Тайна Клумбер-холла

– Если вы не возражаете, я пройдусь с вами по этой дороге. Как насчет манильской сигары? – он вытащил из кармана пару сигар с обрезанными концами и протянул одну из них мне. – Вот увидите, они весьма недурны, – заверил он. – Во время своего пребывания в Индии я стал знатоком по части табака. Надеюсь, я не нарушаю ваши планы, навязывая вам свое общество?

– Вовсе нет, – ответил я. – Я очень рад вашему обществу.

– Открою вам один секрет, – сказал мой спутник. – Я первый раз вышел за пределы поместья с тех пор, как мы приехали сюда.

– А ваша сестра?

– И она тоже ни разу не выходила за ворота, – ответил он. – Сегодня отец позволил мне ускользнуть, но если бы он узнал об этом, то был бы не в восторге. По его прихоти мы вынуждены общаться исключительно друг с другом. По крайней мере, многие назвали бы это именно прихотью; что же до меня, то я склонен считать, что у отца есть веские основания поступать таким образом, хотя, возможно, он несколько перегибает палку.

– Вам, должно быть, очень одиноко здесь, при таких-то обстоятельствах, – заметил я. – Не могли бы вы ускользать из дому время от времени, чтобы покурить со мной? Видите вон тот дом? Это Брэнксом.

– Вы и в самом деле очень добры, – сверкнув глазами, отвечал он. – Я был бы чертовски рад удрать еще разок. Если не считать нашего старого кучера Израэля Стейкса, да еще садовника, в поместье нет никого, с кем я мог бы поговорить.

– А ваша сестра… для нее это всё, должно быть, еще более тягостно, – сказал я, в глубине души полагая, что мой новый знакомый слишком много внимания уделяет своим собственным потребностям, забывая о товарищах по несчастью.

– Да; бедняжка Габриела тяготится этим, вне всякого сомнения, – небрежно обронил он, – но она женщина; для молодого человека моих лет куда как более неестественно пребывать взаперти. Взгляните же на меня! В марте мне исполнится двадцать три, но мне ни разу не приходилось посещать университет, да и в школе я не учился, если уж на то пошло. Я полный невежда, ничем не лучше одного из здешних мужланов. Вам это, без сомнения, покажется странным, но тем не менее это так. Ну как, не считаете ли вы, что я достоин лучшей участи?

Мордаунт замолк и обратил ко мне лицо, протянув вперед ладонь в ожидании ответа.

Когда я взглянул на его лицо, озаренное яркими лучами солнца, он показался мне похожим на странную птицу, которую долгое время держали в клетке. Высокий и мускулистый, с энергичным смуглым лицом и резкими, тонкими чертами, он будто бы сошел с одного из полотен Мурильо 9 или Веласкеса 10 . В четкой линии его твердого рта и широких бровей, в самой позе его подвижной, крепко сколоченной фигуры, – во всём чувствовалась скрытая, дремлющая энергия и жизненная сила.

9

Мурильо Бартоломе Эстебан (1618-1682) – испанский живописец. Президент Академии Художеств в Севилье (1660). Идеализированные и сентиментальные образы Мурильо проникнуты мягким лиризмом.

10

Веласкес (Родригес де Сильва Веласкес) Диего (1599-1660) – испанский живописец. Придворный живописец Филиппа IV (с 1623). Живопись Веласкеса отличается смелостью реалистических наблюдений, умением проникнуть в характер модели, обостренным чувством гармонии, тонкостью и насыщенностью колорита.

– Часть наших знаний мы черпаем из книг, а часть – из жизненного опыта, – назидательно произнес я. – И чем меньше мы черпаем из одного источника, тем больше, вероятно, нам приходится прикладываться к другому. Я ни за что не поверю, что вы провели всю свою жизнь в безделье и праздности.

– Праздность! – вскричал он. – Праздность! Взгляните-ка вот на это! – он сорвал с голову шляпу, и я увидел, что его черные волосы в изобилии покрыты проблесками седины. – Как по-вашему, может ли подобное быть плодом праздности? – с горьким смехом вопросил он.

– Вы, должно быть, испытали какой-то страшный удар, – проговорил я, потрясенный увиденным, – или перенесли в юности какую-то ужасную болезнь. Или, возможно, причина кроется в постоянной, изнуряющей душу тревоге. Мне приходилось встречать людей столь же молодых, как и вы, чьи волосы были седыми.

– Бедолаги! – пробормотал он. – Мне жаль их.

– Если вы собираетесь время от времени ускользать из дому и наведываться в Брэнксом, то, возможно, вы могли бы приводить с собой и мисс Хэзерстоун, – сказал я. – Знаю, что отец и сестра будут рады повидаться с ней, а ей перемена обстановки, пусть даже на час-другой, пойдет только на пользу.

– Удрать вдвоем – это будет несколько более затруднительно, – отвечал он. – Однако я приведу сестру с собой, если мне представится такая возможность. Такое вполне возможно устроить в те дни, когда старик предается сиесте.

Мы достигли того места, где от главной дороги ответвляется извилистая тропинка, ведущая к поместью лэрда, и здесь мой спутник остановился.

– Мне пора возвращаться, – произнес он отрывисто, – иначе меня потеряют. Это так любезно с вашей стороны, Уэст, что вы проявили к нам интерес. Я вам весьма признателен, а уж как будет благодарна Габриела, когда узнает о вашем любезном приглашении! Если принять во внимание тот дьявольский плакат, что повесил мой отец, то вы поистине отплатили нам добром за зло.

Он пожал мне руку и зашагал прочь, но вскоре вновь припустил следом за мной, призывая меня остановиться.

– Мне просто подумалось, – сказал он, – что обитатели Клумбер-холла должны были показаться вам величайшей загадкой. Рискну предположить, вы считаете, что Клумбер-холл превратился в некое подобие психиатрической лечебницы, и я вас за это не порицаю. Если вас заинтриговало всё происходящее, не удовлетворить ваше любопытство было бы как-то не по-дружески с моей стороны, но я обещал отцу хранить молчание. К тому же, даже если бы я и рассказал вам всё, что знаю, вы бы знали не намного больше, чем теперь. Я прошу вас поверить мне на слово, что мой отец находится в здравом уме, так же, как вы или я, и что у него имеются веские причины вести тот образ жизни, который он ведет. Могу еще прибавить, что его жажда уединения отнюдь не вызвана какими-то недостойными, позорящими его имя мотивами, но продиктована вполне естественным инстинктом самосохранения.

– Значит, он находится в опасности? – воскликнул я.

– Да; в постоянной опасности.

– Но почему же он не обратится в городской магистрат за защитой? – спросил я. – Если ваш отец кого-то боится, пусть только назовет его имя, и этого человека призовут к порядку.

– Дорогой мой Уэст, – проговорил юный Хэзерстоун, – опасность, угрожающую моему отцу, невозможно предотвратить никаким человеческим вмешательством. И тем не менее опасность вполне реальна и, возможно, очень близка.

– Уж не хотите ли вы убедить меня в том, что это нечто сверхъестественное? – недоверчиво произнес я.

– Ну, это едва ли, – с некоторым колебанием отвечал мой собеседник. – Однако я и так уже сказал больше, чем намеревался, – продолжал он. – Впрочем, я знаю, что вы не станете злоупотреблять моим доверием. До свидания!

Он развернулся и быстро зашагал прочь, и уже очень скоро оказался вне пределов видимости, скрывшись за поворотом деревенской дороги.

Опасность, близкая и реальная, предотвратить которую было не в силах человеческих, но всё же отнюдь не сверхъестественная… да, это и впрямь была загадка!

Я склонен был считать обитателей Клумбер-холла довольно эксцентричными людьми, но после рассказа юного Мордаунта я уже не сомневался, что за всеми их странными поступками кроется нечто весьма темное и зловещее. Чем больше я размышлял над этой тайной, тем более непостижимой она мне казалась, так что все мои размышления ни к чему не привели.

Одинокий, отгороженный от мира Клумбер-холл, и странная, неумолимо надвигающаяся катастрофа, которая нависла над его обитателями, всецело завладели моим воображением. В тот день я просидел уныло у огня до самой поздней ночи, размышляя над услышанным и прокручивая в памяти различные происшествия и эпизоды, которые могли подкинуть мне ключ к разгадке этой зловещей тайны.