Тайна черной жемчужины

Карл Иванович решительно встал и направился к выходу. Там его уже поджидали Порфирий Филимонович и Аркаша Рыбин. Следователь с удовлетворением оглядел Аркашу – брюки навыпуск, шевровые ботинки, аккуратное, но заурядное демисезонное пальто, – очень хорош помощник, невзрачный, внимания к себе не привлекает, может слиться с толпой, а в бане вообще будет незаметен. Карл Иванович поблагодарил ресторанщика за такую подмогу, но и от упрека не удержался:

– Досточтимый Порфирий Филимонович, что ж вы не сказали мне, что в кабинетике у вас гулял господин Апышко?

– Апышко? – побледнел ресторанщик. – Тот самый? Брюнет?

– Нет, друг мой, блондин. Можно сказать, митрополит хлеботоргового дела. А ты ушами хлопаешь. Надо знать героев нашего времени в лицо.

– Виноват, господин следователь, – досадливо передернул плечами ресторанщик, – не углядел. Ни за что бы не подумал, что такая птица залетела в мое заведение. Такие шишки предпочитают «Данон» или «Эрнест», а если уж попроще, то «Медведь» или «Аквариум».

– Прошляпил свою птицу удачи, – злорадно добавил Вирхов, – услужил бы по высшему разряду, глядишь, и привел бы к тебе клиентуру побогаче... Эх, ты...

– Да он совсем и не похож на миллионщика, – пролепетал в свое оправдание расстроившийся Порфирий Филимонович, – видом-то – человек средней руки.

– Ладно-ладно, – потрепал его по плечу Вирхов, – придется мне при случае замолвить за тебя словечко.

Следователь сделал знак Аркаше Рыбину, и оба подошли к извозчику: через минуту коляска везла их к Воронинским баням.

По дороге Карл Иванович старался свести воедино факты, которыми он располагал.

Три убийства: Ляшко, Тугарин, Конфетова.

Два покушения на убийство: Зонберг, Кайдалов.

Мотивы: Ляшко, Тугарин, Зонберг – ограбление. С Конфетовой и Кайдаловым непонятно. Впрочем, и тут не исключен тот же мотив: у обоих могли оказаться драгоценности из Успенского собора, оба связаны с Тугариным. А то, что Тугарин и Рафик – одно и то же лицо, действительно не исключено. Только наивные и чистосердечные Муромцевы оказались не в состоянии увязать черную жемчужину, подаренную старшей дочери одним из гостей уважаемого Стасова, с украденными жемчугами иконы. А ведь читают газеты, могли бы и догадаться... В конце концов, если под Рафика загримировался Пиляев, то почему нельзя допустить, что гримом пользовался и Тугарин, московский гость родом из Костромы, земляк Рафика. Но тогда смерть Сони необъяснима...

С Тугариным были знакомы и другие гости Стасова, так или иначе попавшие под подозрение.

Убитая Ляшко ждала в ресторане Апышко. Но у Апышко безупречное алиби: в день убийства он был на собрании акционеров, с мадемуазель, как удалось установить, никогда не встречался. Кроме того, зачем такому состоятельному человеку немудреные драгоценности кокотки? Он мог бы сам кого угодно засыпать блестящими камешками с головы до пят.

Вдовушка Корякина принимала у себя господина Шлегера, но опознать его на очной ставке отказалась. Надо было сразу заставить лощеного господина раздеться, проверить утверждение Корякиной о татуировке. Да и поинтересоваться у сведущих людей финансовыми делами возглавляемого им Фонда не мешало. Вирхов крякнул, недовольный собою.

