Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
Жан машинально кивает:
— Да-да, конечно…
Закрыв за полицейскими дверь, он прислоняется к стене. Его голова конвульсивно подергивается из стороны в сторону.
Губы беззвучно шевелятся, но по ним можно прочитать:
«Я так больше не могу, больше не могу…»
Надя поднимает голову и смотрит прямо в экран:
— Ты здесь, Тринитэ? Ты нас видишь? — И в отчаянии сжимается в комок, обхватив руками колени. — Если ты что-нибудь знаешь — помоги нам!..
Тринитэ и Сильвен долгое время не могли произнести
Обоих до глубины души потрясло горе Нади.
Тринитэ очнулась первой: она резко встала и выключила все мониторы. Потом повернулась к Сильвену:
— За работу!
Все еще наполовину оглушенный, профессор наблюдал за тем, как она распахивает шкаф, вынимает оттуда мольберт и сверток ватмана. Прикрепив к мольберту большой лист плотной бумаги, Тринитэ заговорила:
— Итак, мы должны выяснить, какая связь между похищенными детьми, белыми обезьянами, Обществом любителей карьеров, вашей матерью, Протеем Маркомиром и вашими знаменитыми картинами, — и это главный вопрос!
Она отошла от мольберта, прислонилась к стене и прибавила:
— Правда, о картинах вы до сих пор ничего толком и не рассказали. Точнее, у вас это не получалось…
— Дело в том, что их практически невозможно восстановить в памяти, — сказал Сильвен, чувствуя, как к нему начинают понемногу возвращаться краски и звуки окружающего мира.
— Но я так поняла, вы много раз их видели, еще с детства?
— Да, но их воспринимаешь в основном не зрением… зато все остальные чувства невероятно обостряются.
— Вы хотите сказать: слух, вкус, обоняние, осязание? — спросила Тринитэ недоверчиво.
— Именно.
Сколько раз Сильвен встречал сомневающийся взгляд Габриэллы, сколько раз она говорила ему: «Иногда мне начинает казаться, что этих картин не существует. Что мы их выдумали — просто затем, чтобы спрятаться как можно дальше от остального мира…»
— Извини, — пробормотал Сильвен, растирая ладонями лицо, — но описывать словами эти картины — все равно что пытаться подобрать слова для…
Тринитэ с трудом сдерживалась, чтобы не обрушить на него град вопросов. Она понимала, что он говорит искренне. Надо было продолжать разговор, но без спешки, набравшись терпения.
— Для чего?
— Эти картины живут своей собственной жизнью. То, что на них изображено, — это… неповторимо.
— Ну все же попробуйте это описать. Что на них изображено? Какие-то персонажи? Люди, животные? Исторические личности?
Сильвен покачал головой. Потом ответил:
— Даже не это главное. Суть в том, что все изображенное на них, — живое.
— Но это абсурд…
Глаза Сильвена гневно вспыхнули.
— Конечно, абсурд! Но это невероятно красиво, невероятно… реально! Эти картины ведут в другой мир. Они — сама жизнь. Они как будто сосредоточили в себе все, что могло бы сделать наш мир настоящим…
Выслушав всю эту, с ее точки зрения, абракадабру, Тринитэ нахмурилась. Ее пальцы крепче
сжали маркер. Она поймала себя на том, что избегает встречаться взглядом с профессором.«А что, если он псих? Если он все это выдумал?..»
Нет, это глупо. Если она не верит в его рассказ, тогда бессмысленно верить и во все остальное.
— Хорошо, попробуем другой вариант, — сказала Тринитэ. Она вынула из ящика стола сложенную карту Парижа и, резко встряхнув ее, полностью развернула. — Вернемся к самому началу…
Взяв маркер, она принялась наносить на карту аккуратные крестики.
Сильвен с некоторым трудом воспринимал происходящее — разговор о картинах всегда погружал его в тихую печаль.
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Отмечаю места похищений.
Сверяясь время от времени со списком, она вполголоса произносила: «Вилла „Аустерлиц”… „Замок королевы Бланш“… улица Корвисар… улица Кордельеров… улица доктора Люка Шампионньера…»
В этот момент у Сильвена мелькнула интуитивная догадка.
«Все эти улицы… этот маршрут…»
Что-то отозвалось в нем…
— Подожди, — пробормотал он.
Тринитэ резко обернулось. На лице ее читалась почти детская вера в чудо.
— У вас какая-то идея?
Сильвен не отвечал. По мере того как Тринитэ зачитывала список «мест преступления», что-то прояснялось у него в голове, хотя он еще не мог понять, что именно. Он лихорадочно искал, рылся в памяти…
«Неужели это здесь, прямо у меня перед глазами?.. И нужно было лишь взглянуть на это под правильным углом?..»
В этот момент Тринитэ нанесла на карту последний крестик — в районе парка Келлерман, на юге Парижа. Услышав за спиной негромкий шум, она обернулась и невольно вздрогнула, чуть не столкнувшись с Сильвеном, который в этот момент подошел к столу, чтобы взглянуть на карту.
— Дай-ка сюда, — произнес он и выхватил у Тринитэ маркер, прежде чем она успела возразить. Затем быстро провел по плану длинную черту.
— Что это вы делаете? — возмутилась девочка.
Но в следующий момент поняла: он соединил все пять отмеченных ею мест одной линией, тянущейся от Ботанического сада к Порт-д’Итали.
Глаза Сильвена возбужденно блестели.
Тринитэ чувствовала, как у нее учащается сердцебиение, хотя она по-прежнему ничего не понимала.
Затем профессор бросился к компьютеру Тринитэ и лихорадочно застучал по клавиатуре. Теперь в его взгляде читалась уверенность.
Когда на экране монитора появилась картинка, которую он, по-видимому, и искал, Тринитэ, не сдержавшись, громко спросила:
— Но что это?
— План Парижа конца девятнадцатого века.
Сильвен выглядел абсолютно здравомыслящим. От странного животного огонька в глазах не осталось и следа.
Тринитэ приблизилась. Она начинала понимать.
Инстинктивным движением она коснулась экрана монитора. Указательным пальцем она обозначила маршрут, начерченный Сильвеном на бумажной карте: с юга, от улицы Люка Шампионньера, к северу, пересекая Тринадцатый и Пятый округа — улицу Корвисар, улицу Кордельеров, «Замок королевы Бланш», — прежде чем провести вдоль изгиба Сены до виллы «Аустерлиц».