Тайна озера Кучум

— Спасибо, Ваня, за доброе слово, — Николай Иванович слегка коснулся руки дворника, посмотрел ему в глаза. — Доброе дело сказал…

Повернувшись, они перешли на другую сторону улицы, встали около стены какого-то дома. Загбой удручённо спросил:

— Пашто к Тиме не пускай?

— Дома нет, просят подождать. Он скоро приедет, — пряча взгляд, ответил Залихватов и полез в карман за табакеркой.

Молча закурили. Потягивая дым из своей трубочки, Загбой, прищурив глаза, смотрел в конец улицы, встречая и провожая каждую лошадь. Завидев какую-то живую тройку с колокольчиками, он вытягивался в струнку и взволнованно говорил:

— Он, отнако, Тима гремит! Путем тароваться. Пашто Иван метёлкой не колотит? Хозяин етет…

Желая доказать правоту своих слов, он хватал свою котомку, дёргал Залихватова за рукав и тянул его к знакомым воротам. Но лошадь подъезжала, сравнивалась с ними, проезжала мимо. Оказывалось, что это совсем чужие сани, да и пассажир не тот.

Прошёл час или более. Загбой уже перестал реагировать на весь гужевой транспорт, устало смотрел на мелькавшие мимо сани, повозки, на торопливых прохожих. Потуже закутавшись в свою дошку, он тускло смотрел на небо, желая определить по солнцу время суток. Однако солнца не было видно. Где-то там, за крышами домов, сквозь густой дым печных труб едва просвечивалось блёклое пятнышко. Но охотник не мог себе представить, что это небесное светило, почему разочарованно подмечал неприветливость и серость зимних улиц города:

— Эко! Темно, как вечером. В корот шли, солнце пыло. Пришли — нет его. Как так, Николай? Может, уже вечер наступил?

Залихватов пританцовывал на месте, согревая ноги, размахивал руками, стараясь взбодрить продрогшее тело:

— Пойдём, Загбой, в кабак, там хоть тепло. Водки выпьём или, на худой конец, чая. А Набоков приедет, в окно увидим…

— Што ты! Как можно? Тима приетет, а меня нет. Нельзя так, жтать нато, — толмачил следопыт, осматривая очередные сани. — Скоро, отнако, уже путет. Тогта томой пойтём, там карашо, тепло. Тима гостить воткой путет.

— Ну а коли он вообще сегодня не приедет?

Приедет. Как домой не можно ехать? А ночевать где?

В конце улицы показался конный обоз: с десяток лошадей с храпом тянули тяжёлые сани. Возчики устало понукали коней, встряхивали вожжами, негромко подбадривая животных. Поравнявшись с домом Набокова, все вдруг разом остановились. Передовой конь, знавший свои ворота, сам повернул с проезжей части улицы и ткнулся головой в тесины. Возчик живо подошёл к преграде, застучал кольцом запора. Ответом ему было недолгое молчание. Затем знакомый голос Ивана дал о себе знать:

— Хто там?

— Обоз с мясом да шкурами. Открывай давай, — хрипло отозвался возчик и ещё раз нетерпеливо ударил в ворота.

Внутри забухали какие-то доски, творила дрогнули, подались назад, открыв на обозрение большую часть широкого купеческого двора с его многочисленными постройками. В просторе обозначилось довольное лицо Ивана, который к этому времени уже успел добавить очередную дозу спиртного. Лошади дёрнулись и, поочерёдно протягивая за собой сани с грузом, вошли во двор. Ворота вновь закрылись, оставив Загбоя и Залихватова наедине со своим ожиданием.

Прошло ещё минут двадцать. В окне второго этажа появилась высокая светловолосая женщина с приятными чертами лица. Недолго осмотревшись по сторонам, она направила прямой взгляд своих глаз на ожидавших и какое-то время дарила им своё внимание. Может быть, её удивила необычная меховая одежда Загбоя, или бородатые, уставшие лица путников вызывали жалость. Тем не менее она улыбнулась им тёплой улыбкой, слегка повернув голову назад, что-то беззвучно сказала. Тут же около неё возникли дети, две девочки десяти — двенадцати лет. Загбой приветственно помахал им рукой, дети засмеялись. По всей вероятности, необычный вид человека тайги, облачённого в меховую куртку, вызывал у них живой интерес. Затем высокая женщина что-то сказала детям, те быстро исчезли в глубине комнаты. За ними ушли и девушка-гувернантка, и та высокая дама.

