Тайна Нефертити (сборник)
Шрифт:
— Здесь будет город, которому я придумал красивое название, — с воодушевлением говорил Аменхотеп своей царственной супруге. — Послушай, как звучит: Ахетатон — «Небосвод Атона»! И мы с тобой должны носить новые имена.
— Зачем? — удивилась Нефертити.
— Мы переходим под покровительство бога Атона, и наши имена должны быть связаны с ним. Свое я уже назвал в указе, предписывающем поклоняться Атону, — Эхнатон! Разве это не замечательно звучит — «Угодный богу»? И ты отныне Нефернефруатон — «Прекрасная красота Атона». Это так тебе подходит…
— Но очень длинно…
— Это только для церемоний, а я по-прежнему буду звать тебя Нафтитой.
Она видела его глаза, наполненные любовью к ней, слышала его завораживающий голос и верила, что он действительно, как не уставал повторять это почти каждодневно, будет любить ее вечно. Так что же случилось теперь? Почему Эхнатон так изменился?
Ритуал
Все эти годы египтяне вели с ними борьбу, и лишь Ясмосу (1584–1559) удалось изгнать гиксосов с захваченных ими земель и объединить страну под главенством царей, правивших в Верхнем Египте. Это было начало так называемого Нового царства. Фараон Ясмос считается родоначальником ХVIII династии египетских царей, которая завершилась со смертью Эхнатона (Аменхотепа IV) и его дочерей и последователей.
Фивы — центр IV-го верхнеегипетского нома — долгое время после объединения Обеих Земель (Верхнего и Нижнего Египта) были столицей государства. Поскольку покровителем города считался бог Амон, он и стал главным богом для всей страны. К нему прибавляли еще частицу Ра, означавшую общего бога — Солнце.
Видимо, мысль о том, что жизнь всему дают живительные лучи Солнца, а не абстрактный Ра, приходила на ум фараонам, правившим до Эхнатона, — свидетельства этого есть в текстах Среднего царства. В Эрмитаже хранится папирус «Пророчество Неферти», где есть слово, обозначающее солнечный диск, и предсказывается, что «Атон закроется и не будет сиять».
Изображение Атона в виде диска с рукообразными лучами стало встречаться при Аменхотепе II, а Аменхотеп III своей лодке, на которой прогуливался с женой Тейе по выкопанному для нее озеру, дал название «Атон блистает». Он же держал чиновника, который носил титул «Домоправитель усадьбы Атона». Значит, какой-то храм Атона, хоть и не очень значительный, существовал при этом фараоне.
Во все времена существовала вражда между фараонами и жрецами, которые, будучи непосредственными служителями бога, старались стать выше царей и на этом основании завладеть землями и богатствами. Фараоны делали попытки освободиться от власти жрецов, но не шли на открытый разрыв. Аменхотеп III, у которого было тронное имя Небмаатра («Владыка правды Ра»), упорядочил уклад государственной власти, в которой жрецам уже не отводилось так много места, как прежде, но на противостояние еще не решился. Нося имя Аменхотеп («Амон доволен»), он вообще более всего любил удовольствия и развлечения. Кто хочет увидеть его лицо, тот может посмотреть на двух сфинксов с его ликом, стоящих сейчас на набережной Невы в Санкт-Петербурге.
Этот фараон за все 30 лет своего правления не вел больших войн, а вкладывал средства и силы в строительство. При нем были возведены роскошные Карнакский и Луксорский храмы, храм богини Мут (жены Амона). Карнакский и Луксорский храмы соединяла трехкилометровая аллея сфинксов, по обе стороны которой были высажены прекрасные сады.
Напротив Луксорского храма Аменхотеп III приказал построить лично для себя поминальный храм, у входа в который стояли две колоссальные фигуры высотой с семиэтажный дом и по 700 тонн весом каждая. Они изображали Аменхотепа III на троне.
Храмы бога Амона (что означает «Сокровенный») уже тогда представляли собой не только место для молитв, а разветвленные хозяйства. При Аменхотепе IV они еще более укрепились, что и послужило причиной для его разрыва со жречеством, проповедовавшим культ Амона.
Наедине с зеркалом
Воспоминания царицы прервала служанка, известившая о прибытии фараона. Нефертити поднялась из сада в зал приемов — прежде она почти всегда участвовала в деловых переговорах царя с вельможами и давала заслуживающие внимания советы, а на торжественных церемониях царица даже обязана присутствовать. В этот раз ее официального присутствия не требовалось, но опасения за судьбу северных территорий сильно волновали ее, и она решила принять участие в беседе фараона с военачальниками, а заодно напомнить супругу о себе, поговорить с ним.
Войдя в зал, Нефертити сразу же увидела лицо царя, сидевшего в кресле. Он казался сильно утомленным, слушал стоявших перед ним Эйе и Хоремхеба рассеянно. Увидев вошедшую Нефертити, не скрывая досады, спросил:
— Что тебе надо, Нафтита? Мы говорим о деле, которое тебя
не касается!Нефертити, не ожидавшая такого резкого выпада, да еще при посторонних, сдержалась от желания ответить так же и с подчеркнутым спокойствием сказала:
— Великой царицы Обеих Земель касается все, если речь идет о судьбе Египта.
