Тайна глубин

Но это были лишь короткие моменты. Большую часть тех коротких часов, а иногда и минут, когда Дима был дома, он угрюмо молчал, доедая свой ужин, или спал. Вспоминая поговорку, «он боялся жить, поэтому много спал»,… мать все больше тревожилась за сына. Она очень тяготилась подобными отношениями, но не могла «вытянуть» из сына причину его подавленности. Ксения Олеговна очень хотела помочь сыну, но не знала, чем? После конфликта мать больше не упоминала о церкви, радуясь все же, что Дима иногда читает Библию.

В один из вечеров, когда Дима забежал домой только для того, чтобы поесть, он остановился на пороге как вкопанный – за столом, как ни в чем не бывало, сидел отец. Он прекрасно выглядел, холеное лицо с золотистым загаром, дорогой костюм и большой, красивый чемодан у двери, указывали на тихую, обеспеченную жизнь в довольстве и неге, которую он проводил в течении этих шести месяцев. На вешалке, рядом со старой курткой матери, которую та, прячась от соседей, принесла с помойки и выстирала, когда наступили холода, висело кашемировое пальто, источающее запах дорогого французского одеколона. Мать выглядела старухой рядом с этим холеным франтом. Ее грудь и шея, обоженная до самых скул, которую она тщательно закрывала, едва зажила, красуясь красными пятнами вокруг лица, на удивление оставшегося почти нетронутым. Но и лицо выглядело изможденным, усталым и постаревшим.

– Мама! В чем дело! – обратился Дима к матери, не глядя на отца – что этот человек делает в нашем доме?

– Этот человек – твой отец – вмешался обиженно Олег Львович.

– Производителей отцами не называют! – бросил, не глядя на него, Дима.

– Сын, не надо так! – мягко попыталась вступиться мать.

– Что ж, похоже я зря старался, восстанавливая эти обгоревшие обломки и вляпался в долги «по самые уши», за что меня поставили на счетчик!… Я делал это не для него, а для тебя, – не выдержав, бросил Дима, демонстративно глядя только на мать – ради него я бы и пальцем не шевельнул! Лучше бы я жил на помойке или на пожарище! Или уехал бы к деду. Похоже, мне придется искать другое место для ночлега!

Паренек резко развернулся и выбежал из дома. До встречи он собирался после ужина вновь идти на станцию разгружать вагоны, так как в доме не осталось ни копейки, но в этот момент он не мог думать ни о деньгах, которые должен был опять нести назавтра соседу, ни о еде. Дима побежал по улице, сам не зная куда.

Услышав о долге, Ксения Олеговна поняла, куда исчезали деньги все это время, и почему сын так надрывался, хватаясь за всякую возможность заработать. Не глядя на мужа, она выбежала за сыном, который словно испарился за порогом. Оглядев пустую улицу, женщина снова вошла в дом, прошла в комнату сына и начала рыться в бумагах, чего прежде никогда себе не позволяла. Записи не пришлось искать долго – они лежали под матрацем, на котором Дима спал, прямо на полу. Дорогую мебель из дома вынесли «мстители» еще до пожара, а простую железную кровать, на которой спал Дима сразу после пожара, он отдал матери, зная, что она не сможет встать с пола самостоятельно. Для себя не решился покупать кровать, устроившись на матраце на полу, так как «добрый сосед» тщательно следил за каждой покупкой в доме.

Просмотрев записи, Ксения Олеговна молча протянула их мужу. Тот просмотрел, затем рявкнул:

– Вот подлец! Димка же давно отдал ему все! Даже с процентами! Почему ты не поговорила с Гришкой?!

– Я слышу об этом впервые – ответила Ксения Олеговна обиженно – но не кажется ли тебе, что мы и так слишком много проблем решили без тебя?! Проблем, которые создали не мы. Не Дима и не я…

– Ладно, я схожу, прямо сейчас к Гришке. Пусть он мне все объяснит! – бросил гордо Олег Львович и, подойдя к двери, накинул пальто.

Увидев куртку на самодельной вешалке, мужчина передернул плечами.

– А это что за тряпка?

– Это то, что ты оставил жене и сыну – парировала женщина.

Она все еще не могла решить, должна ли простить мужу все зло, которое он причинил ей и сыну. Ведь он не просил прощения и, похоже, не собирался. Олег Львович явился в дом как званный гость, удивился, что дом так сильно изменился, узнал о пожаре и только произнес:

– Мне жаль, что все так случилось, я не мог узнавать новости, ведь тогда бы они нашли меня…

– Тебе было безразлично, что они легко нашли нас… – с горечью заметила женщина.

– Нет, что ты… – начал оправдываться муж – я не предполагал даже, что они на подобное способны!

– Да, конечно, поэтому ты убежал от них за границу… – язвительно заметила Ксения Олеговна.

– А откуда ты знаешь, что я из-за границы?! – удивился Олег Львович.

– Догадалась – вздохнула устало женщина.

– Ну, ты разве не напоишь меня чаем? – перевел разговор мужчина, – ты же должна и врага накормить…

Ксения Олеговна никогда в жизни не испытывала большего желания выставить этого человека из дома, видя его наглость и злоупотребление ее принципами. Но в этот момент она поймала его испуганный, почти затравленный взгляд, который тот мгновенно спрятал, переведя глаза на окно, и остановила уже готовую вырваться жесткую фразу:

«Вон из моего дома. Твоего здесь не осталось ничего и я ничего тебе не должна!»

Ксения Олеговна вдруг поняла, что он просто прикрывает свой страх этой бравадой, и решила подождать с резкими высказываниями, действительно исполнив место, которое он ей напомнил. «Если враг твой голоден, накорми его…»⁵, по принципу «и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два»⁶. Муж действительно поступил с ней и ее сыном как враг – отдав на растерзание тем, кто его ненавидел. Как сказали люди в масках, которые пришли мстить: «Ваш муж подставил вас, но это ваша проблема»! И теперь Ксения Олеговна могла по полному праву поступить с ним как с врагом.

Она посадила мужа за стол, отдав ему свою порцию ужина. Олег Львович не предполагал, на какую жертву пошла больная женщина, оставшись без ужина ради него, и не мог оценить эту жертву. Но Ксения Олеговна и не ждала, чтобы он оценил ее. Она сделала это перед Богом и ради Бога, освободившись от привязанности к оценке людской. Это была ее тайна, которая связывала ее с Богом⁷ и только от Него женщина ждала ответа и поддержки ее действий.

Но сесть с ним за стол женщина не могла по двум причинам – ей не осталось пищи, так как она приготовила на ужин последнее, что было в доме. А вторая причина – она не могла побороть яркого чувства, что, садясь за стол вместе с ним – она участвует в его делах и согласна с тем, что он сделал по отношению к ней и Диме. С этой мыслью женщина не могла согласиться. Поэтому, поставив пищу на стол, Ксения Олеговна присела в сторонке на самодельный, корявый табурет, который Дима сколотил сам из остатков дерева, содранного с обгоревшей крыши, чтобы не покупать. Женщина не расспрашивала, где муж жил все это время, предполагая, что он обитал у своего двоюродного брата во Франции, судя по импортному пальто и чемодану. Ей не хотелось слышать, как удачно шли его дела за рубежом, как он преуспел,… ведь именно это муж сообщал всем своим видом, явившись нежданно-негаданно в дом, который без предупреждения покинул пол года назад. В момент, когда отец заканчивал трапезу, прошедшую в полном молчании, вошел Дима, убежав после резкой тирады.

Конец ознакомительного фрагмента.