Тайна мистера Никса

Бойца, что вел нас к цели чудной».

Глава 4. Джо Дассен под кроватью

После трудного рабочего дня в архиве и библиотеке, уставшая, приплелась в гостиницу и рухнула в кровать. Однако не спалось. Положила мяту под подушку – не помогло. Уже двенадцать часов, пора бы заснуть. Вставать в восемь, с больной головой идти в архив, дышать пылью, рассматривать бисерные писарские почерки. В гостинице тихо. Кажется, я одна на этаже. Тишь, благодать. Словно в отместку радужным мечтам внизу грянула музыка. Поместили в самый уютный номер! Прекрасно! Чудненько! Странно, вчера музыки не было. Чорт, сегодня же пятница! Теперь зарядят на всю ночь!

Я встала, закурила – все равно не усну. Решила: завтра попрошу администратора поменять номер.

Красивый баритон завел мою любимую «Зи стефа». Джо Дассен! Сигарета выпала из рук. «Если б не было тебя, я выдумал тебя…», – пел кто-то внизу красиво, манерно. Какой самородок! И где – в затрапезном кабаке! Я затаилась дыхание и мгновенно влюбилась в бархатистый голос. Представила себе певца: лет сорока – пятидесяти… нет, пожалуй, меньше… тридцати пяти. Аккуратная бородка, кудрявые волосы до плеч, впереди небольшая залысинка, голубые выпуклые глаза, загнутые вверх томные ресницы, морщины от выдающегося носа к упрямому подбородку. Округлый животик, движения плавные. Красивые крупные руки с тонкими изящными пальцами. Кажется, мое воображение рисует Джо Дассена. В холодном номере гостиницы стало теплее

Ночь напролет я слушала французский шансон: Мирей Матье, Эдит Пиаф, Ив Сен Лоран. Потом настал черед итальянцев: Андриано Челентано, Ромино Пауэр.

Ах, мой милый кудесник! Я заснула под «Фели читу».

С нетерпением ждала следующей ночи. Мелькнула мысль: пойти в ресторан. Но, во-первых, нужны деньги, а во-вторых, не с кем. Буду наслаждаться искусством даром.

Концерт начался часов в десять. Публика разогрелась. Кутили какие-то старички: внизу мне встретились представительные мужчины пенсионного возраста. «Номенклатура празднует юбилей., – подумала я про себя. – Послушаем ретро! Ободзинский, Мансурова, Гелена Великанова, Майя Кристаллинская, «Маленький принц». Вначале зазвучали томные «Эти глаза напротив». Сердце растаяло. потом «Анжела» того же Ободзинского.

Бархатный тембр околдовал меня, привел в экстаз. Рок-эн-рол в стиле Магомаева: «Той единственной на свете королеве красоты». Я представила, как развеселившиеся старички, подхватив юных подружек, танцуют и заказывают «Битлз» и Элвиса Пресли. Но моему вокалисту никакие барьеры не страшны: он с блеском подделывался под голос Пола и короля рок-эн-рола. Волшебник!

Захотелось праздника. Слушательница добежала до ларька, купила баночку слабоалкогольного коктейля. Внизу, у ресторана, шумно, накурено, возле дверей старички прижимали к себе накрашенных девочнк-подростков.

В номере раскупорила баночку, разрезала яблоко и приступила к банкету. Мой «Джо Дассен» запел: «Быть может мне ты скажешь – да».

Надо бы сменить дислокацию, завтра рано вставать. Я погрузилась в сон. Оставался последний день командировки в Томске.

Воскресенье. Моя последняя встреча с музыкантом, похожим на французского шансонье. Так я его себе представляла: длинноногий, в белом костюме, на руке – крупный перстень. А может, я себе все придумала, и он толстый и маленький, с бородавкой на носу? Но зато как поет! Я приготовилась к вечернему концерту: приоделась, накрасилась, словно в филармонию собралась.

У входа в ресторан припарковались джипы и мерседесы. Контингент подобрался богатый, значит, до утра не засну. Ах, мой милый Августин, человек из музыкальной шкатулки! Согласна бодрствовать всю ночь, лишь бы услышать ваш божественный голос!