Не давая Эхнатону возможности сказать еще какую-нибудь колкость, она поспешно вышла из зала приемов и направилась в свои покои. Здесь она попыталась успокоиться, вновь предавшись воспоминаниям. И опять припомнились счастливые годы замужества и царствования, проведенные в Фивах.
…Шел уже шестой год правления Аменхотепа-Ваэнры, и к этому времени его отношения со жрецами храмов Амона сильно обострились. Случалось, что и поступки некоторых высокопоставленных вельмож трудно было понять. Визирь, правая рука фараона, иногда позволял себе отдавать распоряжения без совета с царем. Но Аменхотеп еще умел поставить на место слишком самостоятельных вельмож, и царица всячески поддерживала его во всем.
Нефертити припомнился один из приемов послов. День тогда был душный, и носители опахал неустанно работали руками. Придворные дамы, церемонно выстроившиеся по обе стороны от трона, томились от духоты. Вельможи теснились рядом, щеголяя нарядами и украшениями не хуже дам. Слуги послов вносили великолепные ковры и вазы, ларцы, полные золота и драгоценностей, тюки всевозможных тканей, огромные корзины с фруктами… Нубийцы порадовали царя и царицу прекрасными изделиями из слоновой кости и ручным бабуином, который тут же принялся веселить собравшихся, важно расхаживая между вельможами, будто равный.
Когда церемония приношения даров была окончена, царь, обведя взглядом собравшихся, спросил:
— А где послы от пелестов — народов моря? Я ждал их сегодня.
Вельможи замешкались, зашушукались, и тогда церемониймейстер объявил:
— Они отбыли назад, не дойдя до дворца.
Глаза фараона загорелись бешеным огнем, но голос он сумел сдержать, не унизившись до крика в присутствия придворных:
— Они не пожелали явиться ко мне?
Вперед вышел один из молодых военачальников, который нередко выполнял личные поручения фараона:
— Если повелитель позволит…
— Говори, Абдель, — разрешил царь.
Абдель с поклоном сделал несколько шагов к трону и что-то негромко сказал. Царь, уже плохо сдерживая гнев, воскликнул:
— А где он сам? Где визирь? Почему он сегодня отсутствует?
Во дворце запахло скандалом, и Нефертити, желая смягчить остроту ситуации, тихо сказала мужу:
— Эти слова не для ушей придворных.
Царь резко повернулся к ней и через секунду-другую уже более спокойно сказал:
— Ты, как всегда, мудра, царица.
Она улыбнулась в ответ:
— Отпусти всех, а потом поговорим.
Фараон махнул рукой со словами:
— Все свободны, кроме Абделя.
Послы, вельможи, придворные дамы стали выходить из зала приемов, пятясь назад. Когда все вышли, царь спросил Абделя:
— Это верно, то, что ты мне сказал?
— Как то, что солнце всходит на востоке, ваше величество! — ответил Абдель и снова, теперь уже громко, повторил все, о чем ранее негромко сказал царю.
— Ты слышала Нафтита? Визирь посмел повернуть назад послов народов моря только потому, что их дары уместились всего в три сундука! Я и так с трудом удерживаю этот клочок земли. Нам необходимо укреплять морские границы, а он сеет между нами вражду!
— Да, с некоторых пор визирь не выказывает должного уважения к царю, — в раздумье проговорила Нефертити. — Он близко сошелся с Сетом и другими жрецами Амона.
— Каков! — продолжал возмущаться фараон. — Теперь я понимаю, почему он не хочет, чтобы я строил новую столицу и храмы богу Атону. Ему хочется самому верховодить!
В то время пришли тревожные известия с южной границы. Хотя Нубия давно стала провинцией Великого Египта, на нее все еще посягали различные племена из Центральной Африки, донимая разрушительными набегами. Аменхотеп то собирался отправиться в поход, на чем настаивали военачальники, чтобы решительно пресечь набеги, то впадал в транс или отдавался целиком творчеству, сочиняя оды, то ехал посмотреть, как строится новая столица и скоро ли уже можно будет туда перебраться. Его раздражали открытые притязания жрецов и, видимо, пугали тайные действия недоброжелательных вельмож. Он не раз говорил царице:
— Нафтита, я хочу покоя. Скорее бы уже был готов дворец в Ахетатоне. Мы укроемся в этом городе, и никто из моих врагов не посмеет войти в него — четырнадцать пограничных камней и верная стража преградят им путь.
Нефертити и сама уже этого желала. Ей тоже иногда было нелегко строить свои отношения с главными жрецами храмов, которые беззастенчиво прибавляли к своим владениям государственные земли. Однажды, когда царь в очередной раз уехал посмотреть, как строится новая столица, она занялась ревизией дворцового хозяйства, собрала писцов и потребовала полного отчета. Оказалось, что Сет объявил часть плодороднейшего берега Нила, лежащую между храмом Амона и царским дворцом, собственностью храма, а значит своей собственной. И в то время, как Нефертити шла в зал, где ее ждали писцы, Сет появился во дворце. Она пригласила его на беседу.