Тайна индийских офицеров

— Да, иду! — отрывисто ответила Оливия.

Служанка провела ее через калитку, огород и ухоженный садик. Ряды обнаженных деревьев промелькнули перед глазами молодой девушки, как тени; не успела она опомниться, как очутилась в гостиной миссис Мильвард. Здесь были трое: ректор, который что-то писал за столом, его жена, работавшая возле камина, и молодой человек, лежащий на диване с другой стороны камина. Это был Вальтер Реморден, экс-викарий Лисльвудский.

— Милая моя, вы очень хорошо сделали, что пришли, — сказала миссис Мильвард, пожимая руку Оливии, — я уж думала, что вы позабыли нас, а вас не удержало от свидания с нами даже такое позднее время! Ваша шаль промокла, я прикажу Сусанне высушить ее. Вы, конечно, не откажетесь выпить с нами чаю?

Оливия молча позволила снять с себя шаль. Она не сказала ни слова с тех пор, как вошла в гостиную, и даже не подняла вуаль; она не ответила на приветствия ректора и больного, только машинально вертела в руках перчатки. Бокс вслед за нею прибежал в гостиную и стоял на коврике, недоумевающе глядя вокруг.

Вальтеру Ремордену было около тридцати. Несмотря на болезнь, он был несравненно красивее баронета: смуглое загорелое лицо; широкий и низкий лоб, на который падали черные как смоль кудрявые волосы, большие серые, в высшей степени выразительные глаза. Когда вошла Оливия, Вальтер читал газету, в которую он снова углубился, обменявшись с гостьей несколькими фразами.

Миссис Мильвард была рада случаю поболтать с мисс Оливией. Она заставила ее снять шляпу, и викарий на минуту опустил газету — «Брайтонский Герольд» или «Суссекский Меркурий», — чтобы взглянуть на бледное лицо невесты лорда Лисля; девушка спокойно отвечала на вопросы хозяйки. Она говорила даже о сэре Руперте и приготовлениях к свадьбе, но никак не могла отделаться от мысли, что ее голос звучит чрезвычайно странно, а ее поведение кажется всем таким же неестественным, каким казалось ей. Потом, много лет спустя, она все еще будет помнить все, что видела в этот осенний вечер в маленькой гостиной: Вальтера, лежащего на диване, его черные волосы, видневшиеся из-за газеты; ярко-красные занавески; пылающий камин; пейзажи, висевшие на стенах; стук чашек и шипение большого чайника — все эти ничего не значащие мелочи запечатлелись в ее памяти самым неизгладимым образом.

После чая мистер Мильвард ушел в ризницу, где его ждали прихожане, а миссис Мильвард снова взялась за работу и приготовилась продолжать беседу с Оливией. Мисс Мармэдюк сначала заявила, что пробудет у них не более получаса, но сдалась на просьбы хозяйки пробыть еще немного. Это не доставляло ей никакого удовольствия, но ей трудно было встать и уйти из уютной, светлой гостиной.

— Ну, дорогая моя, — торжествующе сказала миссис Мильвард после ухода мужа, — теперь уж вам придется остаться до возвращения мистера Мильварда: он должен проводить вас домой.

— Папа пришлет за мной, когда он увидит, что я не иду, — равнодушно ответила Оливия.

Вальтер Реморден оставил газету и мало-помалу включился в разговор. Через некоторое время миссис Мильвард вышла в кухню — кому-то понадобилась ее помощь. Оставшись наедине с викарием, Оливия погладила пса, положившего голову к ней на колени.

— Когда вы возвращаетесь в Чичестер, мистер Реморден? — вдруг спросила она.

— Я не знаю, вернусь ли я туда когда-нибудь! — ответил он спокойно. — Мне предлагают пасторат в Бельминстере, который даст мне по меньшей мере вдвое больше удобств!

Оливия вряд ли расслышала его слова; она продолжала теребить уши Бокса, задумчиво смотрела на огонь и вдруг сказала:

— Вальтер Реморден! Вы должны презирать меня!

Он великолепно владел своими чувствами, так что посторонний человек мог бы счесть его бесстрастным; но при словах Оливии он изменился в лице и произнес, протянув к ней свои бледные, исхудалые руки, умоляющим жестом.

— Заклинаю вас всем, что для вас свято, не вспоминайте о прошлом, ни одним словом. Я боролся с собою… я горячо молился, чтобы Бог послал мне силу перенести эти страдания: вы не должны касаться уже заживших ран… Да, заживших ран! — повторил он с каким-то невольным восторгом. — Теперь я живу единственно для того, чтобы исполнять свои обязанности в качестве служителя церкви, но я не прошу Бога вернуть мне здоровье. Да простит Он меня за мое желание переселиться из этого дома прямо в могилу!