— Эко! Чьи тети? — спросил Загбой у Николая.

— Не знаю, — пряча глаза, ответил тот и потянул следопыта за рукав, — пошли в заведение, хоть чаю попьём, согреемся. Я уже замёрз до костей.

— Нет, отнако. Путу жтать тут. Как хоти? Тима поетет, а меня нет. Некарашо. Ты хоти, а я смотреть буту.

Залихватов пошёл к недалекой двери, скрылся внутри кабака. Загбой равнодушно посмотрел ему вслед, полез за трубкой в карман, набил её табаком, закурил. И тут из-за угла показалась ещё одна повозка. Он сразу отметил отличие от гужевого транспорта. То была богатая, залихватская тройка с резвыми скакунами в упряжи. В центре шёл чёрный коренник, по бокам каурые пристяжные. Необыкновенный малиновый звон колокольчиков наполнил улицу от начала до конца. По строгому покрикиванию кучера, по шарахающимся от неё пешеходам, резным, лакированным саням было видно, что это не простая тройка, а купеческая, хозяйская рать.

Дрогнуло сердце Загбоя, застыла душа, задрожали руки: «Он етет, тарагой зять, Дмитрий!» Как будто в подтверждение мыслей бухнули ворота особняка, широко открылись творила, обнажив широкую ограду двора. К столбу выскочил Иван, взволнованно посмотрел в конец улицы, замахал руками: «Едет, едет…»

Не удержался Загбой на месте, шагнул навстречу, заторопился, ускорил движение, мелко перебирая ногами, побежал вперёд. Где-то сзади хлопнули двери кабака, на улицу выскочил Залихватов, предостерегающе закричал:

— Стой! Куда ты?

Но не слышит охотник, торопится к другу. Не видит преград, наталкивается на редких прохожих, на фонарные столбы, кучи снега, спотыкается, но тут же встает и бежит дальше. Хриплый голос рвётся из груди:

— Тима! Тима! Я это, Загбой…

Выскочил на проезжую часть, машет руками, привлекая внимание. Видит, что сидящие в санях его заметили. Проворный кучер, сдерживая ретивых лошадей, натянул вожжи, что-то кричит ему. А двое в розвальнях вытянули головы, смотрят удивлёнными глазами. Тот, что справа — он увидел и узнал его — Дмитрий в огромной собольей шубе, в шапке из лисы чернобурки. Привстал, держится рукой за облучок, что-то торопливо говорит кучеру. Второй пассажир, огромный, важный, в голубой суконной шинели с золотыми пуговицами, с пышными усами на круглом, сытом лице, глядя на Загбоя, громко, заразительно хохочет.

Вот остались какие-то метры до тройки. Плохо контролируя свои действия от предстоящей встречи с другом, Загбой бросился под ноги каурому. Игривый пристяжной не успел остановиться перед человеком, сбил грудью охотника. От резкого удара следопыта откинуло назад. Не удержавшись на ногах, упал охотник на спину, покатился по дороге, перекатываясь со спины на живот. На миг выбило из сознания. Как в глубоком сне приподнял голову, огляделся: «Где я?» А сани уже рядом с ним. В глаза ему смотрит Дмитрий, холодно, строго, с некоторым удивлением, как на упавшую колоду. Кучер, стоя на облучке, что-то грозно кричит, замахиваясь кнутом. Человек в шинели показывает на него пальцем, угрожающе рокочет басом:

— Смотри, куда прёшь! Ух, чалдон, нажрался…

Не обращая внимания на его слова, Загбой тянет руку Дмитрию, пытается подняться, с улыбкой шепчет добрые слова:

— Трастуй, Тима! Гости, отнако, я пришёл!

Но холодны и непроницательны глаза зятя. Смотрит на него, как на чужого. Может быть, не узнает? И вдруг отворачивает взгляд, резко толкает кучера в спину:

— Пошёл!

Загбой пытается ещё что-то сказать, почти кричит родному человеку призывные слова. Но лихая тройка рвётся вперёд. Резные сани со скрипом трогаются с места. Вскочил эвенк на ноги, побежал рядом, схватил Дмитрия за рукав собольей шубы. Но тот непреклонен, тряхнул рукой, как будто сбросил с себя груз прошлого, отвернулся в сторону. Крикливый кучер, спешно повернувшись, резко замахнулся. Послушный кнут, разрезая воздух, тонко пропел пикирующим соколом. Жгучий удар разорвал лицо.