Тайна для библиотекаря

Годы шли, менялись десятилетия, неспешно проползали века. Европа сотрясалась от войн, междоусобиц, ересей, церковных расколов — но раз в тридцать лет потомки д'Эрваля, Кламена и Экара встречались, передавали очередному хранителю бесценный пергамент и назначали время и место очередной встречи.

Но ничто в этом мире не длится вечно…

В пятнадцатом веке потомок Кламена, чья очередь хранить пергамент как раз настала, отправился в Рим. Там под покровительством Папы Римского жили потомки последнего императора Византии Константина XI Палеолога, и Кламен, унаследовавший склонность своего далёкого предка к наукам, был приглашён для обучения племянницы Константина, царевны Зои. Но в Риме случилось несчастье: Кламен скончался от чёрной оспы, не оставив наследника. Единственное, что он успел — это отдать драгоценный пергамент на сохранение царевне, взяв с неё обещание, что она и её потомки примут на себя древнее священное бремя «чистых». Зоя, превосходно образованная для своего времени, знала, конечно, об этой древней кровавой истории, втайне от Папы изучала альбигойскую ересь — а потому легко дала своё согласие. И когда она уехала в Московию для того, чтобы выйти замуж за московского князя Иоанна, то взяла пергамент с собой в числе прочих книг, свитков и манускриптов, которых в её багаже ехало великое множество.

Увы, выполнить клятву в точности Зоя (выйдя замуж, она приняла имя София) не смогла — огромные расстояния и, главное, положение супруги Великого князя Московского помешали ей прибыть на очередную встречу хранителей тайны. Имелся вариант поручить пергамент заботам родного брата, Андрея Палеолога, как раз собиравшегося возвращаться от двора Московского владыки в Европу — но, хорошо зная алчность и корыстолюбие Андрея, а так же влияние, которое имел на него Папа Сикст IV, по здравому размышлению от этой идеи отказалась. Вместо себя она послала доверенного слугу, которого не посвятила в тайну, а только передала письмо, зашифрованное кодом катаров (потомок Кламена предал ей его вместе с манускриптом).

Так потомки д'Эрваля и Экара узнали, что манускрипт теперь находится в Московии. На очередной встречи, состоявшейся в итальянской Флоренции было решено, что Экар отправится в Москву и заберёт документ. Но по дороге он сгинул — скорее всего, был убит в стычке где-то на территории охваченной кровавыми междоусобицами Речи Посполитой. Год спустя в Италии умер от холеры его малолетний сын и, таким образом, их трёх ветвей хранителей тайны катарских реликвий осталась только одна. Но тогдашний д'Эрваль не мог покинуть свой родной Табр и отправиться вслед за потомком Кламена — двумя годами раньше он лишился ноги при осаде какого-то замка, а сын его был ещё слишком юн для такого путешествия. Возвращение манускрипта пришлось оставить следующему поколению «хранителей», но к тому времени к власти в России пришёл Иоанн Четвёртый, и Европу наполнили слухи об ужасах, творящихся в Московии — войнах, опричнине, кровавых бессудных расправах над виновными и невиновными… Пришлось взять паузу ещё на 30 лет, потом ещё и ещё. В итоге очередной потомок Хуго д'Эрваля сумел-таки добраться до Москвы — как офицер саксонских наёмников при польском войске, сопровождавшем Самозванца, но никаких следов манускрипта найти он там не смог. Выяснил только, что книги и свитки, вывезенные Софьей из Константинополя, легли в основу знаменитой библиотеки царя Иоанна Четвёртого, но к тому времени следы её давно уже затерялись. Выходило, что Зоя-Софья не оправдала надежд доверившегося ей потомка Кламена — возможно, это было связано с тем, что царевна искренне приняла православие и, как следствие, пересмотрела своё отношение к увлечению альбигойской ересью.

Тогда, в 1612-м году, потомок рыцаря Хуго сумел убраться из Московии живым — чего не скажешь о большинстве его соратников и подчинённых. С тех пор уже его потомки дважды предпринимали попытки найти библиотеку — первый раз в царствование Петра Великого, когда очередной д'Эрваль под видом французского инженера-фортификатора (каковым он и был на самом деле) предпринял вояж в Россию. Там он, вроде, даже напал на след библиотеки, о чём послал зашифрованное письмо в Гасконь — но погиб при второй осаде Нарвы. Следующая одна попытка была сделана его сыном, совсем ещё молодым человеком, в 1760-м году. Но и тут не сложилось: Россия вела затяжную войну с Пруссией, юноша был насильно рекрутирован в армию короля Фридриха Второго; едва не сложил голову при Цорндорфе, дослужился до фельдфебеля, был ранен, дезертировал — и наконец, после пяти лет мытарств, последний из хранителей, вернулся домой, так и не добравшись до границ Московии.