Действительно ли не Шлегер приходил в Медвежий переулок? Почему и где он скрывался после дачи показаний? Зачем он инсценировал поездку в тверской филиал своего Фонда? Дворник, знаток галош, мог ошибиться, а пылкая вдовушка и лукавая горничная солгать. Не является ли накладной щегольская бородка Шлегера? А если отклеить бородку да нацепить родинку, как у Пиляева, опознает ли его Татьяна Зонберг? Тогда, возможно, неуловимый Рафик все-таки Шлегер? Была ли у него причина убивать Тугарина? Да, мотив убийства Тугарина прояснился после беседы с госпожой Коровкиной – черная жемчужина. Может быть, Глеб Тугарин ограбил своего сообщника – Рафика-Шлегера и тот ему отомстил? Соню, горничную, как пособницу предателя общего воровского дела, сразу устранить не сумел – сначала мешала Аделаида, потом та устроилась к Крайневу, скрывалась в Вяземской трущобе. И все-таки настиг ее в доме Золлоева.

Но зачем Соня пришла к Золлоеву? Может быть, ротмистр тоже в доле? Два ножа с растительным кубачинским орнаментом, фигурирующие в деле, вряд ли случайность.

Как бы то ни было, наступает ответственный момент. Расследование выходит на финишную прямую. Сейчас, в бане, должен состояться ответственный разговор. Баня – самое лучшее место для допроса. Когда человек обнажен или беспомощно прикрывается простынкой, то он уже деморализован. Вот тут-то легче всего поймать в ловушку негодяя. А негодяем может оказаться и Шлегер, и Золлоев. Да и Иллионско-го не мешает проверить, он-то главный специалист в искусстве гримировки. Кроме того, единственный из всех гостей Стасова сумел остаться в стороне.

Надо, надо прояснить насчет татуировочки: вряд ли знойная вдовушка слукавила, самой ей кинжал со змеею не выдумать. А если уж картинку на бедре одного из подозреваемых обнаружить, то и разговаривать будет легче. Сама судьба преподнесла ему, Вирхову, подарок: неожиданное желание тепленькой компании отправиться в баню. Подарком следует воспользоваться. Времени до полуночи еще достаточно, а баня для выгодных загулявших клиентов может и продлить часы своей работы. Карл Иванович рассмеялся – он уже придумал, как осуществить свой хитроумный замысел, не случайно захватил с собой Аркашу.

Пролетка остановилась у двухэтажного, украшенного барельефами здания. Вирхов соскочил с пролетки на тротуар и, устремившись в вестибюль с громадным венецианским окном, едва не столкнулся с чучелом медведя у входа. Следователь промчался по вестибюлю и направился прямиком в шестирублевые номера. Серьезный Аркаша Рыбин, не отвлекаясь видом мраморных статуй, бронзы, зеркал, следовал за ним, как тень.

Карл Иванович уверенно отодвинул кинувшегося к нему было банщика и резко открыл дверь. В уютном кабинетике расположились двое: старший банщик, круглолицый толстяк средних лет, и кудрявый молодой человек, примостившийся у него на коленях.

– Отставить! – громовым голосом рявкнул Вирхов, покосившись через плечо на запыхавшегося Аркашу.

Кудрявый блондин, держащий в руке кружку с пивом, вполоборота глянул на Вирхова, жеманно повел плечом и, поджав яркие губы, неохотно встал рядом с хозяином. Тот отер ладонью пунцовую лысину и поднялся, буркнув сквозь зубы дружку: «Кыш, кыш, тебе говорю». Кудрявый красавец хмыкнул и, вихляя бедрами, обмотанными полотенцем, не спеша вышел из кабинета.

– Вот что, дружище, – начал Вирхов, – вижу, ты здесь пробавляешься малолетками.

– Никак нет, господин следователь, – заторопился развратный служитель, – мы закона не преступаем, ну а баловство – оно и есть баловство. Все лучше, чем крыс в баню водить.

– Крыс? – переспросил Вирхов, у которого крысы теперь ассоциировались только с пиляевским Фунтиком.

– Да пытался сегодня проникнуть в наше заведение один такой чудак с крысой. Не пустили. Куда только полиция смотрит?

– Черт с тобой и с крысой, – махнул рукой Вирхов, озадаченный тем, что возле бань крутился сегодня, по всей видимости, и Пиляев. – Не до тебя мне сейчас. Но смотри у меня – поймаю, не спущу.