Тайна, покрытая глазурью

Я обеспокоенно смотрела ему вслед, как он поднимается по широкой лестнице, а попадающиеся ему встреч сотрудники здороваются или пытаются привлечь его внимание к своим делам и проблемам. Его желание узнать о сопернике какую-нибудь неприглядную деталь, не могло не беспокоить. Зная Лёшкину дотошность и злопамятность.

Был в моей жизни человек, который любил повторять, что к неприятностям лучше быть всегда готовым. И я не раз убеждалась, что он был прав. Помедлишь, застесняешься, поостережёшься, не зная, хочешь ли ты знать правду, а потом жалеть будешь. Что вовремя не опомнился. К тому же, я побоялась, что Горин меня опередит, и после нескольких дней раздумий, отправилась на поклон к своему бывшему однокласснику, который работал в прокуратуре. У него и фамилия для работы в полиции подходящая — Калашников. С Димкой мы дружили со школьных лет, тогда он был упитанным кудрявым подростком, который постоянно жевал бабушкины пирожки и меня угощал. Не скажу, что мы были лучшими друзьями, но жили в соседних дворах и частенько вместе ходили в школу, развлекая по дороге друг друга болтовнёй ни о чём. Сейчас виделись не часто, Димка был глобально занят на своей суперважной работе, дома его ждала жена и маленькая дочка, а я его, при необходимости, вылавливала в кабинете и коридорах прокуратуры. Кстати, его присутствие на рабочем месте было скорее исключением из правил, даже если я предварительно звонила и просила меня дождаться, он мог об этом позабыть и уехать по делам. Поэтому нужно было набраться терпения, желая встречи с ним. Вот и сегодня пришлось посидеть на неудобном жёстком кресле в коридоре, у двери его кабинета, не менее сорока минут, прежде чем я увидела Калашникова, который легко вбежал по ступеням лестницы, свернул к своему кабинету, но на меня даже взглянул, видимо, привыкший к постоянным посетителям. Он подошёл к двери, достал из кармана ключ, а я голову закинула наверх, заглядывая в его лицо, и поражаясь чужой задумчивости и сосредоточенности.

— О чём ты думаешь?

Димка глаза опустил, в лицо моё уставился, и совершенно серьёзно, ничуть не удивившись моему присутствию под дверью его кабинета, ответил:

— Ни хрена мне повышения не дадут. Три висяка за месяц.

Я вздохнула, искренне сочувствуя чужой загруженности. С кресла поднялась и прошла за ним в кабинет. Узкий, тесный и пыльный.

— Тебе нужно было послушать бабушку и стать нотариусом, — сказала я ему. — Не зря же говорят: бабушка плохого не посоветует. Жизнь бы твоя была куда спокойнее, богаче, всё с той же пылью и количеством бумаг. — Я взяла с края стола увесистую папку и сдула с неё пыль.

Димка чихнул и ткнул в меня пальцем.

— Положи на место, это секретная информация.

Я недоверчиво фыркнула.

— Ну конечно. Кто тебе доверит секретные сведения?

— А ты чего пришла? — вдруг опомнился он.

Я протянула ему пакет с выпечкой.

— Подкормить тебя решила.

— Да? — Калашников в пакет заглянул, носом повёл и немного подобрел. — Садись.

Я присаживаться не спешила, берегла светлую юбку, зато руку в бок упёрла, принимая вызывающую позу.

— Благодарю. Как Света с Алькой?

— Хорошо. Мечтаю отправить их на выходные к тёще.

— Какой любящий муж, обалдеть. — Я недолго наблюдала за тем, как он примеривается к кексу, потом сказала: — Дима, ты можешь собрать информацию об одном человеке?

— Каком? — отозвался он с набитым ртом, и сейчас как никогда стал похож на того парнишку, моего школьного друга, каким когда-то был.

— Он не местный, из Москвы.

— Из Москвы… — потянул Димка задумчиво, почесал за ухом. — Ну, постараюсь. А очень надо?

— Очень, — кивнула я со всей ответственностью, и для весомости добавила: — Я влюбилась.

Калашников моргнул.

— В москвича?

— Я же специально не выбирала, — решила я повредничать.

— А его ты спросить не пробовала?

— Вот что ты задаёшь дурацкие вопросы? Пробовала, конечно. Но, во-первых, мы ещё не слишком тесно и долго знакомы, чтобы он мне все подробности выкладывал, а, во-вторых, ты же знаешь Лизу, если она вбила себе в голову, что он мне не пара, то сама всё вызнать постарается. А мне нечем будет возразить.

Димка выглядел печальным, но с пониманием кивнул, руки от крошек отряхнул и придвинул к себе лист бумаги.

— Давай данные.

— Данилов Андрей, — выдохнула я. Подумала, вспоминая, и добавила: — Иванович. Семьдесят восьмого года рождения. Москвич.

Димка перестал писать, глаза на меня поднял и замер так, в ожидании. Я запнулась.

— Что? Я больше ничего не знаю.

— Лилька, ты обалдела? Знаешь, сколько в Москве Андреев Даниловых семьдесят восьмого года рождения? Где я его искать-то буду? — Он постучал карандашом по столу. — Найду какого-нибудь брачного афериста, ты же первая расстроишься.

Я уже расстроилась, если честно.

— И что делать?

— Добыть ещё что-нибудь. Место жительства или хотя бы работы.

— Он занимается недвижимостью, точнее, земельными участками. Или тем и другим.

— Вот именно, «или тем и другим». Что-то на тебя это не похоже, — сказал он после короткой паузы. — Ты, вроде, у нас девушка осторожная, а тут какой-то москвич, без роду, без племени.

— Ты ещё меня поучи. Лизки хватает.

— Да не буду я учить, — отмахнулся он. — И помогу, конечно. Если будет что-то ещё. Хотя бы, название фирмы узнай.

Пришлось уходить ни с чем. Но странно, я чувствовала облегчение. Не хотелось мне правды, не хотелось раздумий и тревог, даже если это было правильным и могло бы уберечь меня от многих неприятностей в дальнейшем. Я думала об Андрее, вспоминала его лицо и улыбку, глаза, которые он от меня никогда не прятал, и не хотела думать о том, что ему есть, что скрывать. Отмахивалась от предостережений сестры и Горина, и даже когда Димка в шутку сказал, что Данилов может оказаться брачным аферистом, в душе взбунтовалась. Даже мысль мелькнула: что мне наплевать кто он, лишь бы вернулся.

И он вернулся. Приехал без предупреждения, и в тот момент, когда я его увидела на противоположной стороне улицы, мне показалось, что этих двух недель, которые показались мне бесконечными без него, и не было вовсе. Вот только что я его провожала до двери своей квартиры, а сейчас он уже в двадцати метрах от меня, идёт ко мне и улыбается. А я застыла посреди тротуара, с телефоном в одной руке и новой сумочкой от «Louis Vuiton», покупкой которой решила скрасить своё одиночество, в другой. Говорила с Жориком, будто дождаться того момента, когда я переступлю порог кондитерской через три с половиной минуты, невозможно, а потом краем глаза заметила знакомую машину у гостиницы, телефон от уха отвела и принялась оглядываться, чувствуя, как сердце забилось в груди, забилось громко и сбивчиво. Увидела Андрея, и руки опустились. От счастья и облегчения. Он шёл мне навстречу и улыбался, а я, наверное, выглядела дура дурой. Выдохнуть смогла только, когда он оказался рядом и прижался губами к моим губам.

— Ты приехал.

— Я хотел именно такой реакции. Чтобы ты увидела меня, и дар речи потеряла.

— Я потеряла, — призналась я, — почти. Андрюша.

Он подхватил меня, от земли приподнял, и я, совершенно счастливая, на плече его повисла.

— Соскучилась?

— Словно тебя год не было.

Данилов в лицо мне заглянул, выглядел довольным.

— Моя сладкая девочка, — проговорил он мне в губы, а я глаза закрыла, чтобы не видеть прохожих. Мы стояли на одной из главных улиц города, обнимались, люди проходили мимо, некоторые не скрывали беспардонных взглядов и любопытства, а мне было всё равно. За эти минуты я даже успела раскаяться в своём визите к другу детства и застыдиться своего желания узнать про Андрея то, что он ещё сам не решился мне рассказать. Я бы на его месте сочла это предательством.

Я под руку его подхватила.

— Пойдём в кондитерскую.

— В твой кабинет, где дверь запирается? — пошутил Данилов, а я к плечу его прижалась, млея от счастья.

— Когда ты приехал?

— Полчаса назад. Только заселиться успел.

Я по руке его погладила, несколько секунд смотрела себе под ноги, а потом выдохнула:

— Может, ты у меня поживёшь? — И тут же выдала бодрую улыбку. — Много ты в гостинице времени провёл?

Его губы прижались к моему виску, я чувствовала, что он улыбается.