Тайна поместья

— Боже, как красиво, — прошептала я.

— Когда я не дома, мне снится этот вид, — сказал Габриэль.

— Меня это не удивляет.

— А когда я здесь, я каждый вечер выхожу на балкон, чтобы снова увидеть эту красоту. Меня с детства притягивает этот вид.

Вдруг он посмотрел вниз, слегка перегнувшись через парапет.

— Двое из моих предков покончили с собой, бросившись с балкона. Правда, не с этого — в доме еще три таких балкона.

У меня побежали мурашки по спине, и я осторожно глянула в черноту под парапетом.

— Мы ведь на самом верху дома, — продолжал Габриэль. — Прыжок отсюда на каменные плиты внизу означал верную смерть. За всю историю нашей семьи в ней было два самоубийства — и оба одним и тем же способом.

— Пойдем в дом, — сказала я. — Я устала.

Из-за этих слов Габриэля ко мне вернулся мой страх, и я чувствовала, что мои нервы очень напряжены, что было совсем на меня не похоже. Оставалось только надеяться, что к утру, когда я высплюсь и отдохну, мое настроение изменится к лучшему и я забуду свои непонятные тревоги.

* * *

В течение последующих двух дней я знакомилась с домом и окрестностями. Я была очарована и тем, и другим. При дневном свете дом казался еще красивее и, конечно, приветливее, чем в сумерках, когда я увидела его в первый раз. До сих пор я ни разу в жизни не была в таком огромном и старинном доме, где прошлое словно сливалось с настоящим и где можно было вообще забыть, в каком веке живешь. Здесь легко было себе представить, как та или иная комната выглядела двести, триста лет назад, потому что в убранстве дома мало что изменилось и даже большая часть мебели сохранилась еще со времени постройки дома.

Зато с наступлением сумерек я ловила себя на том, что, проходя по слабо освещенным коридорам, невольно оглядываюсь назад, словно ожидая увидеть чей-нибудь призрак. При этом я прекрасно понимала, что предаваться таким фантазиям было смешно и бояться в этом доме совершенно нечего. В нем жили вполне реальные, в общем, обыкновенные люди.

Я старалась, насколько это было возможно, подружиться со всеми членами моей новой семьи. Что касается сэра Мэттью, это было нетрудно, так как он с самого начала был искренне рад моему появлению в доме. И вообще, это был, несмотря на преклонный возраст, жизнерадостный и добродушный человек, любящий вкусно поесть, выпить хорошего вина и полюбезничать с женщинами. Тетя Сара — старая дева, всю жизнь прожившая в этом доме, — была совершенно безобидным существом, погруженным в свой мир, где сегодняшний день путался со вчерашним. Она была очень добра ко мне, хотя и продолжала иногда называть меня Клер, путая с давно умершей невесткой — женой сэра Мэттью и матерью Габриэля. Люк же был вполне обыкновенным юношей, как все молодые люди его возраста, — он был занят своими собственными делами и интересами. По отношению ко мне он был нарочито любезен, хотя в его любезности и проскальзывала некоторая ироничность, которая, впрочем, меня совершенно не задевала.

Труднее всего, конечно, мне было снискать расположение Рут. Я старалась дать ей понять, что не имела ни малейшего намерения лишить ее роли хозяйки дома и начать вмешиваться в ведение хозяйства. Видит Бог, дом был достаточно большим для того, чтобы мы могли жить, не мешая друг другу. Она — дочь хозяина дома, ставшая хозяйкой со времени совершеннолетия, и я совершенно искренне считала, что у нее гораздо больше прав на эту роль, чем у меня.

Она поделилась со мной планами по поводу торжественного ужина в мою честь, и я сказала ей, что полностью доверяю ее опыту и не хочу вмешиваться в приготовления, так как мне никогда не приходилось устраивать такие вечера. Она не смогла скрыть своего облегчения, а я, в свою очередь, была довольна, что обрадовала ее.

В наше первое утро дома Габриэль уединился с отцом, чтобы обсудить какие-то дела, и я решила пойти с Пятницей на прогулку и осмотреть развалины аббатства. На лестнице я встретила Люка. Он приветливо улыбнулся мне и наклонился, чтобы погладить Пятницу.

— Я люблю собак, — сказал он мне.

— А у вас нет своей собаки?

Он покачал головой.

— Кто стал бы за ней смотреть, когда меня не было? Я ведь учился в школе и приезжал домой только на каникулы. Сейчас у меня промежуточная стадия, так сказать. Я закончил школу и скоро уеду поступать в Оксфорд.

— Но ведь в доме полно народу — неужели никто не мог бы позаботиться о собаке, пока вас нет?

