Тайна одноглазой «Джоконды»

– А когда вы успели поменять картины, если звонили мне из Эрмитажа?..

Перепелкин горько усмехнулся:

– Я звонил вам не из Эрмитажа, Эмма, а из своей квартиры. Как только вы ушли, я сразу же вошел в квартиру Матильды Эрнестовны. У меня есть запасной ключ. Я забрал картину и отвез ее в Эрмитаж. И пока мы с вами ходили по музею, Косолапов поменял одну «Джоконду» на другую. Об этом знали только три человека: я, он и начальник охраны. Потом, если вы помните, мы встретили Косолапова в коридоре, и он позвал меня к себе в кабинет. А на самом деле я повез французскую «Джоконду» сюда…

– Значит, это вы предложили тете Моте путевку в Новгород, – догадалась я.

– Ну конечно! – всплеснул руками Глеб Борисыч. – Я не хотел, чтобы Матильда Эрнестовна понапрасну волновалась. А теперь картина исчезла! Выставка через три дня закроется! «Джоконду» надо возвращать французам!.. Все пропало, все пропало!.. – Перепелкин чуть не плакал.

Мы с Воробьем удрученно молчали. Какое, оказывается, простое объяснение. Как же выкрутиться из этой дурацкой ситуации?..

К счастью, нам на помощь пришел Гафчик.

Он, недолго думая, юркнул под кровать и вытащил оттуда «Джоконду». Глеб Борисыч прямо в пляс пустился от радости.

А в прихожей снова зазвенел звонок. Я пошла открывать.

– Мухина здесь живет? – спросила меня тетка в желтом берете.

– Я Мухина.

– Тебе срочная телеграмма, девочка. Распишись в получении.

Глава XXVI Телеграмма из Сестрорецка

Пока я ходила открывать дверь, Володька выдумал целую историю о том, как расшалившийся Гафчик, бегая и прыгая по квартире, задел лапами раму. Картина грохнулась на пол, и хитрый пес, чтобы замести следы своего преступления, утащил ее под кровать. Но, увидев переживания Перепелкина, собака тотчас раскаялась и вытащила «Джоконду» из-под кровати.

Конечно, вся эта история была шита белыми нитками. Маленький Гафч при всем желании не смог бы достать лапами до рамы, даже если б забрался на стул. Но простодушный Глеб Борисыч принял рассказ Воробья за чистую монету.

– Вы только, пожалуйста, никому не говорите о замене «Джоконды» в Эрмитаже, – попросил он нас.

Мы торжественно поклялись, что будем молчать как рыбы.

– Ну вот, Мухина, одну тайну мы уже разгадали, – весело сказал Володька, когда Перепелкин ушел. – Давай теперь разбираться со Смертью. Как ты считаешь, надо ей отдавать картину или нет?

Я почесала макушку.

– Получается, Воробей, мы Францию ограбим. Лишим французов их национального достояния. Неудобно как-то.

– А если ты на части развалишься, тебе удобно будет?

– Пока-то еще не развалилась. Время терпит.

– Ничего себе, терпит! Да ты и ахнуть не успеешь, как пролетят пять дней. Надо срочно что-то делать!

– Допустим, мы отдадим Смерти «Джоконду», – принялась я рассуждать. – Но где гарантия, что вместо противоядия она не подсунет мне какую-нибудь туфту? Зачем ей лишний свидетель, если разобраться?..

Володька кивнул, соглашаясь.

– Давай тогда подумаем, как нам поступить, чтобы ты осталась в живых, «Джоконда» осталась у французов, а Смерть осталась в дураках.

Думали мы думали, но так ничего и не придумали.

– Перерыв, Воробей, – сказала я. – У меня уже крыша едет.

– Никаких перерывов, – ответил Володька. – Займемся расшифровкой телеграммы.

И мы приступили к расшифровке.

В телеграмме был такой текст: «ДОРОГАЯ ЭММА МУХИНА, ПОЗДРАВЛЯЮ ТЕБЯ С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ».

И все. Точка.

Первым делом Воробей выписал на отдельный листок каждую вторую букву. Получилась полнейшая белиберда; хоть слева направо читай, хоть справа налево:

ООАЭММХНПЗРВЯТБСНМОДНЯ.

Тогда Володька выписал на листок каждую третью букву. Результат был тот же самый. Воробей выписал каждую четвертую букву, затем каждую пятую… шестую… седьмую… Бесполезно. Сплошная бредятина.

Мы стали менять местами слоги в словах; соединяли одни только гласные или одни только согласные; выстраивали слова телеграммы лесенкой, пирамидой, кругом… Ничего не выходило.

Володька аж взмок от напряжения.

– Ну, Бубликов, – сердито сопел он. – Ну зашифровал…

– Не надо было хвастаться, что ты лучший дешифровалыцик в мире.

– Да чего уж теперь…

– Слушай, Воробей, а что, если нам телеграмму над огнем подержать? Может, Бубликов свое сообщение невидимыми чернилами написал. Буквы согреются и проявятся.

– Какими еще чернилами?! Телеграммы же по телеграфу передают!

– Давай попробуем, – настаивала я. – Попытка не пытка.

Мы пошли на кухню. Я зажгла газ. Володька поднес телеграмму к пламени горелки. Но видно, опустил листок слишком низко.

Телеграмма вспыхнула.

– Ай-ай-ай! – завопил Воробей, разжимая пальцы. Бумажка упала на горелку и мгновенно сгорела.

– Ну ты и растяпа, Володька! – закричала я.

– Да отвали ты, Мухина! – тоже закричал он, дуя на обожженные пальцы. – Ой, как жжет…

Воробей открутил кухонный кран и сунул руку под струю холодной воды.

Я посмотрела на часы и ахнула. Был уже десятый час вечера. Весь день мы с телеграммой проваландались.

– Все, – сказала я. – Финиш. Я пошла спать.

И я пошла спать.

Утром меня разбудил дикий Володькин вопль.

– Эврика! – орал Воробей. – Нашел!!

– Что ты там нашел? – зевая, спросила я.

– Ключ к шифру нашел! Уф, наконец-то. Всю ночь искал. А ключик-то оказался проще простого. Смотри, Мухина.

И Володька показал мне листок, на котором слова телеграммы были написаны вместе, без пробелов:

ДОРОГАЯЭММАМУХИНАПОЗДРАВЛЯЮТЕБЯСДНЕМРОЖДЕНИЯ.

– Ну и что дальше? – осведомилась я.

– Сейчас увидишь. Следи за ходом моих рассуждений. Я беру первую букву «Д» и последнюю букву «Я», соединяю их и меняю местами. Что у нас получилось?

– «Яд». И это все?

– Не спеши, Мухина. Теперь я прибавляю к этим буквам четвертую букву от конца – «Е» и третью букву от начала – «Р». Затем идет третья буква от конца – «Н» и вторая буква от начала – «О». Добавим сюда опять же четвертую букву от конца – «Е». И вот что мы получаем. – Воробей быстро написал слово.

– «Ядерное», – прочла я.

– Правильно, Эммочка. Читать умеешь. Смотри дальше. Четвертая буква от начала – «О», восьмая буква от конца – «Р», тринадцатая буква от начала – «У», шестая буква от конца – «Ж», пятнадцатая буква от начала – «И», десятая буква от конца – «Е». И мы получаем еще одно слово.