Тайна монаха Алдо

К каждой теме я подхожу с полной ответственностью за будущую критику, за сомнения и обвинения в невероятных обманах и инсинуациях. Время покажет, кто окажется прав: верность моего озарения, кликушество завистников или скрытые манипуляции тайных служителей Зла. Но уже сейчас я готов принести на алтарь свое честное имя, именем Господа поклясться, что именно моя правда окажется единственно верной…

Прошу читателя не путать два разных понятия – веру в Создателя и церковь, считающую себя его наместником на земле. Веру я защищать не собираюсь – она или есть или ее нет. Обличать церковь – задача неблагодарная, опасная и даже бесполезная, похожая на стрельбу из пушки по воробьям. Такой цели я не ставил, хотя критики на этих страницах читатель встретит достаточно. Церковь – структура не только властная, но и коммерческая. Я, как любой верующий, должен ей подчиняться, выполнять беспрекословно правила и ритуалы. Но как я могу носить в душе идеалы правды, если перестал верить в святость Матери-Церкви? В учении христианства содержится масса гуманистических идей. Церковь веками внедряла их в сознание верующих, но и скрывала правду, целенаправленно истребляла тех, кто осмеливался посягнуть на ее богатство или власть. Симония, гомосексуализм, целебат, инквизиция – все это негативные стороны борьбы за власть и богатство. Церковь обрядила обман в белые одежды целомудрия и выдает его веками за единственную правду. Сложно, очень сложно несведущему человеку разобраться в этих перепетиях. Сложно найти незаметную тропинку правды, теряющуюся на протоптанной дороге лжи и обмана. Но я – человек сведущий и смог, слава Создателю, найти единственную правду, скрытую за могучими стенами католической веры. Об этом пишу, оставляю о себе единственную память с надеждой, что мой голос будет когда-нибудь услышан.

***

Итак, неизвестный читатель, в твоих руках история одной жизни. Мое странное и, скорее всего, нежеланное появление на свет окутано мраком тайны. Родители мне неизвестны. Младенец мужского пола родился в несчастливый день. Может быть поэтому мать решила отказаться от меня, чтобы не отягощать и без того тяжелую жизнь с мужем или без него? Правды мне не узнать. Родившийся в тайне, я посвятил жизнь тайным исследованиям, и в конце жизни, скорее всего, растворюсь также в тайне …

Еще в детстве я четко представлял руки моей матери, когда смотрел на ловкие руки монашек, которые стряпали, стирали или шили. Представлял руки женщины, которую никогда не видел. Никогда не чувствовал ее прикосновения, не слышал ее голоса. Не чувствовал ее любви и обожания. Мне также не довелось почувствовать ее ненависть или равнодушие. Ни одно из самой широкой палитры человеческих чувств не коснулось меня даже легким ветерком. Женщина, подарившая мне жизнь, была и останется лишь тенью и тайной. Густой далекой тенью. Тайной, в которой растворилась моя дальнейшая жизнь. Я так хотел, чтобы ее руки обняли меня, погладили по голове, прижали к груди. Мне не нужно было слов. Мне нужна была любовь и теплые нежные руки моей матери…

Жаловаться грех, поэтому возношу хвалу Создателю, что подкидыша нашли добрые люди. Они же определили меня на воспитание в сиротский дом при бенедектинском монастыре, расположенном в двух днях езды от Рима. Большой каменный дом стоял в отдалении от монастыря, но пройти туда можно было только через крепкие дубовые ворота. Сиротский дом часто посещали монахи по каким-то своим делам, но постоянно там жили и работали только сестры-монашки. Они качали головами и осуждали местных женщин, приносящих сюда под покровом ночи новорожденных младенцев.

Не могу судить людей за их поступки.

Каждый из них выбрал свой путь в жизни.

С самого детства я находился в окружении монахинь и монахов. И если первые относились к нам строго и, на мальчишеский взгляд, порой жестоко, то вторые издалека притягивали недоступностью и ореолом тайны. Мне импонировали их проповеди апостольской бедности, аскетизма и любви к ближнему, из которых я понимал основное: они дарили жаждующим беднякам не кусок хлеба, а знание, внимание и любовь. Только по прошествии лет стало ясно, что мне, ребенку, катастрофически недоставало родительской любви и я тянулся туда, где мог найти ей замену. Искренне было внимание монахов к подкидышам или нет, не играло решающей роли. Оно было и мы, растущие, как сорная трава, тянулись к нему, как к источнику воды. Ведь даже сорняк нуждается в теплом ветре, воде и ласковых лучах солнца.

Мне также нравился внешний вид монахов: темно-коричневый шерстяной хабит, перехваченный на поясе белой веревкой с тремя узлами и привязанными к ней четками; лежащий на спине длинный капюшон и сандалии на босу ногу, в которых они ходили даже зимой. Xотя монахи передвигались в основном с накинутыми на головы капюшонами и опущенными книзу головами, от них

веяло непонятной загадочной силой, а закрытые под одеждами фигуры и скрытые взгляды были для нас, мальчишек, окутаны мистическими тайнами. Эти тайны будоражили воображение, наполняли сердце сладкой истомой, будили фантазии и наполняли жизнь хоть каким-то смыслом.