— Я убежден, что о своей собаке надо заботиться самому. Я бы никому другому ее не доверил. Вы уже осмотрели дом?

— Практически нет.

— Я обещал вам экскурсию. Вам надо научиться ориентироваться в доме, иначе рано или поздно вы просто заблудитесь. Хотите, начнем сейчас?

Я не хотела терять его видимое расположение ко мне, поэтому приняла его предложение. Кроме того, мне действительно хотелось осмотреть дом, поэтому я решила, что прогулку по окрестностям можно отложить.

Я и не представляла себе, насколько велик был дом. В нем, должно быть, было не меньше сотни комнат. Каждая из четырех его частей, составляющих замкнутый прямоугольник, вполне могла бы быть отдельным домом внушительного размера.

— Существует легенда, что один из наших предков женился сразу на четырех женщинах. Каждую из четырех жен он держал в отдельном крыле дома, и ни одна из них не знала о существовании других.

— Похоже на сказку о Синей Бороде.

— Может, Синяя Борода и был моим предком? В нашей семье немало темных секретов, Кэтрин. Вы даже не представляете себе, с какой семьей вы породнились!

Его светлые глаза смотрели на меня насмешливо и, как мне показалось, слегка цинично. Я опять вспомнила о том, почему Габриэль скрыл от семьи свое намерение жениться. Конечно же, в их глазах я была авантюристкой, напавшей в лице Габриэля на золотую жилу — ведь он не только должен был унаследовать дом и титул своего отца, но и огромное состояние, которое позволяло содержать эту громаду, большой штат прислуги и все поместье.

— Я уже начинаю это понимать, — ответила я.

Мы проходили комнату за комнатой, и я не переставала удивляться тому, что видела. Во всех комнатах были большие, высокие окна и высокие потолки, украшенные изумительной каменной резьбой, стены многих комнат были покрыты дубовыми панелями или гобеленами, и в них стояла прекрасная старинная мебель. Люк также показал мне погреба, где хранились продукты и вина, и провел меня через огромную кухню с множеством подсобных помещений. Слуги, которых мы встретили там, смотрели на меня с подозрением, видимо, думая, что я инспектирую их территорию, готовясь стать хозяйкой дома.

Когда мы оказались в портретной галерее, Люк подвел меня к каждому из портретов, назвав всех, кто был изображен на них. Там был портрет первого сэра Люка, который построил дом, — свирепого вида джентльмена в доспехах; там были также Томас, Марк, Джон, несколько Мэттью и еще один Люк.

— В нашей семье всегда была традиция давать детям библейские имена [1] , — сказал Люк. — В каждом поколении у нас есть библейские герои: Матфей, Марк, Лука, Иоанн, Петр, Симон и так далее… вплоть до архангела Гавриила. Я часто называю его Ангелом, хотя ему это не нравится. Честно говоря, назвать кого-то в честь архангела, по-моему, уже слишком. Куда лучше уподобиться симпатичным и вполне земным Марку или Иоанну. Вот еще один сэр Люк. Он умер молодым — бросился с балкона в западном крыле… А вот Джон, который сто лет спустя решил последовать его примеру. Он спрыгнул с балкона в северном крыле.

1

Английские имена, приведенные здесь, соответствуют, в канонической русскоязычной традиции, следующим библейским именам:

Thomas(Томас) Фома

Gabriel(Габриэль) Гавриил

John(Джон) Иоанн

Ruth(Рут) Руфь

Matthew(Мэттью) Матфей

Hagar(Хейгэр) Агарь

Luke(Люк) Лука

Peter(Питер) Петр

Simon(Саймон) Симон

Прим. перев.

Я отвернулась. От этих рассказов мне стало не по себе — сама не знаю, почему. Я подошла к портрету дамы в великолепной шляпе с перьями как на портрете Гейнсборо.

— Это моя прапрапрабабушка, — сообщил Люк. — Только я точно не знаю, сколько должно быть «пра».

Мы пошли дальше, и Люк снова остановился у одного из портретов.

— А вот и ваш свекор собственной персоной, — объявил он.

На меня смотрел молодой сэр Мэттью. Его небрежно повязанный шейный платок был воплощением элегантности, так же, как и его темно-зеленый бархатный сюртук. На лице горел румянец, а глаза блестели озорным блеском. Я поняла, что не ошиблась, решив, что в свое время сэр Мэттью был порядочным повесой и дамским угодником — его портрет не оставлял никаких сомнений на этот счет. Рядом с ним была молодая красивая женщина с выражением решительности на лице. Мать Габриэля, решила я. Рядом был и он сам — портрет, должно быть, был написан несколько лет назад, потому что он выглядел на нем совсем юным.