Тайна Иеронима Босха

Юноша пристально смотрел на картину и беззвучно шевелил губами.

— Бог мой, Зита, это больше чем изображение ада. Мастер Босх показал нам Апокалипсис, пожар миров. Ты только посмотри на небо!

Художник осветил верхний край триптиха. В мерцающем свете свечи картина будто ожила. Горящие строения на заднем плане были как настоящие. Пламя колебалось на горизонте, погрузившемся в красновато-голубой свет. Посреди этого адского огня шевелились люди: они несли шесты, взбирались по лестницам, пытаясь спастись, или, смирившись, ждали последних минут, пока жар и огонь не смилостивятся над ними. Сквозь пустые глазницы руин на озеро перед городом падал резкий свет, и вода отражала красноватое сияние. А пока город горел, армии опустошали страну, сметая все на своем пути.

— Содом и Гоморра! — отважилась прошептать Зита, не выпуская из виду Петрониуса. Юноша слегка пошатывался.

От изображенного на картине у девушки перехватило дыхание, по телу побежали мурашки, однако она встряхнулась, пытаясь побороть неприятное чувство.

— Весь мир скатывается в пропасть, — произнес Петрониус хрипло, — и огонь исходит из самой земли, а вода… вода тоже загорелась и пылает. А ветряная мельница? Видишь ее, Зита? Лопастей уже нет. Воздух превратился в горящее дыхание. Огонь пожирает все. Город погружается в пылающее дыхание жары, превращаясь в пыль и пепел. Огонь поймал все четыре элемента и уничтожил их. Что будет потом?

У Петрониуса подкосились ноги, но Зита поддержала его. Юноша тяжело дышал, хрипел и с трудом произносил слова:

— Босх нарисовал мои кошмары, Зита! Ты понимаешь, мои кошмары, не свои! Как он узнал о моих кошмарах, как?

Звонкий смех, огласивший церковь, заставил Зиту и Петрониуса обернуться.

— Кто это? — спросил Петрониус.

Он дрожал, все его чувства обострились до предела. Холод, дождь, лихорадка, образы картины слились в мозгу в один сплошной туман. Смех раздался снова, эхом отражаясь от мощных стен. Сначала Петрониус подумал о видениях смятенного духа. Может, смеялся он сам и спутал свой голос с чужим?

— Черт! — вскрикнула Зита и прижалась к Петрониусу.

— Черт может застать везде, но не станет смеяться над нами, — прошептал Петрониус, пытаясь взять себя в руки и отыскать источник смеха.

Акустика собора пугала его.

— Кто бы ты ни был, выйди и покажись!

— Вы разрабатываете новую теологию, Петрониус Орис, или снова напали на след тайны? Вы не узнаете меня, вашу совесть?

Петрониус закрыл глаза, чтобы узнать искажаемый эхом голос. Зита подняла голову и тоже прислушалась. Неожиданно Петрониус понял.

— Якоб ван Алмагин!

— Да, — прошептала Зита, — это меестер!

— Вы осмотрели картину, Петрониус Орис? Вы видели Апокалипсис? Конец света. И в воздухе будет летать птица, огромная, как город, и огонь будет идти дождем, пока не сгорит земля и не высохнет вода, пока воздух не сгорит и пламя не уничтожит оставшихся людей.

Петрониус отпустил Зиту и повернулся, не открывая глаз. Он хотел определить, где находится Алмагин, связать голос с телом, но не смог установить, откуда шел звук. Казалось, ученый летал по церкви, произнося каждое слово в разных местах. Как художник ни старался сосредоточиться, он не смог различить шагов.

Охрипшим голосом он выкрикнул в темноту:

— Что вам нужно от нас? Исчезните из нашей жизни, Якоб ван Алмагин. Нам больше нечего сказать!

Снова раздался смех — еще выше, еще резче, чем в первый раз.

— Не будьте таким примитивным, Петрониус. Нам еще надо поговорить. Я хотел бы узнать, давит ли на вас кошмар, видите ли вы меня во сне — человека-дерево, который был для вас сосудом и оболочку которого вы хотите стряхнуть с себя?

