностей, а занимаешься черт знает чем! Или ты думаешь, мне трудно будет выпереть тебя к едреной матери из МЧС с волчьим билетом? Тебя тогда даже в школу не возьмут. Пойдешь в лоточницы – сигаретами торговать! Мне нужны доказательства, что японцы врут, утверждая, что цунами явилось результатом наших ядерных взрывов. Ты хоть пальцем шевельнула, чтобы добыть, наконец, такую информацию?

– Я работаю над этим! – ответила я.

Меня вдруг возмутило – что это он поставил меня перед собой и орет, как на провинившуюся школьницу! Да еще намеки какие-то! Какого черта ему надо?

Я отошла к окну и села на подоконник, сложив ногу на ногу и слегка покачивая ими. Чугунков молча смотрел на меня, и я думала, он сейчас разорется еще сильнее. Но генерал поднялся сам, подошел поближе к окну и встал передо мной, скрестив руки на груди.

– Поговорим спокойно, Николаева, – сказал он. – Мне очень не нравится все то, что ты делаешь последнее время. Начиная с этого идиотского звонка Менделееву! Какого черта? Ты что, заигрываешь с ним? Тогда тебе не в контрразведке место, а на Невском, в Питере, на панели. Если тебя умыть и приодеть, клиент пойдет, можешь не сомневаться… Но у меня тут не панель, смею тебя заверить. Что ты себе позволяешь? Не терпится рапорт написать? Я тебе устрою такое удовольствие!

– Константин Иванович, вы хорошо себя чувствуете? – спросила я, понимая, что нормально, серьезно с ним сейчас поговорить не удастся, возможна только такая вот агрессивно-диссонансная манера диалога. – Вы не падали, пока сюда шли? Или, может быть, сильно головой о крышу вездехода ударились?

– С головой у меня пока что все в порядке, – сказал он раздраженно. – На это ты даже не надейся! На пенсию я не собираюсь, и даже Министр не сумеет меня в отставку отправить. Так что напрасно ты думаешь, что мое место скоро освободится!

– Ну вот! – сказала я с досадой. – Опять! А говорите – с головой в порядке!

– Не твое это дело – голову мою обсуждать! – мрачно заявил Чугунков. – Ты о своей лучше побеспокойся. Целее будет.

«Интересно, это угроза или так, ради красного словца? – подумала я. – Один раз меня сегодня уже пытались убить. Теперь – угрожают! Веселенькое дельце!»

– Оставим эти глупости! – сказала я Чугункову примирительно. – Разберемся со временем, кто из нас куда метит. А сейчас предлагаю не углублять тему – завязнем по уши… Давайте лучше поговорим о наших старых знакомых. Я сегодня видела одного. Знаете, о ком я? Я сегодня Краевского видела. Того самого, нашего старого знакомого. Полковника Краевского!

– А чертиков зеленых ты еще не видела, а, Николаева? – издевательским тоном спросил Чугунков. – По моим данным, Краевский находится в Москве, в спецгоспитале МВД, его сильно потрепало в Каспийском море о камни, когда он выбирался из идущего на дно самолета. Пятый корпус, хирургический, третий этаж, отделение интенсивной терапии, палата шестнадцать, лечащий врач – полковник медицинской службы Василий Федорович Тимофеев. Поэтому – забудь о том, что ты видела какого-то мифического Краевского. Его здесь нет и быть не может. Он лежит в растяжках, под присмотром санитаров. Моих санитаров.

«Ах, мне, значит, показалось? – разозлилась я. – Это у меня, наверное, галлюцинация была, а заодно и у Сергея с Фимкой. В них другая узкоглазая галлюцинация всадила по пуле в каждого и в воздухе растаяла, а пули – остались почему-то!»

– А Ефим Шаблин, мой друг, которого вы натравили на меня, запугали почти до морального уничтожения – это тоже мне показалось? – напала я на Чугункова в свою очередь. – Не знала, что у вас такие методы работы, Константин Иванович! Вы знаете, во что вы его превратили? В больного человека, в невротика!

Чугунков неожиданно успокоился и спросил, с интересом на меня глядя:

– Что, и до Шаблина уже добралась? Прямо на пятки наступает! И что же тебе не понравилось в моих методах работы? Шаблин совершил что-нибудь такое, о чем теперь жалеет? Не знаю когда, но на него обязательно выйдет ФСБ. Так вот, я не хочу иметь у себя в кармане мину с дистанционным управлением, пульт от которой – у противника. Я просто заранее вынул из этой мины взрыватель и надежно его спрятал. Теперь мина тысячу раз подумает, стоит ли ей взрываться, и все равно – откажется в итоге. Я ведь тоже в некотором роде психолог, Николаева. Пусть я иногда могу показаться излишне жестким, даже, может быть, порой и жестоким. Но это мелочи – поверь мне – по сравнению с тем, ради чего я это делаю…

– Я никогда не была поклонницей Никколо Макиавелли! – сказала я. – И не считаю, что цель всегда оправдывает средства. Вы Шаблина сломали, Константин Иванович. И я вам этого никогда не прощу. Я не стремлюсь занять ваше место. Если вы знаете меня достаточно хорошо, вы поймете, что я говорю правду. Меньше всего меня интересует место, которое я занимаю в жизни! Вернее, не так – не само место, а высоко ли оно находится над жизнью обычных людей. Я не стремлюсь на самый верх. И спасительницей России стать не мечтаю. Я только хочу всегда оставаться человеком, который может себя уважать, которому перед самим собой краснеть не придется ни в какой ситуации.

Я решила высказать ему все, что я думаю о нем. И не видела в этом особого риска. Ведь он и раньше знал, что я веду поиск ниточек, по которым можно выйти на агента ФСБ, знал, однако позволял мне спокойно работать. Ничего нового, по сути, я ему не скажу.

– Да, Константин Иванович, вы правы! – сказала я. – Я собираю на вас информацию. И вы прекрасно знаете, почему я это делаю. Потому что вы нервничаете, отдаете противоречивые приказы, часто меняете свое решение. Все это может быть результатом расшатанных нервов, а может объясняться и другим. Например, тем, что вы специально вносите неразбериху в работу спасателей, намеренно искажаете информацию и вообще – работаете на ФСБ. Разве я могу отмахиваться от такой возможности? Если бы я закрыла на это глаза, вы сами сочли бы меня непрофессиональной дурочкой, случайно затесавшейся в ряды контрразведчиков. Так что уж дайте мне спокойно завершить то, что я начала… А что касается японцев – я ищу доказательства. И будьте уверены – я обязательно найду их, даже если вы станете мешать мне в два раза активнее, чем делали это прежде.