Тайна подземного королевства

Папа смотрел ночные новости и разговаривал с отцом Макселом. Мать была в кухне, готовила чай. Принесла поднос, мельком бросила взгляд на сына.

— Привет, дорогой. Я слышала, Мария сменила гнев на милость.

Роберт кивнул. У матери был усталый вид, но она, как всегда, выглядела великолепно. Безупречный макияж, бледно-голубой кашемировый джемпер — внешне небрежный, но очень дорогой. Роберт не понимал, как ей удается держать марку. Он спросил:

— Как Хлоя?

Ее глаза распахнулись. Рука отца Максела, потянувшегося за чаем, на краткий миг застыла в воздухе. Джон Дрю внимательно уставился в экран.

— Так же. — Мать старалась не выдавать голосом волнения. — У нее веки чуть-чуть затрепетали. Часов в семь вечера. Врачи говорят, мышечный спазм. А в остальном — то же самое.

Воцарилось молчание; он кивнул. Хлоя всегда была одинаковая — неподвижная, с безвольно качающейся головой. Ее «кормили» специальными растворами внутривенно. Такой она была уже три месяца и восемь дней. И навсегда останется такой — вот почему он больше не мог ничего спрашивать. Роберт отвернулся.

— Я, наверно, пойду работать.

Прерванное молчание словно бы дало толчок; все разом зашевелились. Отец Максел взял чашку, папа встал и вышел, мать переключила телевизионный канал.

— Работу нашел? — проворчал священник. — И кто же этот смельчак?

— Я буду художником на археологических раскопках.

— Впечатляет. Сколько они платят?

— Понятия не имею. — Он сел. — Честно сказать, я почти ничего об этой работе не знаю, но думаю, будет интересно.

Отец Максел кивнул, отпил глоток.

— Хоть какое-то разнообразие для портфолио.

— Вот и я так подумал.

Они давно уже привыкли вести себя так, разыгрывая очередную сценку перед родителями. Старались говорить нормальным тоном, вселяя уверенность. Его мать сама была хорошей актрисой, но сейчас она сидела, усталая и подавленная, как зрительница на скучном спектакле. Вся их жизнь превратилась в спектакль, в жалкие потуги на обыденность, подумал он и встал, чтобы проводить отца Максела.

— Ложись-ка ты спать, Кэти Макселвайр. — Священник взял в свои большие ладони пульт дистанционного управления и решительно выключил телевизор. — Завтра нас ждет новый день.

Она подняла глаза, обведенные темными кругами.

— И сколько еще таких дней, сколько, Максел?

Он ласково покачал головой.

— Доверься Господу, Кейт. Доверься Ему. Мы ее вернем. — Он замолчал. На его лице, заросшем седой щетиной, пролегли глубокие складки, глаза внимательно смотрели на нее. Потом он попрощался с Джоном.

Выйдя на веранду, Роберт вдохнул полной грудью ночной воздух. Тихая темнота сада была напоена запахами мокрой травы, лаванды, жимолости. Над крышей мелкими черными крапинками порхали летучие мыши. Рядом с Робертом вырос большой неуклюжий силуэт — его крестный отец; священник достал сигарету и закурил. Зажигалка тихо щелкнула, выбросила кобальтово-синий язычок пламени. От него по лицу священника пробежали тени, очерчивая глубокие впадины морщин. Неплохо бы нарисовать его таким, как сейчас, подумал Роберт. Передать в портрете всю скрытую в нем раздражительность, исходящее от него смутное ощущение угрозы.

Зажигалка погасла; отец Максел пошел по дорожке.

— Рассказывай. Эта работа в Эйвбери?

— Не совсем. Возле Ист-Кеннета ведутся новые раскопки. Я могу и не ходить — это просто так, мысль мелькнула.

— Иди. — Отец Максел резко обернулся. — Им кажется, что тебе нужно чем-то заполнить твои дни, и это им поможет. Помни о нашем договоре, Робби. О проблемах говоришь только со мной, а с ними — ведешь себя как обычно. Неколебимый. Надежный, как скала. Сейчас твоя мать почти всё время играет роль. Эта женщина заслуживает «Оскара». — Он торопливо курил, гравий на дорожке хрустел под его тяжелыми шагами. У него за спиной на фоне ночного неба темнели силуэты деревьев. У ворот он обернулся. — Да, кстати. Что случилось?

