Тайна деторождения: практика и теория

Ник, сдернув шапку, внимательно осмотрел всю нашу компанию:

— Мы что-то пропустили? Что-то важное?.. Агата?

— Уф-ф… Нет.

— Ну, раз вы пришли, тогда сейчас будет спектакль, — срочно хлопнула в ладошки тетя Гортензия. — Людвиг, где твой костюм?

Папа, переступивший порог, не то радостно «заржал», не то простонал. И Солнцепутье в семейном кругу понеслось дальше…

Спектакль получился интересный. С историческим уклоном, правда, неизвестно в какой век и страну. Зато все три актера старались на славу. И папа, изображавший рыцарского говорящего коня, и сам рыцарь в исполнении Нинон, и прекрасная дама в виде моей тетки. Особенно запомнилась финальная сцена, в которой рыцарь усаживал свою избранницу на скакуна и все трое галопом устремлялись вдаль… Бедный папа. Мы ему аплодировали стоя. Он, не разгибая спины, кланялся. Еще одна «жертва» семейного праздника. Потом были карточные фокусы от Нинон, сменившей кольчугу на, почему-то, тюрбан. Но здесь вышла заминка, так как ее главная «клиентка», Варвара, угадывала все карты, припрятанные в куче остальных для кульминации. В конце концов, Нинон плюнула и огласила свой секрет. Хотя мы и так уже догадались, но, зачем фокусника расстраивать? После настала очередь подарков. И больше всех свезло опять же, Варваре, с достоинством принявшей ушастую куклу из теткиной лавки, глиняный домик с магической подсветкой от моих родителей и набор цветочных горшков от нас с Ником (просто, он подарок покупал). После чего даритель и одариваемая пожали друг другу руки. Мне же достались дамский зонт и кошель, расшитый бисером. А от Ника — теплые кожаные перчатки «Мечта мага». Я зарделась и сунула ему аналогичные, только мужские. Мама — молча покачала головой. И, наконец, после торжественного стихотворения тетки Гортензии, довольные уселись за стол. По традиции надо было попробовать все двенадцать праздничных блюд. Я «сошла с дистанции» на шестом. Ник продержался дольше — до девятого. Варвара дошла до финиша вместе с оклемавшимся папой. За это их наградили десертом. Потому что чай с пирогами отложили на потом:

— С Солнцепутьем всех! — скосившись на часы, провозгласила тетя Гортензия. — А теперь чокнемся и в столицу! Смотреть фейерверки!

— Ура! С праздником!

— Здоровья! Удачи! Радостей полный дом!

— Чтоб не сквозило и не капало!

— Поздравляю, любимая. Есть такая примета: с кем Солнцепутье встретишь, с тем весь год и проживешь.

— Ага… Я люблю тебя.

— Агата, ты чего?

— Ничего. Давай в Куполграде при первой же возможности?

— Давай, — склонившись, шеркнул Ник своим носом по моему. — Но, ты же фейерверки хотела посмотреть? Впервые за семь лет.

— А, подумаешь, — и подтянулась к его уху. — Тебя я больше хочу. Очень сильно.

— Кху — кх-ху.

— Ник, ты подавился? По спине постучать?

— Нет… Спасибо, господин Людвиг…

О-ох… Первое утро «сочной недели» [6] . Я его встретила на теткиной гусиной перине, правда, спущенной на этаж. Просто лежала и блаженно пялилась в потолок. Снизу слышались голоса: мамин (значит, и родители тоже остались), тетушкин и Варварин, бодро звенящий. А еще пахло кофе и горячими булочками. Пироги-то еще ночью смели. Но, уже без нас с Ником…

6

Первая неделя после Солнцепутья, на которой принято ходить друг к другу в гости. Заканчивается встречей Нового года.

— «Ник?»

Нет ответа. Значит, уже далеко. Хотя, нет. Он — здесь. На моих губах, на моей коже… «Я это Солнцепутье никогда не забуду».

— И я тоже. Я… тоже.

— Агата, ты проснулась? — и прыг ко мне в кровать. Румяная и довольная. — А я уже…

— На горке каталась.

— Откуда ты знаешь? — выкатило дитё глаза.

— По твоему румянцу, — обхватила я ее горячее лицо и чмокнула в нос. — Доброе утро, мотылек. Чем сегодня займемся?

— Тети Катаржина и Гортензия на здешнюю площадь зовут. Там представление будет. А я…

— Домой рвешься пересаживать в новые горшки цветы.