Молодая девушка не отрывала глаз от огня.

— Рада слышать, что ваши раны зажили, — сказала она с каким-то странным смехом. — Это, по крайней мере, избавляет меня от упреков в измене… в измене по расчету, которую способна совершить только женщина с огромным честолюбием, думающая только о личных интересах.

Должно быть, меня соблазнило богатство сэра Руперта вкупе с его громким титулом, — продолжала Оливия. — Оно до такой степени поразило меня своим резким контрастом с нашей бедностью, что я забыла обещание, данное вам два года назад. Я много выстрадала, но я довольна тем, что решилась прийти сюда сегодня вечером; теперь я спокойна!.. В моем уме — должно быть, от чтения романов, — сложилось странное убеждение, что разбить жизнь и сердце честного человека — дело совсем не трудное!

Оливия не успела закончить свою мысль, как отворилась дверь, и в гостиную вошел Руперт Лисль. Он упал в кресло, не снимая шляпы и не обращая внимания на присутствие Вальтера.

— Я был в Бокаже, мисс Мармэдюк, — сказал он с плохо скрытым бешенством, — и Лаура сообщила мне, что вы пошли сюда; а так как я нахожу неприличным для будущей леди Лисль и моей жены бегать ночью по улицам, то я пришел за вами.

— Мне не пришлось бы ходить ночью одной по улицам, сэр Руперт, — возразила Оливия, сверкнув гневно глазами. — Все живущие в этом доме знают не хуже вашего, что прилично для мисс Оливии Мармэдюк, которая ни в чем не уступает будущей леди Лисль… Снимите шляпу, сэр Руперт, — добавила она повелительно. — И позвольте мне представить вас мистеру Ремордену, другу нашего дома!

Каковы бы ни были подозрения, зародившиеся в голове баронета, как бы сильно он ни ревновал, — смелость Оливии успокоила его. Он ответил на поклон Ремордена небрежным кивком и даже пробормотал сквозь зубы, что очень рад с ним познакомиться; но Вальтер не обратил внимания на эту снисходительность.

— Я хочу, чтобы вы вернулись домой, — снова обратился сэр Руперт к своей невесте. — Мне без вас жизнь не в жизнь. Я обедал сегодня в замке, но потом мне стало так скучно и грустно, что я велел оседлать свою рыжую лошадь и поскакал в Бокаж. На дворе сильный дождь, но я позаботился приготовить для вас карету от гостиницы «Куронн»… Идем, идем, Оливия!

— Дайте мне проститься с миссис Мильвард, сэр Руперт, — ответила она.

Лорд Лисль вышел, чтобы отдать приказания кучеру.

Вальтер с большим трудом поднялся с дивана и встал рядом с девушкой, опершись рукой на мраморный камин.

— Оливия, скажите, этот брак решен бесповоротно? — произнес он с волнением.

— Совершенно бесповоротно! — ответила она.

— Вы не можете взять обратно обещание, опрометчиво данное этому человеку?

— Не могу и не хочу.

— В таком случае да поможет вам Бог, бедная Оливия! Я не смею просить вас сделать то, что вы сами считаете бесчестным, хотя от этого могло бы зависеть ваше счастье… Жаль, что я не знал этого человека, когда вы еще не дали ему ваше слово! Тогда я стал бы на коленях молить вас отвергнуть его предложение. Я знаю, вы не любите его, вас ослепил блеск его положения, но я, по крайней мере, не сомневаюсь в том, что лорд Лисль джентльмен!

Миссис Мильвард и сэр Руперт вернулись в гостиную прежде, чем Оливия успела что-нибудь сказать. Десять минут спустя она уже сидела в карете, а баронет скакал рядом с нею верхом на своей рыжей лошади. Молодая девушка нервно вздрагивала, глядя сквозь опущенные стекла на мрачную фигуру молчаливого всадника.

«Мне кажется, как будто меня везут в тюрьму, а это — мой тюремщик», — думала она.

XXIII

СВАДЬБА

В последний день ноября длинный ряд карет растянулся от стен кладбища до улицы Лисльвуда, ожидая аристократов, собравшихся в церкви на бракосочетании сэра Руперта Лисля с мисс Оливией Мармэдюк. Баронет пожелал, чтобы свадьба была как можно роскошнее. Он хотел, чтобы весь Суссекс видел, что он женится на первой красавице графства, и повсюду разослал приглашения на праздник. По настоянию сэра Руперта, смотревшего на всех с видимым недоверием, свадебный пир были приготовлен в Лисльвуде, а не в Бокаже.