Еще учась в школе, я принимал активное участие в жизни церковного прихода Террачито, где имел счастье жить. Мне очень хотелось быстрее подрасти, стать священником, узнать и причаститься к тайнам церкви. Исподволь я изучал, каким образом проводятся службы и мессы, посещал больных прихожан, помогал в организации любых мероприятий прихода, заучивал псалмы, читал Библию и Евангелия, пел в хоре.

Моя активность не осталась незамеченной.

Аббат прихода Отец Жакомо взял меня под личную опеку и стал ненавязчиво усиливать и направлять желание стать священником. Он терпеливо объяснял важность трех обетов, обязательных к исполнению для монашеского пострига: девство, послушание, нестяжание, то есть бедность.

Мне несложно было выполнять обеты, чтобы с трепетом встать на путь пастыря Церкви Христовой. Два года терпеливо проходил испытания новиций³⁾ Дженарро Россo, чтобы вступить в монашеский орден … Наставник часто оставался со мной наедине. Мы разговаривали не только на библейские темы или о жизни монахов в аббатстве. Отец Жакомо готовил меня к постригу, часто заводил откровенные разговоры о молодых женщинах, отвращал от соблазна к ним.

По его представлениям они являлись самым страшным воплощением дьявола на Земле. Он объяснял смысл целибата⁴⁾ и время от времени ласково снимал руками юношеские грешные движения моего неопытного тела. Так он брал на себя грех, который тянет мужское естество к женскому. Не верить наставнику я не мог, потому что относился к нему не просто, как к учителю, но как к отцу. В этом состоял второй обет новиция – послушание. Подчиняясь отцу Жакомо, я верил всему, что бы он ни говорил или совершал: наставник от Бога не мог быть лгуном.

Обет нестяжания был самым легким – я не имел личных вещей и не хотел от жизни ничего, кроме знаний, к которым тянулся с тех пор, как обучился грамоте и латинскому языку. До сих пор мне не открылась тайна тяги к знаниям – это одна из загадок моего рождения. Возможно, ее вложил в меня незнакомый отец. Но возможно это Создатель сделал меня сиротой при рождении, чтобы определить настоящее место в жизни и наилучшим образом реализовать начертанную и уготовленную судьбу. Кто знает?

Пути Господни неисповедимы …

Время новиция пролетело незаметно в трудах и закончилось торжественным принятием в орден. Новиций Алдо Дженарро Россo стал после пострижения полноправным монахом. Отец Жакомо считал, что я один из немногих, кого Господь наделил особенным даром к знаниям. Именно поэтому он уделял мне особое внимание, давал неоценимые советы, предлагал поддержку. Только благодаря ему, а также прилежанию и послушанию, я смог подготовиться и поступить в Папский университет Святого Креста.

– Алдо, сын мой, – напутствовал он меня перед расставанием, – старайся в жизни смотреть на шаг вперед. Господь оценит каждую праведную попытку, каждое деяние и пошлет тебе благословение. В этом святом месте, находящемся под властью Святого Престола, ты научишься особой миссии налаживания диалога между Церковью и современными культурами. Мы, дети Матери-Церкви, должны везде иметь глаза и уши, уметь отделять зерна от плевел⁵⁾ и доносить до людей единственную правду. Тебе предстоит пройти испытание длиною в шесть последующих лет. Это будет только начало на пути к истине. Ты справишься с непростым заданием, определенным Создателем. Поверь в себя, как я верю в тебя и в твое великое предназначение.

На время учебы мы расстались. Отец Жакомо остался в приходе Террачито обучать других новициев, а я уехал в Рим изучать философию, богословие и другие интересные мне и угодные Господу науки.

Годы учебы оставили в памяти неизгладимые впечатления и я посвятил им много страниц дневника. Написаны они на двух языках – латыни и итальянском. Коротко поясню ясный для меня, но непонятный для читателя пространной рукописи выбор.

Почему латынь?

Письмо и разговор на латыни особо поощрялись в университете Святого Креста. Большая часть культурного наследия античности дошла до нас через латынь и греческий, поэтому знание языка является ключом к овладению огромным культурным наследием, существующим более трех тысячелетий. Латынь дисциплинирует ум, помогает понять составляющие других языков. Этим красивым языком пользовались все без исключения писатели, философы и поэты древности. Без нее не освоить древнюю литературу.

Без понятия культуры прошлого невозможно понять современные культуры, расшифровать дошедшие до нас сокровища, которые таятся в историях отдельных Церквей, в манускриптах и эпиграфике, хранятся в архивах, библиотеках и музеях.

Латынь мне начал преподавать отец Жакомо в приходе во время школьного обучения. В Риме я мог уже неплохо изъясняться и писать на возрождающемся из мертвых языке. Латынь – язык церкви и я, как ее служитель, не могу пройти мимо этого знака благодати. Отождествляющий себя с Матерью-Церковью, отождествляет себя с ее языком.