— А это — откуда?

— Тебя знаю, — подскочив, набросила я на нее одеяло. — А, давай домой и махнем. Только, по дороге заскочим в наше с Ником учебное заведение. Я тебе его покажу.

— Ладно, — пыхтя, выбралась Варвара. — А меня там учиться не заставят?

— Нет. Тем более — каникулы.

Вот с каникулами я и просчиталась. Канцлера Исбурга на месте не было. Вот же скобан. И это лишь на младших курсах дозволено заблуждаться, что педагоги — боги без перерывов на сон и еду. Но сейчас-то? Однако по гулким пустым этажам мы с Варварой прошлись. И даже в некоторые аудитории заглянули… Странное ощущение: будто детство украли. Вроде — вот оно, а уже — не твое. И другие дети бегают по коридорам, делятся другими своими тайнами и целуются… Нет. Вот этого у меня даже Бередня не отняла:

— А вот здесь мы с Ником… — застыла я у простенка между шкафов.

— Целовались, — хихикнула Варвара.

— А ты откуда знаешь?

— Просто, — вздохнула она, поправляя косичку. — Я вас знаю.

— Ах, ты ж! Ну, держись!

И, тряхнув стариной, понеслась за визжащим дитем по коридору к лестнице. Ба-бах!

— Ой. Извините, — женщина, в которую Варя влепилась, опустила руки:

— Ничего, — и подняла красивое улыбающееся лицо. — Ага-та?

— Ксения… — вот и встретились. Тысь моя майка.

— А я тут к госпоже Лэшок заходила, — неловко мотнула Ксю рукой. — Она меня пару лекций первому курсу читать звала… С Солнцепутьем тебя. Вас. А это и есть та самая Варвара, которую… Мне Ник рассказывал.

— Да неужели?

— Ну, не он сам… Агата, я тебя еще не поблагодарила за свое…

— Не стоит, Ксю.

— А-а… А, может, пойдем сейчас куда-нибудь втроем? Посидим, поболтаем?

— О чем?

— О чем? — вскинула она свои голубые глаза. — Да…о жизни. Ведь давно пора уже забыть и… Ника же ты простила?

О-ох. Ну… ты сама напросилась:

— Варя!

— Что, Агата?

— Пойди на первый этаж. Там картины висят. Посмотри их пока, — не отрываясь от голубых глаз. — Я скоро догоню.

— Хорошо.

Хорошо… Вот сейчас мы и выясним. И почему и зачем. Потому что вопрос есть. Возник, когда схлынули эмоции. Очень полезно их отбрасывать в сторону и тогда многое, вдруг, проясняется. Особенно, когда пишешь подробный отчет. Как я тогда Глебу. Например: сходство в признаках «угнетенного состояния» после дриадского дурмана и (спасибо за наглядность Велиару) в койке с «моей лучшей подругой». А еще сразу вспоминается, что эта «лучшая подруга»…

— Ксю, я согласна забыть и простить. Если ты мне сейчас на вопрос ответишь. Честно и правильно.

— Какой вопрос? — прищурилась она.

— Почему ты Нику не рассказала? Не мне, ему?

— О чем? — и удивленье в глазах. Вот после него мне плечи и передернуло:

— О том… что ты его «угостила» тогда?

— Чем?

— Тебе название сказать? — а, блефовать, так блефовать. — Или, может, все же, сама? Как моя лучшая подруга? Или ты забыла, что я там тоже была? В Грязных землях? Правда, позже тебя на семь лет, но — два раза. У тебя ведь в дипломе одна из глав так и называлась: «Остаточные природные рефлексы у дриад, лишенных магии». А может, тебе охотницу по имени назвать, которая тебя той бодягой снабдила? Кстати, незаконной. Она сейчас очень о том факте сожалеет и готова дать показания в обмен на…

— Не докажешь!

Уф-ф…

— Да неужели?

— Ты ничего не докажешь, — зло выдохнула Ксю. — Ни-че-го.

— Да? А мне и не надо. Валяйся в своей грязи одна. Но, если хоть на дюйм приблизишься к Нику, так и знай, подруга, я это сделаю. Теперь-то уж точно, — и, брякнув в сумке Вариными горшками, пошла к лестнице.

Ни разу в жизни я еще так откровенно не блефовала. Но, оно того стоило. Это точно…

Глава 4