Петрониус закашлялся и упал на пол. Зита не удержала его. Ноги и руки художника горели, лицо, казалось, вздулось от жара. Он дрожал как осиновый лист. Юноша хватал воздух ртом, пытаясь собраться с мыслями, но они ускользали от него. Воск свечи, которую он все еще держал в руке, капал на пол. Перед внутренним взором Петрониуса возник образ человека-дерева.

— Ваше лицо, — пробормотал он упрямо. — Ваше лицо! — закричал юноша, пытаясь перекрыть свое эхо. — Это ваше лицо!

В воображении вдруг всплыла сцена рая и слилась с изображением человека-дерева. Петрониус умер и стал дуплом. Казалось, пришло его время, настал его час, как у дубов, которые погибают, выеденные грибком.

— Хотите узнать, почему у вас перед глазами стоят кошмары ада? Вы не поверите!

Петрониус закашлялся. Вязкая мокрота застряла в грудной клетке и никак не хотела выходить.

— Вы играли моими страхами, меестер Якоб.

— Не вашими страхами, нет. Вашими кошмарами. Они помогли нам больше, чем Ян де Грот. Он был ничтожным существом по сравнению с вами, негодным медиумом.

— Вы дьявол! — из последних сил выкрикнул Петрониус в пустоту, и слова эхом отразились от стен.

Звонкий смех заглушил крик. Подмастерье вспомнил о крюках в стене перед его окном, которые обнаружил нищий. Якоб ван Алмагин поднимался туда и обрабатывал юношу своей мазью, как и мастера Босха! Но почему он не просыпался? Может, ему добавляли в пиво или другое питье порошок? Разве ученый не говорил о ядах?

Жар делал мысли неясными и сбивчивыми, но из многих деталей складывалась совсем иная картина.

— ы несправедливы к себе, Петрониус Орис. Вы внесли большой вклад в это произведение. Вы — духовный творец створки ада! Вы должны гордиться.

— И сдохнуть от этого! — прокашлял в ответ художник. Зита явно потеряла терпение. Она схватила Петрониуса и потащила к выходу.

— Майнхард, Майнхард! — позвала девушка, и возница тотчас же вышел из тьмы.

Он сразу все понял, взвалил горящего от жара художника на плечо и вышел из собора. Шел сильный дождь, и все трое мгновенно замерзли. Зита убрала со лба Петрониуса волосы. Немного позже они уже стояли во дворе имения Босха. Майнхард вошел через деревянные ворота во внут реннийдвор, с трех сторон окруженный постройками. Только в окне второго этажа мерцал огонь — остальные окна казались мертвыми. Даже собаки не лаяли, хотя в городе они встречались на каждом шагу. Зита дрожала всем телом. Майнхард направился к двери в боковом флигеле и постучал. От дыхания шел белый пар. Прежде чем дверь открылась, Петрониус вскрикнул, его тело выгнулось в судорогах. Майнхард придержал его, не давая упасть.

— Конец! Конец! — ревел Петрониус.

Дверь отворилась, и все трое исчезли в темноте дома.

XI

Петрониус открыл глаза и сразу с облегчением вздохнул. Кто-то гладил его по лбу. Он увидел голубые глаза на белом как молоко лице. На голове шапочка. Женщина. Она заметила, что Петрониус очнулся, улыбнулась и опустила руку.

— Наконец-то вы проснулись. Мы уже думали, что с вы ушли от нас.

Воспоминания возвращались медленно. Оиршот, Майнхард, церковь Святого Петра, голос Алмагина, Зита, внутренний двор…

— Я в имении мастера Босха? — произнес Петрониус и обвел взглядом комнату.

Он накрыт белыми простынями, над ним желтый потолок. Сквозь открытое окно проникает прохладный воздух. В комнате кровать с балдахином, на которой и лежит Петрониус. А перед ним сидит красавица.

— Вы разговаривали во сне, — произнесла женщина, но Петрониус не обратил на это внимания.

Ее голубые глаза успокаивали. На лице сияла улыбка. Петрониусу понравились волоски над верхней губой и на щеке, оттенявшие нежность кожи. Женщина спокойно позволила ему рассмотреть себя, слегка приподняв брови, отчего в лице появилась некоторая хитринка.