Тайна крови

А ларчик с могилами, к слову, просто открывался. В щите образовалась брешь, и из пустыни в город ломанулись пустынные мертвоеды. Животных быстро ликвидировали, но декрет все же остался в силе.

— Спускаемся, — отчеканил мужчина и волар стремительно сиганул вниз.

Забыла пристегнуться и со всей силы впечаталась в стеклянный потолок. Шишку точно заработала.

Выходила из чудо-техники недовольно потирая голову. Хорошо, что сейчас глубокая ночь, и соседи спят, иначе от вопросов о навороченном воларе потом не отвертеться. Особенно соседка фета Шурья досужая. Уж каждый раз, стоит выйти из дому, внимательно оценит: в чем, с чем, зачем и когда. А потом не упустит случая, чтобы ввернуть что-нибудь этакое, от чего волосы на спине зашевелятся. Как-то пожаловалась мне на Альби, даже угрожала, что с опекой свяжется. Якобы сестра моя по девочкам специализируется, потому что слишком уж жарко с подругой прощалась. Конечно, я не одобряю современную моду целовать друг друга на прощанье, даже в щеку, но и диктовать молодежи условия бесполезно. Они все равно поступят так, как считают нужным. Альби четырнадцать и она разберется со своей личной жизнью, но воспитательную беседу и профилактический шмон в ее комнате я тогда все же навела и внутренне успокоилась. Она давно, глубоко и, кажется, безнадежно еще с третьего класса влюблена в Итана Хогарда. Все, как полагается: блондин, спортсмен, звезда школы из семьи великородных. Не особо богатых, но тем не менее.

Выплыла из воспоминаний, когда мощная воздушная волна сбила меня с ног и заставила плюхнуться на колени в пыль. Зашибись. Еще только синяков для полного счастья не хватало!

— Чтоб у тебя телепатическая энергия кончилась, а зарядиться негде было! — плюнула стремительно уносящейся вверх точке. Кроме точки, к слову, наверху много чего было: огромный сиреневый диск Венеры едва ли не на полнеба, выглядывающие отовсюду шпили высоток, неказистые многоэтажки, покрытые наверху шапками карликовых деревьев, солнечных батарей и резервуарами для сбора дождевой воды и росы, медленно плывущие волары тех, кто победнее. Увы, на обособленный домик где-нибудь в тихом районе или домик повыше у нас не было денег. Наверху, конечно, поспокойней, вид красивее, меньше грязи и уровень преступности, но это мечты из прошлой жизни. Когда-то мы жили на среднем уровне… Когда-то.

Закончив сеанс воспоминаний, я смахнула подступившие к глазам слезы, нащупала в кармане карту и вошла в стеклянный лифт, шлепая босиком. Кабина качнулась, завизжали механизмы, и мы медленно поползли вверх. Точно когда-нибудь это устройство сорвется и расколошматит нас к Егоровой бабушке! Когда стеклянная кабина лениво раскрыла наполовину створки, предлагая протиснуться через них, как уж придется, я стремительно вылетела в прихожую. Точно пора поверить в Бога. Не представляю, как та же фета Шурья к себе на пятый этаж завтра поднимется. Ее филей не в пример моему.

Приложила пластик к панели и тихонько зашла домой. Родной запах защекотал ноздри. У каждого дома есть свой уникальный аромат, которого уже достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. Пахло сырой травой и землей — Альби снова что-то выращивала и забыла закрыть двери в огород, Тан мастерил какие-то приборы и не закрыл банку с маслом, с кухни веяло теплым ужином. Дом, милый дом! В холодном многомиллионном мегаполисе из стали, стекла и песка порой чувствуешь себя пылинкой, винтиком в непонятном механизме, пустотой. И только оказавшись дома понимаешь, что внутри кожаного мешка, кроме крови, мяса и костей есть душа…

В комнате Альби шептала музыка. Я заглянула тихонько, но сестра уже спала. Выключила проигрыватель, накрыла ее одеялом. Зашла проверить Тана. Снова пришел за полночь! Грязные ботинки валялись около кровати, плюхнулся спать прямо в одежде, даже не вынул наушники из ушей. С ним особо не церемонилась. Выдернула наушники, стянула грязные носки, дернула джинсы, из заднего кармана которых выпал презерватив.

— Отвали, а! — заплетающимся языком прошепелявил брат.

— Что-о? — склонилась, понюхала. — Отелепатеть! Ты что, пьяный?