Ночной концерт начался с трагической мелодии: «Что ты вьешься, черный ворон, над моею головой?» Далее последовали: «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, гоп-стоп, ты много на себя взяла, теперь расплачиваться поздно, посмотри на звезды, посмотри на это небо, – видишь это все в последний раз!»

Публика желала репертуар «Лесоповала» и Михаила Круга. Джо Дассен хрипел и рычал весьма похоже на блатняков.

Бутылки красного вина для меня оказалось недостаточно. Сбегала в ларек за коньяком, и только выпив, успокоилась и заснула под монотонное завывание: «Я вернусь к тебе, мама, из зоны»…. Когда зарумянилось небо, вокалист исполнил последний хит Пугачевой: «Девочка- секонд-хэнд».

Вечером следующего дня путешественница уезжала из Томска. В привокзальном буфете продавали водку «Прохор Громов». В купе по радио разливалась осипшим соловьем Алла Борисовна: «За таблетку, за таблеточку, взяли нашу малолеточку, ожидает малолетку небо в клетку, небо в клеточку».

В поезде, качаясь в вагоне, под стук колес вдруг вспомнила полюбившегося слова автора театральных воспоминаний Никса.

Никс считал, что: «Все зло и неуспех театральных предприятий происходит именно от недомыслия и убежденности предпринимателей в том, что театральное дело – коммерческое. Жестокое заблуждение. Чем больше будет оправдывать дело себя в художественном отношении, тем более оно приобретет посетителей, заинтересованных исправностью постановки, а с ним, разумеется, приобретет и наибольшее количество рублей». Сибирский антрепренер и актер не уставал повторять, что искусство должно быть некоммерческим. От этой коммерциализации искусства всех порядочных творцов, считал автор мемуаров, охватывает тоска и безысходность.

Моего любимого князя Долгорукого, поэта Вс. Сибирского порой охватывало отчаяние, и криком боли звучат следующие стихи:

«Не гонись за правдой,

а гонись за златом;

много будет злата – всем ты будешь братом…

Назовут все другом – князи и вельможи;

Наслажденья жизни

Все узнаешь тоже…

Пусть проделкой темной

злато взять придется;

Но тебе в бечестье

Это не сочтется…

Только на законном

Действуй основаньи –

Осторожно, тонко,

Хоть без колебанья…

И пройдешь в почете

Путь свой до могилы –

Денежной, великой

представитель силы!»

Глава 5. Москва. Червонные валеты

Итак, в снежном маленьком Томске я узнала, что бурная молодость Всеволода Долгорукова закончилась судом в Москве и ссылкой в 1877 году в Сибирь. Чтобы подробнее узнать о деле «червонных валетов», по которому он был осужден, я отправилась в столицу.

Москва готовилась к встрече третьего тысячелетия. Уже в ноябре 2000 года на всех крупных площадях стояли наряженные елки. Куда ни взглянешь – сверкающие шары и красные Деды Морозы словно сторожат это богатство. Возле Государственной Думы находчивый москвич, надев на голову алый колпак, жонглировал елочными шарами. Народ на проходном месте хорошо подавал.

Вечерами зажигаются огни баров и кафе. Возле них курсируют истощенные мужички с рекламой на груди: цыпленок табака – 40 рублей, омары в соусе –100 рублей, кофе с коньяком – 45 рублей. Волей – неволей хочется зайти. Тут же прогуливаются разрисованные Санта Клаусы, зазывая поужинать. Попрошайки протягивают руки, назойливые девицы заглядывают в лицо. Вечерняя праздная Москва сверкает прыгающими огоньками веселых заведений, подмигивает зазывалами, вышибалами, дорогими девочками. С балконов и из подвалов несется музыка: гитара, саксофон, ударные. Вечный праздник! К казино подъезжают на иномарках бритоголовые. Вдоль Тверской прохаживаются милиционеры с ленивыми цепкими взглядами, останавливают лиц кавказской национальности, проверяют паспорта. В гостинице, если задерживаешься больше трех недель, требуют временной регистрации, – еще помнится прошлогодний взрыв в метро, по официальной версии – террористический акт чеченцев, по народной молве – борьба за передел торговой территории подземки.