Тайна личности Борна (др. перевод)

— Методично, — заметил Борн.

— Да. — Мари позволила себе слегка улыбнуться. — Я попросила ее зайти в мой номер — это рядом, и горничная знает, что мы подруги. И если там никого не будет, положить кое-какую одежду и косметику в мой чемодан и вернуться к себе. Я позвоню через пять минут.

— И она вам поверила?.

— Я же говорила вам, мы подруги. Она поняла, что я в порядке. — Мари снова помолчала. — Видимо, она решила, что я говорю правду.

— Продолжайте…

— Я перезвонила, мои вещи были уже у нее.

— Из чего следует, что двое делегатов не сообщили ваше имя полиции. Иначе ваш номер был бы опечатан, за ним бы следили.

— Не знаю, сообщили или нет. Но если и сообщили, мою подругу уже давно допросили. И она просто сказала то, что я просила ее сказать.

— Она была в отеле, а вы — у реки. Как вы получили свои вещи?

— Очень просто. Несколько пошло, но просто. Подруга сказала горничной, что я прячусь от одного мужчины в отеле, встречаясь с другим в городе. Мне нужны мои вещи, не придумает ли она, как их мне переправить. К автомобилю… у реки. Официант, отработавший смену, привез их мне.

— А он удивился, что вы так выглядите?

— А он меня не видел. Я открыла заранее багажник, положила на запаску десятифранковую бумажку и попросила уложить вещи в машину.

— Вы не методичная, вы потрясающая.

— Методичная, этого довольно.

— А как вы нашли врача?

— Уже здесь. Через консьержа, или как он называется в Швейцарии. Я перевязала вас, как могла, остановила кровотечение. Как и большинство людей, я умею оказывать первую помощь, мне пришлось снять с вас часть одежды. Я обнаружила деньги и поняла, что вы имели в виду, прося найти доктора, которому можно заплатить. У вас десятки тысяч долларов, я знаю обменные курсы.

— То ли еще будет.

— Что?

— Ничего. — Он снова попытался встать, но не смог. — А вы меня не боитесь? И того, что сделали?

— Конечно, боюсь. Но знаю и то, что вы сделали для меня.

— Вы более доверчивы, чем был бы я в таких обстоятельствах.

— Значит, вы неверно оцениваете эти обстоятельства. Вы все еще очень слабы, а у меня пистолет. К тому же вы остались без одежды.

— Совсем?

— Даже без белья. Я все выбросила. Забавно бы вы выглядели, бегая по улицам в одном пластиковом поясе для денег.

Борн рассмеялся, вспомнив Ла-Сьота и маркиза де Шамфора.

— Методично, — сказал он.

— Очень.

— А что теперь?

— Я записала имя врача и заплатила за квартиру на неделю вперед. Договорилась с консьержем: с сегодняшнего полудня он будет приносить вам еду. Я пробуду здесь еще немного. Сейчас шесть часов, скоро рассветет. Потом вернусь в отель за вещами и билетами на самолет и постараюсь избегать всяких разговоров о вас.

— А если не сумеете? А если вас опознают?

— Буду все отрицать. Было темно. И поднялся страшный переполох.

— А теперь вы не методичны. Во всяком случае не так методичны, как будет цюрихская полиция. Я предлагаю другой выход. Позвоните подруге и попросите собрать оставшиеся ваши вещи и оплатить счет. Потом возьмите из моих денег любую сумму и садитесь в первый же самолет в Канаду. Все отрицать лучше с большого расстояния.

Она молча поглядела на него, потом кивнула.

— Очень заманчиво.

— Очень логично.

Она продолжала смотреть на него, ее взгляд выражал растущее напряжение. Потом отвернулась и подошла к окну, глядя на первые лучи утреннего солнца. Он наблюдал за ней, чувствуя эту напряженность, угадывая ее истоки, видя лицо Мари в бледно-оранжевом свете зари. Он ничего не мог сделать; она поступила так, как подсказало ей чувство, потому что освободилась от ужаса. От ужасного унижения, которое не способен осмыслить ни один человек. От смерти. И, поступая так, как поступила, она нарушила все законы. Она резко обернулась к нему, ее глаза пылали.

— Кто вы?

— Вы слышали, что они говорили.

— Я знаю, что я видела! Что я чувствую!

— Не пытайтесь оправдать то, что сделали. Вы просто сделали это — и все. Оставьте.

Оставьте. О Господи, ты мог меня оставить. И пришел бы покой. Но ты вернул мне часть жизни, и мне снова нужно бороться, снова выносить все это.

Неожиданно Мари оказалась возле кровати с пистолетом в руках. Она целилась в Борна, голос ее дрожал:

— Так что же, мне стрелять? Позвонить в полицию и попросить, чтобы они приехали и вас забрали?

— Несколько часов назад я бы сказал: валяйте. Теперь не могу себя заставить.

— Так кто же вы?

— Говорят, меня зовут Борн. Джейсон Чарльз Борн.

— Что значит «говорят»?

Он смотрел на пистолет, на темный кружочек дула. Оставалась только правда — такая, какой он ее знал.

— Что это значит? — повторил он. — Вы знаете почти столько же, сколько и я, доктор.

— Что?

— Ладно, слушайте. Может, вам станет лучше. А может, хуже, не знаю. Но слушайте, потому что больше мне нечего вам рассказать.

Она опустила пистолет.

— Рассказывайте.

— Моя жизнь началась пять месяцев назад на маленьком средиземноморском островке Пор-Нуар…

Солнце поднялось до середины растущих вокруг деревьев, его лучи сквозили сквозь раскачиваемые ветром ветки, пятная стены комнаты бликами. Борн изможденно откинулся на подушку. Он закончил, больше рассказывать было нечего.

Мари сидела в кресле напротив, поджав под себя ноги, сигареты и пистолет лежали рядом на столике.

Все это время она просидела не шевелясь, не сводя глаз с его лица; даже закуривая, она не отрывала от него взгляда. Она анализировала, оценивала услышанное, процеживала факты, как ветви деревьев процеживали солнечный свет.

— Вы все время твердили, — проговорила она тихо, — «не знаю», «хотел бы я знать». Ваш взгляд застывал на чем-то, и я пугалась. Я спрашивала вас: что это? Что вы собираетесь делать? А вы снова отвечали: «Хотел бы я знать». Боже, что вам пришлось вынести… Что приходится выносить.

— После того, что я с вами сделал, вы еще можете думать о том, что случилось со мной?

— Две разные цепи событий. — Мари задумчиво хмурилась.

— Разные…

— Общее начало, независимое развитие, с точки зрения экономики — чушь!.. Там на Лёвенштрассе, прежде чем мы поднялись к Черняку, я умоляла вас не заставлять меня идти вместе с вами. Я была уверена, что, если еще что-нибудь услышу, вы меня убьете. Тогда вы и произнесли самую странную фразу. Вы сказали: «То, что вы слышали, для меня так же бессмысленно, как и для вас. А может, даже больше». Я подумала, что вы сумасшедший.

— А я и есть в некотором смысле сумасшедший. Нормальный человек не теряет память.

— Почему вы мне не сказали, что Черняк пытался убить вас?

— Времени не было, да я и не думал, что это важно.

— Для вас нет. А для меня важно.

— Почему?

— Потому что я надеялась, что вы не станете стрелять в человека, который не попытается первым убить вас.

— Но он попытался. Я был ранен.

— Я не знала последовательности, вы мне не сказали.

— Не понимаю.