— Я пьяный? — брат перевернулся на спину и попытался сесть, но у него не получилось. Он повалился обратно на подушки. — Забодай меня бодан, я правда пьяный.

Низкий рваный смех, словно кашель енота, заставил прийти в себя.

— Тан, ты что творишь? — подняла с ковролина презерватив и помахала перед носом брата. — Как это называется?

— В твоем возрасте и не знать? Стыдно должно быть, Ланни.

— Тан!

— Ой, отвали, мамаша. Мне шестнадцать, имею право иметь женщин! Сказала бы спасибо, что предохраняюсь.

— Отелепатеть. Спасибо, Тан, — заметила язвительно, даже не зная, как реагировать на подобное поведение. Брат и прежде сбегал из дома или приходил поздно, но чтобы пьяным? И чтобы из кармана презервативы сыпались? Это что-то новенькое. — Так, встал!

— Чего?

— Встал, живо! — скомандовала ледяным тоном, а сама вышла из комнаты и отправилась в душевую, как раз напротив его комнаты.

Настроила на панели минимальную температуру, запустила внутреннюю систему циркуляции и за шкирку потащила сонно-пьяного брата прямо в приспущенных джинсах и сползшей с плеча майке. Из соседней комнаты выглянула сонная Альби в длинной розовой ночнушке.

Пихнула брата в кабину и закрыла пластиковые двери. Тан терпеть не может холодную воду, мигом проснулся, завопил и стал колотить в дверцу:

— Выпусти меня! Ландрин, аркха тебе в задницу, выпусти!

— Что ты сказал?

— Сцакха!

— Что-что?

Меня колотило от гнева и обиды. Должно быть, произошло нечто из ряда вон выходящее, если брат ведет себя подобным образом и еще позволяет себе оскорбления в мой адрес. Я никогда не смогу заменить им родителей. Да и родителем быть не умею. Матери не стало семь лет назад, когда мне было уже восемнадцать, Тану только девять, а Альби вообще семь. Отца, чтоб дохлогрызки его останками побрезговали, если умер, мы лишились сразу после рождения Альби — четырнадцать лет назад. Стоит ли говорить, что все нуждались в родительском внимании и заботе, но не получали их? У всех сформировались свои комплексы, свои обиды и каждый справляется с трудностями как может. Я никогда не ставила себя в положение матери, старалась быть другом, но иногда приходится вести себя довольно жестко, если дорогой тебе человек гробит свою жизнь.

Альби положила ладошку на мое плечо и негромко произнесла:

— Оставь его, Ланни.

— Ты знаешь, что случилось? — я увеличила температуру воды и Тан начал успокаиваться. Постоял немного, облокотившись руками о стену, затем провел ладонями по коротким светлым волосам и вытер лицо.

— Я не особо в курсе, но они с Итаном поцапались и…

— И стоило из-за этого напиваться?

— Нет, — Альби махнула головой и посмотрела на брата, который едва сдерживал слезы. Тан чувствительный парень, из-за чего в школе ему приходится нелегко. В мужском обществе это не ценится. — Какая-то девчонка наговорила ему гадостей и сказала, что с ним никто и никогда… не станет… ну…

Сестренка отвела взгляд.

— Понятно. Вот скотина! Иди спать, дорогая.

— Не ругай его, ладно?

— Я же не бессердечная сволочь! Иди.

Альби привстала на цыпочки, поцеловала меня в щеку и, бросив на брата сочувствующий взгляд, ушла спать.

Дождавшись, пока Так относительно успокоится, открыла дверцу душа, выключила воду и протянула ему полотенце.

— Что, Берти все тебе уже растрепала?

— Перестань. Поговори со мной.

— На кой?

Он снял с себя мокрую футболку, выжал и швырнул в корзину для белья, то же проделал с джинсами, остался лишь в мокрых трусах и поднял брови.

— Так и будешь пыриться?

— Перестань. Давай поговорим. Ты не один и можешь мне довериться.

— Поговорим с тобой? Об отношениях? О сексе? — усмехнулся брат, задрав брови.

Действительно, о таком как-то непросто говорить с подростком. Да и опыт мой ограничивается Таххиром с его скудными возюканиями. Преимущественно, пока я еще сплю… Словно прочитав мои мысли, Тан припечатал:

— Ты со своими отношениями сначала разберись, а уже потом с советами лезь, мамаша.

Стиснула зубы, глотая обиду. Разговаривать с ним в таком состоянии — пустая трата сил, заставлять извиниться или осознать собственную неправоту — тоже. Процедила: