Тайна королевы

Роспиньяк, сопровождаемый своими лейтенантами Лувиньяком, Лонгвалем, Эйно и Роктаем, кружил по парижским улицам в поисках Вальвера. Он уже давно заприметил девушку, и глаза его засверкали хищным блеском. Однако Роспиньяк был честным и добросовестным служакой — разумеется, тогда, когда не затрагивались его собственные интересы. Его господин поручил ему схватить и доставить к нему Одэ де Вальвера — вернее сказать, того дерзкого юнца, который посмел выступить против самого Кончини. Ни Роспиньяк, ни его подручные не знали имени графа.

Даже при виде предмета своей страсти барон не позабыл о данном ему поручении. И не поддался искушению — что свидетельствует о его крайнем служебном рвении. Он честно намеревался довести дело до конца… впрочем, мы помним, что в припадке ревности, когда Роспиньяк решил, что соперник Кончини — это его соперник, он сам захотел свести с ним счеты. Но с тех пор уже прошло какое-то время, может быть, барон остыл и пересмотрел свое решение. Скорее всего он, как и его хозяин Кончини, был подвержен приступам безудержной ярости.

Итак, каковы бы ни были наши догадки, Роспиньяк решил исполнять приказ. Поэтому, заметив прелестную цветочницу, он, сделав над собой огромное усилие, отвел от нее жадный взор и с усиленным рвением занялся поисками Вальвера, который, по его разумению, должен был находиться где-нибудь неподалеку.

Но мы знаем, что он ошибался. Напрасно Роспиньяк искал Вальвера — его нигде не было. Случай распорядился таким образом, что именно в эту минуту Вальвер не обретался поблизости от Мюгетты. Убедившись, что молодого человека здесь нет, Роспиньяк вновь повернулся в сторону цветочницы. Именно в этот миг его и увидела Мюгетта. Увидела — и заторопилась, почти побежала.

Барон де Роспиньяк был настоящий красавец, из тех, что нравятся женщинам. Этот молодой щеголь — ему едва исполнилось тридцать — был уязвлен бегством девушки. Ему даже показалось, что при виде его прелестное личико Мюгетты брезгливо скривилось. Опытный сердцеед Роспиньяк, чьей любви домогались многие знатные дамы при дворе, почувствовал себя глубоко оскорбленным.

Он забыл о Вальвере, забыл о Кончини и его приказе, забыл о своих четырех приятелях, забыл обо всем. Словно разъяренный бык, он рванулся вперед и в три прыжка настиг девушку. Преградив ей путь, он, пытаясь не растерять остатки самообладания, хриплым голосом произнес:

— Так, значит, красотка, вы меня боитесь?

— Бояться — вас? — не дрогнувшим голосом ответила Мюгетта. — Ну что вы! Разве можно бояться какого-то Роспиньяка?

Слова эти, сказанные спокойным и пренебрежительным тоном, были равносильны пощечине. Барон готов был взорваться. Величайшим усилием воли ему удалось сохранить видимое спокойствие и, с трудом сдерживая рвущуюся наружу злость, он мрачно спросил:

— Но раз вы меня не боитесь, тогда почему вы бросились бежать от меня?

— Потому что каждый раз, когда я встречаю на своем пути вас или вашего Кончини, вы, зная, что меня не могут защитить ни отец, ни муж, ни брат, стараетесь подло оскорбить меня. Никто, даже самый последний бродяга, не позволяет себе так обращаться с честной девушкой, на это способен только итальянский мерзавец Кончини и вы — его верный лакей.

Каждое слово, словно удар кнутом, обжигало Роспиньяка. Терпению его пришел конец. Тем более что он заметил, как Лонгваль, Роктай, Эйно и Лувиньяк продвинулись поближе, желая присутствовать при его весьма бурной беседе с уличной цветочницей. И барон взревел:

— Дьявол и преисподняя! Ты что же, считаешь, что можешь обмануть меня своим кривляньем?.. Ты, уличная девка!.. Ха-ха! Когда такой дворянин, как я, соизволит почтить тебя своим вниманием, ты на коленях должна благодарить его за оказанную милость!

— Но вы не дворянин!.. Вы даже не лакей!.. Вы хуже!.. А теперь дайте мне пройти, мне противно долее созерцать вашу мерзкую физиономию.

И жестом, достойным королевы, она отстранила Роспиньяка со своего пути. Но Роспиньяк уже больше не владел собой. Он грубо схватил девушку за руку и потянул ее к себе. Лицо его исказилось, на губах выступила пена; склонившись над Мюгеттой, он яростно завизжал ей прямо в лицо:

— Нет, погоди, красотка! Ты от меня не уйдешь… ты станешь моей… потому что я тебя хочу… и я тебя получу, клянусь всеми силами ада! Ты дорого заплатишь мне за все оскорбления!.. А пока я прямо здесь, посреди улицы, на глазах у всех, поцелую твои хорошенькие губки, чтобы все знали, что ты принадлежишь мне!.. Ну, давай же, один только поцелуйчик, иначе ты не двинешься с места!..

Разгневанный барон, изо всех сил сжимая запястья девушки, притягивал ее к себе; глаза его полыхали звериной страстью, искаженное лицо напоминало маску ужаса. Мюгетта отчаянно сопротивлялась. Конечно, она могла позвать на помощь, и непременно нашелся бы какой-нибудь храбрец, готовый выступить на ее защиту. Но она не сделала этого: она была горда и привыкла во всем полагаться только на себя. Но все же она воскликнула:

— Отпустите меня, или я позову на помощь… я призову парижан…

В ответ барон только гнусно рассмеялся.

В это время вдалеке показался портшез герцогини де Соррьентес, возле которого шагом ехал великан д'Альбаран. Очевидно, таинственная герцогиня уже завершила свои долгие переговоры. Занавеска была приоткрыта, и герцогиня с интересом созерцала улицу — впрочем, значительно менее оживленную, чем утром. Заметив разыгрывавшуюся впереди безобразную сцену насилия, она быстро все поняла и по обыкновению спокойным и одновременно повелительным тоном распорядилась:

— Д'Альбаран, вон та девушка нуждается в вашей помощи. Избавьте ее от грубияна, докучающего ей своими притязаниями, да не забудьте преподать ему урок хороших манер.

— Слушаю, сударыня, — бесстрастно ответил д'Альбаран и пришпорил коня,

Однако наш долг заставляет нас сообщить, что сегодня утром д'Альбарану не суждено было выполнить до конца ни одного поручения своей госпожи (отметим, кстати, что любой приказ великан-испанец воспринимал с одинаковой невозмутимостью, доказывая тем самым, что он привык подчиняться, а не размышлять). В самом деле, как и в случае с Ландри Кокнаром, так и сейчас он прибыл, когда дело было уже наполовину сделано. Пока он ехал, другой исполнил его работу. Должны ли мы говорить, кто был этот другой? Разумеется, граф Одэ де Вальвер. Отчаявшись отыскать девушку в окрестностях улицы Сент-Оноре, он тоже решил направиться в сторону Трауарского креста.

Он появился в ту самую минуту, когда прекрасная цветочница пригрозила позвать на помощь. Однако он не слышал этой угрозы. Увидев Роспиньяка, он немедля бросился вперед и схватил негодяя за плечо.

— Да как ты осмелился напасть на беззащитную девушку?!. — воскликнул он.

В то же самое время его кулак с быстротой молнии обрушился на физиономию барона, и тот, испуская крики боли, покатился по земле. Вальвер приблизился к девушке и, трепеща от волнения, нежно произнес:

— Не бойтесь.