И вот, в начале следующего, девятнадцатого века, в году 1812-м от Рождества Христова, пришла очередь его сына предпринять попытку выполнить древнюю семейную клятву. Как вы, вероятно, уже догадались, Жан Доминик Арман д'Эрваль, гасконский дворянин и лейтенант Пятого гусарского полка Великой Армии Наполеона Бонапарта.

Х

— Значит, вашему учёному другу вы изложили свою историю в урезанном виде? — спросил Ростовцев. Он сидел напротив лейтенанта, крутя в пальцах потухшую глиняную трубочку-носогрейку. — Напомните, кто он там, астроном, географ?

— Математик. — ответил лейтенант. Двухчасовая беседа изрядно его вымотала — он охрип, посадил голос и теперь то и дело прикладывался к кружке с квасом, оставленным на столе Прокопычем. — И не в урезанном, а скорее, в видоизменённом.

— Почему так — не секрет?

— Ну… — француз замялся. — Как бы вам это объяснить… За прошедшие после падения Монсегюра века на тему катарских реликвий возник целый пласт мифов и легенд, об этом плетут небылицы ещё со времён тамплиеров.

— Вы опасались, что собеседник поднимет вас на смех?

— С одной стороны — да. В окружении Императора не слишком жалуют религию, да и в среде учёных нового поколения, достигших своего положения уже после Революции, атеистов немало. А с другой стороны — именно в научной среде всегда хватало последователей недоброй памяти Джона Ди[1], каббалистов, розенкрейцеров и прочих поклонников эзотерических учений, как тайных, так и явных. А если вспомнить, что мой визави не только математик, а ещё и архитектор, то поневоле задумаешься.

— Вольный каменщик? — усмехнулся поручик. — Франкмасон? Есть у нас такие, в особенности, среди аристократов и петербургского света. Даже сам государь, поговаривают…

— В таком случае, вы меня понимаете. — кивнул француз. — масоны, особенно члены Великой ложи Шотландии, помешаны на древних реликвиях и манускриптах, причём наследие катаров занимает в их картине мира особое, почётное место. И если мой визави как-то с ними связан — тайна, которую мои предки ревностно хранили столько веков, могла оказаться в опасности. Поверьте, они сделали бы всё, чтобы завладеть любой ниточной, тянущейся к реликвиям!

— «Они» — это масоны? — уточнил я. Пленник кивнул.

Мне хотелось рассмеяться — происходящее чем дальше, тем отчётливее напоминало популярные в моё время криптоисторические бредни, а то и модные бестселлеры в стиле «Кода Да Винчи». Но здесь в это, похоже, верят… во всяком случае, некоторые. К примеру, вот этот самый французский лейтенант с непростой семейной историей.

— Значит, сказочка насчёт первопечатной инкунабулы показалась вам безопаснее? — спросил Ростовцев.

— Именно так. Я знал, что мой собеседник интересуется старинными книгами, но это, так сказать, частный интерес. И не ошибся: прежде, чем изложить мне результаты своих изысканий, он намекнул, что не худо бы в благодарность за его помощь поделиться находками — если, конечно, я сумею отыскать библиотеку. Я не возражал: в конце концов, меня интересовала одна-единственная рукопись, всё остальное он мог забирать себе.

— И, судя по записям в вашем блокноте, он сумел вам помочь? И в чё же именно состояла…

Договорить я не успел. Поручик деликатно потянул меня за рукав, и я, мгновенно ухватив намёк, замолк.

— Вы, мсье лейтенант, отдохните пока, перекусите, я велю подать вам ужин. А нам, уж извините, надо перекинуться парой слов. Служба-с…

Извинившись перед французом, я последовал за Ростовцевым на крыльцо. Поручик отправил Прокопыча сообразить пленнику ужин; сам же присел на ступеньки, раскурил трубку и только тогда поднял глаза на меня.

— Ну, что скажешь, Никита Витальич? В вашем будущем об этой библиотеке что-нибудь известно?

Ну что ты будешь делать? С некоторых пор Ростовцев взял манеру по любому поводу задавать подобные вопросы: «А как с этим или с тем у вас, в будущем?»

Впрочем, на этот раз причина более, чем веская…

— И почему я так и подумал, что речь пойдёт о делах, далёких от службы?

— Нетрудно было догадаться… — хмыкнул поручик. — К моим подколкам на эту тему он уже привык. — Так что насчёт библиотеки, отыскали её в итоге, или нет?