Роберт поморщился.

— Помимо очевидного?

— Конечно.

— Ничего.

— Что-то ты малость… рассредоточен.

— Чего-чего?

Максел фыркнул.

— Выбит из колеи.

Роберт встревоженно улыбнулся. Ну и глаз у этого великана! Он как будто бы чувствовал, о чем ты думаешь, улавливал незримые настроения. Роберт еле удержался, чтобы не выпалить напрямую всё как есть — о девушке на лошади, о том, что это была Хлоя верхом на Калли, на лошади, которая сейчас была мертва, потому что сразу после трагедии ее усыпили. На миг ему отчаянно захотелось услышать слова ободрения, узнать, что всё это ему привиделось, что такого на самом деле не бывает. Но Максел этого не сказал бы. Максел продолжил бы курить, раздумывать, а потом изрек бы нечто глубокомысленное, после чего Роберт на всю ночь лишился бы сна, размышляя над его словами. Поэтому он просто открыл калитку и со смехом произнес:

— Кажется, я вступил в одно из новомодных тайных обществ.

Максел застонал.

— Они называют себя «Люди Котла». Ждут властелина, который снизойдет к ним и поведет по верному пути.

— Он уже однажды снизошел. Разве им никто не рассказывал? — Максел отшвырнул окурок и похлопал Роберта по плечу. — Не связывайся с этой братией. Хоть они и стремятся к добру, но совершенно сбились с пути. Язычники.

Он вышел из калитки, сделал несколько шагов и обернулся.

— А он еще не пришел?

— Кто?

— Этот гуру.

Роберт пожал плечами:

— Пришел. Его зовут Вязель.

Отец Максел бросил на него недоверчивый взгляд.

— Вязель. Зеленый-презеленый.

— Что?

— Это название растения. Всё лучше, чем Репей. — Он фыркнул. — Или Болиголов.

Он помахал на прощание и побрел прочь по деревенской улице. Глядя вслед его массивной фигуре, Роберт вспомнил широко распахнутые, изумленные глаза рыжеволосой девушки. Что бы ни значил этот «Даркхендж», Вязель явно произнес слово, которого они ждали. Они столпились вокруг незнакомца, заговорили, стали расспрашивать, требовать объяснений, но он ничего больше не сказал, только грустно улыбался да пошатывался от изнеможения, будто странник в конце долгого пути. И то и дело, даже когда эти люди повели его к своим живописным палаткам и фургончикам, он оглядывался и украдкой посматривал на Роберта. Сквозь их круг. Как будто у них было что-то общее.

Опустив глаза, Роберт поглядел на свою ладонь, сжал кулак, снова ощутил, как его руку стискивают мокрые, скользкие пальцы незнакомца. В темноте он наконец набрался смелости задуматься над этим.

Этот человек менял свой облик. Ласточка, заяц, рыба. И женщина, которая гналась за ним, тоже.

Ветер зашевелил деревья, стряхнул с них капли дождя. Роберт обернулся, увидел свет в окнах комнаты матери. Дом, стоявший у подножия мелового холма, был большим и темным, он надежно таил в себе печали, прятал их в обширном саду, а небо позади него меняло оттенок от светло-лимонного до кобальтово-синего, будто акварель, не знающая границ.

Свет в спальне погас.

Роберт поспешил обратно. На пути ему попались старые качели Хлои.

Ветер раскачивал их, тихо-тихо, взад-вперед, взад-вперед.

S. САЙЛЛЕ — ИВА

В этом окне есть трещина. Из него тянет сквозняком, очень слабым, откуда-то снаружи. Может, если мне удастся выбить стекло, я смогу послать весточку о себе.

Птица в клетке. Как я. Ненавижу! Ничего не буду есть.

Мне виден только лес. Замок стоит посреди него. Он называет его «каэр».