Тайна Голубого поезда

— Вы утверждаете, что месье Кеттеринг убил свою жену?

— Да, да, да! а что же еще я вам говорю?

— Полиция, — пробормотал Пуаро, — потребует доказательств этого… утверждения.

— Говорю вам, я видела, как он вышел из ее купе той ночью.

— Когда? — быстро спросил Пуаро.

— Прямо перед Лионом.

— Вы готовы поклясться, мадемуазель?

Это был уже другой Пуаро, он говорил резко и решительно.

— Да.

Наступила тишина. Мирель была весьма живописна, ее взгляд, и злой, и испуганный, перебегал с Пуаро на Найтона.

— Это очень серьезно, мадемуазель, — сказал детектив. — Вы осознаете, насколько это серьезно?

— Конечно.

— Хорошо! В таком случае, мадемуазель, вы понимаете, что нельзя терять ни минуты. Без сомнения, вы немедленно пойдете с нами в магистратуру.

Мирель замялась. Она размышляла, но, как заметил Пуаро, отступать не собиралась.

— Ладно, ладно, — пробормотала она, — только накину что-нибудь.

Оставшись одни, Пуаро и Найтон обменялись взглядами.

— Надо действовать, пока — как вы говорите? — железо горячо, прошептал Пуаро. — Она сейчас возбуждена, через полчаса она поостынет, а через час передумает. Любой ценой мы должны предотвратить это.

Мирель вернулась закутанная в песочную бархатную накидку, отороченную леопардовым мехом. И сама она была похожа на леопарда рыжевато-коричневого, опасного. Глаза ее по-прежнему горели злостью и решимостью.

Они застали месье Кау и месье Карре. После нескольких предварительных фраз Пуаро Мирель было позволено рассказать свою историю. Она рассказала ее в тех же выражениях, что и Найтону с Пуаро, но чуть более спокойно.

— Очень необычная история, мадемуазель, — тихо сказал месье Карре. Он откинулся на спинку стула, поправил пенсне и вопросительно посмотрел на Мирель. — Вы хотите, чтобы мы поверили, что месье Кеттеринг запланировал преступление заранее и сказал об этом вам?

— Да, да. Он сказал, что у нее прекрасное здоровье. Если она и умрет, то только благодаря несчастному случаю, который он устроит.

— Вы осознаете, мадемуазель, что можете быть обвинены в сообщничестве?

— Я? Да ни за что на свете, месье! Ни на секунду я не воспринимала его слова всерьез. Что вы! Я знаю мужчин, месье, они говорят много дикостей. Представляете, сколько совершалось бы преступлений, если бы они всегда делали то, что говорят, au pied de la lettre [47] .

47

Буквально (фр.)

Месье Карре наморщил лоб.

— Значит, запишем, что вы восприняли угрозу месье Кеттеринга как ничего не значащие слова? Могу я поинтересоваться, мадемуазель, почему вы прервали свой ангажемент в Лондоне и поехали на Ривьеру?

Мирель смотрела на него бегающими черными глазами.

— Я хотела быть с человеком, которого люблю, — просто ответила она. Разве это не естественно?

Пуаро вставил вопрос.

— Это месье Кеттеринг хотел, чтобы вы поехали с ним в Ниццу?

Казалось, Мирель смутил этот вопрос. Она замялась, а когда заговорила, то совершенно иным тоном.

— Такие вещи я решаю сама, — заявила она.

Это был вовсе не ответ, что хорошо поняли все — присутствующие, но деликатно промолчали.

— Когда вы поняли, что месье Кеттеринг убил свою жену?

— Я уже говорила вам, что увидела, как месье Кеттеринг вышел из купе своей жены незадолго до того, как поезд прибыл в Лион. У него был такой свирепый взгляд! Боже! Но в тот момент я не поняла, почему он так ужасно смотрел. Я никогда не забуду этого.

Ее голос стал пронзительным, она театрально заломила руки.

— Да, да, — произнес месье Карре.

— Узнав, что мадам Кеттеринг была мертва до того, как поезд прибыл в Лион, я поняла все.

— Но вы не пошли в полицию, мадемуазель, — мягко заметил месье Карре.

Мирель величественно взглянула на него; было видно, что ей нравилась ее роль.

— Могла ли я предать своего возлюбленного? — спросила она. — О нет, не требуйте этого от женщины.

— Но сейчас…

— Сейчас — другое дело. Он сам предал меня! Разве могу я молча страдать?..

Месье Карре прервал ее.

— Конечно, конечно, — пробормотал он успокаивающим тоном. — Теперь, мадемуазель, прочитайте свои показания и распишитесь.

Мирель не стала тратить время на чтение.

— Да, да! Все правильно. — Она встала. — Я вам больше не нужна?

— Пока нет, мадемуазель.

— И вы арестуете Дерека?

— Немедленно, мадемуазель.

Мирель жестоко засмеялась.

— Он должен был подумать, прежде чем оскорблять меня, — воскликнула она.

— Один момент! — Пуаро кашлянул. — Меня интересует одна маленькая деталь.

— Какая?

— Почему вы решили, что мадам Кеттеринг была мертва до того, как поезд прибыл в Лион?

Мирель вытаращила глаза.

— Но она была мертва.

— Да?

— Да, конечно. Я…

Она резко замолчала. Внимательно посмотрев на нее, Пуаро заметил в ее глазах настороженность.

— Мне сказали… Все так говорят.

— О, — произнес Пуаро, — не думаю, чтобы об этом говорилось за стенами магистратуры.

Мирель занервничала.

— Кто-то слышал об этом, — неуверенно сказала она. — Кто-то мне сказал. Я не помню кто.

Она направилась к выходу. Месье Кау поспешил открыть перед ней дверь.

Когда он сделал это, снова послышался голос Пуаро.

— А драгоценности? Простите, мадемуазель. Вы можете что-нибудь рассказать нам о них?

— Драгоценности? Какие драгоценности?

— Рубины Екатерины Великой. Раз вы так много слышали, может, вы слышали что-нибудь и о них?

— Я ничего не знаю ни о каких драгоценностях, — быстро сказала Мирель.

Она вышла, закрыв за собой дверь. Месье Кау вернулся на свое место.

Месье Карре вздохнул.

— Ну и фурия! — сказал он. — Но diablement chic! [48] Интересно, она сказала правду? Я думаю, да.

— Какая-то правда в ее словах, конечно, есть, — сказал Пуаро. — И это подтверждает мисс Грей. Она вышла в коридор незадолго до Лиона и видела, как месье Кеттеринг входил в купе жены.

— Обвинения против него очевидны, — со вздохом сказал комиссар. — И очень жаль, — пробормотал он.

— Что вы имеете в виду? — спросил Пуаро.

48

Дьявольский шик! (фр.)