Тайна Иеронима Босха

— Разве я приглашал вас? — пробормотал он.

— Не совсем так, если я не ошибаюсь. Но вы хотели получить ответ, а отвечать легче, когда сидишь. Ведь вы ничего не имеете против?

Петрониус закусил губу и прошипел сквозь зубы:

— Исчезните из моей комнаты! Или вы хотите, чтобы я заявил о вашем присутствии в этом доме?

— Знаете, — патер Иоганнес с удовольствием откинулся назад, — я бы охотно ушел. Но если я покину дом, не выполнив поручения, то уже этой ночью для вас будет зажжен костер. Приговор вынесен!

Петрониус глухо засмеялся, хотя чувствовал, что эта комната, присутствие патера Иоганнеса и крест у стены все сильнее душат его.

— Прежде чем вы схватите меня, вас вышлют из города. Мой господин могущественнее вас!

— Но недостаточно могущественен против суеверия и ереси. Население Ден-Боса благодарно нам за то, что мы искореняем адамитов. Евреи дают нам свои деньги, купцы — свои знания. Как вы думаете, почему? Одни рады, что не становятся козлами отпущения и преследуют не их, другие надеются на беспрепятственную торговлю и устранение конкурентов. Мы предлагаем им и то, и другое. Ах да, вот бумага, которая решит вашу участь.

Из длинного рукава сутаны патер достал свиток и развернул его. Это был документ, скрепленный печатью Святой Инквизиции. Берле протянул его Петрониусу, но тот смог прочесть среди написанных убористым почерком на церковной латыни строк лишь свое имя.

— Послушайте, Петрониус. Есть только один выход. Давайте помогать друг другу. Оставайтесь свободным, и, завершив работу, вы сможете покинуть Босха когда захотите.

Петрониус поперхнулся. Холодный воздух, проникавший через открытое окно, вызывал у него дрожь. Подмастерье почувствовал, как подкосились ноги. Из последних сил он боролся с охватившим его страхом.

— Что я должен делать? — спросил он.

— У вас есть контакт с адамитами. Возможно, вы работаете в доме одного из высших чинов этого общества. Постарайтесь стать их членом. Используйте все средства, чтобы узнать имена еретиков. Больше мне ничего не надо. Вы согласны?

Взгляд Петрониуса снова упал на крест и переломанную фигуру Христа:

— Вы точно не имеете к этому никакого отношения?

— Я же сказал вам, это не наш стиль! — раздраженно повторил патер Иоганнес. — Не раздумывайте долго. Я не сделал бы вам такого предложения, если бы не чрезвычайные обстоятельства.

Петрониус кивнул:

— Свобода за предательство? Мое возвращение в Аугсбург в обмен на головы адамитов?

Патер улыбнулся и кивнул. В холодных, застывших глазах инквизитора Петрониус прочел смертный приговор. Он дышал ровно и спокойно, ему снова стало тепло. Пот просох, и только руки по-прежнему оставались холодными. Кто бы ни подложил крест, он хотел что-то сообщить, но Петрониус не понимал сути послания. Что означала сломанная фигура Христа? Возможно, его хотели предостеречь от союза с инквизицией?

Тут патер взорвался, гнев исказил его лицо:

— Вы не имеете права ставить условия, Петрониус Орис! Вы будете гореть на костре как свеча!

Петрониус беззаботно пожал плечами. Разве важно, кому в жертву его принесут, подумал художник и сказал:

— Рука руку моет, а моя не такая уж грязная. Итак, идет? Хотя я и не слишком доверяю духовенству.

Патер Иоганнес медлил. Когда его рука коснулась пальцев подмастерья, они услышали за окном шорох. Прежде чем патер успел подойти к окну, дверь пожарного люка захлопнулась.

Их подслушивали.

XXXII

Вспышка яркого света, и Кайе вновь перенесся в настоящее. Рядом с ним находилась Грит Вандерверф. Забившись в угол, на койке с закрытыми глазами сидел патер Берле. Он казался еще бледнее.

— Вы искусный рассказчик, патер! — пробормотал реставратор, с трудом возвращаясь к реальности.

На лице патера появилась улыбка.

— Зато преступник — неудачник, вы об этом подумали?

— Нет, но я разочарован, потому что вы замолчали. Ведь история еще не закончена?

Неожиданно патер Берле открыл глаза, и Кайе не смог противиться его обволакивающему взгляду. Зрачки притягивали к себе как магнит. Реставратор старался уклониться от этого взгляда, что удавалось с большим трудом. Рука машинально нащупала в кармане нож и ухватилась за него, как за соломинку.

— Нет, сеньор Кайе, конечно, история не закончена. Однако время посещения истекло. Здесь строгие правила, они распространяются и на психиатров.

Дверь открыла сестра с подносом в руке:

— Ужин!

— Ужин, — передразнил патер Берле и обратился к своим гостям: — Руководство заведения желает, чтобы мы совершали важнейшую процедуру приема пищи в одиночестве. — Засмеявшись, патер встал с кровати и зашагал к двери, чтобы взять поднос. Проходя мимо реставратора, он обнял его. — Большое спасибо, сеньор Кайе, что вы нашли время прийти ко мне. Какое удовольствие — беседовать с мужчиной. — Он посмотрел на Грит Вандерверф. — Мы еще увидимся, я должен рассказать свою историю до конца.

Неожиданно Кайе почувствовал, как Берле ловко вытащил нож из его кармана. Реставратор растерялся.

Когда Кайе высвободился из объятий, монах зажал нож в руке. Реставратору показалось, что в глазах патера промелькнула благодарность. Берле взял поднос и спрятал нож под ним.

— Пойдемте, — проговорила Грит Вандерверф и кивнула сестре, которая в тот момент спрашивала патера, что он будет пить.

— Почему вы всегда спрашиваете? — буркнул Берле. — Каждый вечер я пью красное вино, вы же знаете. Вечером только красное вино.

Брань монаха была слышна даже в коридоре. Кайе шел позади Грит, сестра заперла за ними двери.

— Вам не кажется странным, что его имя совпадает с именем инквизитора? — спросил Кайе, когда они спускались по лестнице.

— Я попросила перепроверить. Наш патер Иоганнес фон Берле принял это имя недавно. Во время службы у доминиканцев его звали патер Евстахиус, по имени его покровителя в день посвящения в монахи. Во всех списках членов ордена в Саламанке он стоит под именем Лоренцо Васкеса. Это я тоже проверила. Лоренцо Васкес был архитектором в XV веке. Его настоящее имя мне неизвестно. Имя патера Берле наш подопечный использует с тех пор, как стал изучать документы о женщинах в Саламанке.