Тайна Иеронима Босха

— Чтобы я тебя здесь больше не видел, собака!

Майнхард сплюнул и бросил презрительный взгляд на город. Он, не останавливаясь, хлестал волов, и повозка неслась с грохотом. Волы изо всех сил тянули повозку через мост. Едва они достигли противоположного берега, как возница заговорил:

— Мне удалось-таки вынуть голову из петли.

Майнхард свободно вдохнул полной грудью, высморкался и вытер руку об облучок.

— Послушайте, художник, до Оиршота — ведь вам нужно именно туда — я вас довезу, но не дальше. Вы притягиваете к себе несчастье словно магнит.

— Но что такого я еде…

— Всё! С тех пор как я привез вас в город, постоянно происходят странные вещи. Из-за вас я провел в тюрьме три недели!

Он стукнул себя по животу, который заметно спал. Лицо кучера тоже было серым и похудевшим.

— Из-за меня? Но как это может быть связано со мной?

— А почему это не может быть связано с вами? Я же сказал вам: будьте осторожнее с художником Босхом. Чем вы занимались эти три недели? Спали? Разве вам не известно, что происходит в городе? Вы забыли, что здесь две силы бьются не на жизнь, а на смерть? Совет города и псы инквизиции. Меня из-за вас допрашивали! Посмотрите!

Майнхард показал Петрониусу левую руку; правой он управлял волами. Все пять ногтей были темно-синими, будто от тяжелого удара. И пальцы вывернуты. Похоже, Майнхард до сих пор испытывал сильную боль, однако его лицо оставалось невозмутимым.

— В Эйндховене или Венло я удалю ногти, иначе начнется воспаление. А на пальцы нужно наложить лангеты.

— Вас пытали?!

Петрониус был потрясен. То, что он услышал от возницы, казалось невероятным. И он, человек, не связанный ни с доминиканцами, ни с представителями города, — причина этого ужаса. Три недели Петрониус только рисовал, смешивал краски и работал над сценой рая и портретом…

Майнхард прервал ход его мыслей:

— Они всё хотели знать. Всё. Ваше происхождение. Возраст. Что вы делаете в городе, почему хотели попасть именно к Босху, как это связано с нашим знакомством…

У Петрониуса не было слов.

— Я и понятия не имел!.. Кто вас пытал?

— Собаки патера Иоганесса. Конечно, не он сам — священники не марают рук. Но городские палачи готовы любому выкручивать руки, чтобы получить отпущение грехов.

Впереди расстилалась широкая равнина, к югу болотистая и топкая, на которой было разбросано множество деревень. Зеленый, багровый и золотой определяли цветовую гамму пейзажа. Тут и там на высушенной солнцем и ветром земле стояли стога сена. Взгляд Петрониуса устремился к горизонту. Где-то там через два часа пути покажется Оиршот, имение великого художника.

— Но почему с вами случилось такое, как вы попали на крючок?

— Первую неделю я часто задавал себе этот вопрос. На второй уже не помнил, что привез вас в город. Еще через неделю не помнил ничего, а на четвертой неделе был готов продать свою мать. Так бы и получилось, если бы меня неожиданно не отпустили. Потом я думал только о том, как убраться из города.

В голосе Майнхарда слышалось бессилие.

— Откуда вы узнали, куда я направляюсь?

Возница громко рассмеялся:

— У нас один заказчик. Мастер Иероним сказал мне, что я встречу вас у ворот. Он один осмелился дать мне заказ. Никто не хотел доверять мне свой товар — мне, сидевшему в подвалах инквизиции и имевшему дело с доминиканцами. Ваш мастер — дальновидный и чрезвычайно мужественный человек.

Майнхард неустанно подгонял волов, но животные не очень торопились. Петрониус задумался. Почему Майнхарда из Аахена допрашивали не о монахе, которому он плюнул в руку, а о нем, Петрониусе? По какой причине он стал таким известным, чем привлек к себе внимание? Может, среди подмастерьев Босха затаился доносчик, который рассказал о его любопытстве?

Утреннее солнце высоко поднялось над горизонтом и ослепляло путников, следовавших на юг. Влажный жаркий воздух затруднял дыхание. Линия горизонта слилась с голубизной неба и растворилась вдали.

Солоноватые озерца болот, будто глаза совы, темными пятнами были разбросаны по равнине, а головки полевых цветов покачивались, словно прислушивались к голосам людей.

— Вы можете поспать, — сказал Майнхард, заметив, что Петрониус закрыл глаза.

Художник тут же забрался на тюки с товаром и, пока не задремал, гадал, что в них находится.

XVI

— Тысяча чертей! Мерзкие бандиты! Сброд! Проклятие!

Петрониус очнулся, услышав крики возницы, лязг металла и брань. Плетка Майнхарда хлестала направо и налево. Волы ревели. Петрониус осмотрелся: кусты и небольшие, в человеческий рост, деревья с обеих сторон, ложбина. Одним прыжком художник соскочил с повозки, помчался вверх по склону, упал в заросли кустарника и закрыл глаза. Засада!

Петрониус лежал, не шелохнувшись, и прислушивался, не приближается ли кто к его укрытию. Доносились крики, проклятия, брань. Хлыста Майнхарда больше не слышно — только шум борьбы, хрип, а затем воцарилась зловещая тишина.

Петрониус лежал на спине, едва дыша и не смея пошевелиться. Воцарившаяся тишина, которую не прерывал даже стрекот кузнечиков, была пугающей. Петрониус напряженно вслушивался в тишину, пытаясь понять, есть ли кто-нибудь у повозки. И тут неподалеку от него неожиданно выросла голова. Петрониус едва сдержал крик. Перевернувшись на живот, он пополз в кустарник. На повозке Майнхарда, повернувшись к нему спиной, стоял мужчина.

— Ты нашел второго? Ян сказал, их было двое!

— Он мог быть пьян. Тогда все двоится. Или второй сошел раньше.

Петрониус вжался в землю. Мужчина на повозке не мог видеть его, но береженого Бог бережет.

Вдруг раздался резкий голос, от которого у Петрониуса похолодело внутри:

— Не теряйте времени! Ищите картину!

Голос был знаком Петрониусу, и он приподнялся в надежде увидеть говорившего. Кроме того, юноша хотел выяснить, что с Майнхардом. До художника донесся приглушенный стон.

— Ничего, кроме костюмов и масок, господин. Картонные носы, рожи и платья, крылья и прочая ерунда. Картины здесь нет!

Простые разбойники так не говорят, это явно был образованный человек. Тогда зачем ему заниматься разбоем на дорогах, если можно найти более приличную работу, к тому же без всякого риска?

— Она должна быть здесь! Я знаю! Он сам мне сказал!

— Ничего нет! В прямом смысле слова — ничего! Только странные костюмы и несколько книг.

— Уходим. Нас обманули.

— Но… — возразил мужчина, стоявший на повозке.

— Никаких «но». Поджечь. Нельзя оставлять следов!

Петрониус не мог больше ждать, он хотел увидеть лицо говорившего. С большой осторожностью подмастерье пополз к краю склона и выглянул из укрытия. Прямо перед ним один из нападавших зажег факел и бросил на солому. Впереди Петрониус рассмотрел группу мужчин, ждавших на безопасном расстоянии, пока пламя не охватило всю повозку. Среди них Петрониус заметил тощую фигуру, выделявшуюся среди остальных: патер Иоганнес фон Берле, инквизитор.

Огонь жадно пожирал разбросанные костюмы и маски из папье-маше. Патер быстро двинулся за остальными в направлении Ден-Боса.