Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Я начала читать. Читала урывками, но уходя в редакцию, уезжая в командировки, постоянно ловила себя на той мысли, что хочу скорее вернуться в юность и молодость отца и его друзей. Скажу больше: я впервые ощутила себя дочерью моего отца. Он перестал быть мифом и легендой, сделался живым родным человеком, от которого нету тайн и у которого хочется спросить совета.

Я поняла, что вначале дядя Лёша писал мемуары, строго следуя фактам своей биографии и как бы снимая документальный фильм о себе в ретроспективе. Для кого он всё это затеял? Наверное, для собственных внуков. Но в конце шестидесятых, в дни и месяцы так называемой «пражской весны», в нём что-то щёлкнуло, его что-то осенило. Очевидно, он сообразил, куда мы катимся, точнее, куда нас катят. И тут он начал писать роман,

роман-хронику, книгу для всех, идущих вслед за нами, как он любил говорить. Вот в этот момент он нащупал свой стиль романиста, каким был по призванию. Начиная с этого места, роман написан профессионально. О многих страницах можно сказать, что они исполнены рукой мастера. Конечно, дядя Лёша спешил и не всё сделал как надо. Он вечно боялся, что умрёт, не успев дописать своей летописи, охватывающей более полувека нашей истории. Время этой книга несомненно придёт. Ею будет зачитываться русский читатель. По ней снимут национальный русский сериал, и улицы российских городов опустеют, когда пойдёт этот фильм. В Придонске, если не дяде Лёше, то его героям обязательно воздвигнут памятник. Скорее всего такой памятник будет стоять в Университетском переулке. Они, все пятеро, будут идти рука об руку, юные, беззаботные, весёлые. Куда они будут держать путь? Это их дело. Возьмут ли они с собой первую Леди и Таню Талову? Это тоже их дело.

А пока мне предстоял бой за честь отцов. И я готовилась к сражению со всей тщательностью. Михаил Николаевич познакомил меня с бывшим генералом разведки Чекмарёвым. В романе «Преданные» он зовётся Ойгеном. Это был умный добрый человек. Постепенно он задавил меня своим интеллектом стратега и аналитика. Я почувствовала его превосходство в той области, где нам предстояло схлестнуться с общим противником, и стала беспрекословно следовать всем его рекомендациям. Именно старик Ойген выудил в Белгороде предпринимателя Остапенко, здоровенного хитрющего мужика с идеологией баркашовца. Мы несколько часов уламывали его принять участие в передаче. Наконец он согласился.

— Я это сделаю не ради ваших прекрасных глаз, Мария Александровна, и не ради ваших коммунистических седин, господин-товарищ Чекмарёв, а исключительно из великого уважения к памяти незабвенного моего командира полковника Муромцева, — заявил Остапенко, прощаясь с нами.

— Ростовцева, — поправила я.

— Для меня он Муромцев и только Муромцев.

Остапенко мне не понравился, но это был важнейший свидетель по периоду войны в Таркистане.

Корёгина уговаривать не пришлось. Он рвался в бой. Это был тоже не подарок, но за неимением лучшего…

— В нём есть изюминка, колорит. Он будет хорошо смотреться, — заметил Ойген. — Конечно, его придётся осаживать.

— Осадишь такого.

За несколько дней до выхода в эфир Михаил Николаевич вручил мне два письма. Одно было от той красавицы, другое — от доктора Канторовича из Израиля.

— Эти письма следует выборочно процитировать во время передачи.

— А если спросят, каким образом я их получила?

— Скажите, что по почте, пусть проверяют.

Тут Михаил Николаевич рассмеялся и подмигнул мне, как заговорщик и старый приятель.

— Но самое главное концовка, последняя фраза, — продолжал он. — Вы же знаете, публика запоминает последнюю фразу. О! Флоридский безупречно владеет этим приёмом. Однако на сей раз последняя фраза будет наша.

— Где ж её взять?

— А вот это моя забота.

Он снова рассмеялся и снова подмигнул мне. В таком игривом расположении духа я его еще никогда не видела и, воспользовавшись добрым настроем моего собеседника, спросила насчёт тех пятисот тысяч баксов, о которых говорят и пишут, что дядя Лёша их прикарманил.

— У вас есть снимки дачи Ростовцева? — поинтересовался он.

— Какой дачи? У него не было дачи.

— Но ведь был дом под Костромой.

— Изба. Она и сегодня существует. Мы все там живём летом. Она изначально принадлежит дочери Алексея Дмитриевича.

— Так есть снимки или нет?

— Есть даже плёнка с видеозаписью.

— Обязательно принесите кассету в студию.

— Ну а полмиллиона зелёных?

— Мария Александровна, неужели вы хотите,

чтобы ваше столь привлекательное лицо внезапно покрылось сетью морщинок?

— Много будешь знать — скоро состаришься. Так?

— Вы невероятно догадливы.

Мы обсудили кое-какие вопросы стратегии и тактики, после чего разошлись, чтобы встретиться в день передачи уже на студии…

Волноваться я начала задолго до передачи. Накануне, конечно, не спала, и вид у меня в тот день был неважнецкий. Я знала, что миллионы, а может быть, и десятки миллионов россиян включат в объявленный час телевизоры, чтобы вместе с умным и добрым Стасом разобраться, что же за человек был дядя Лёша и как следует к нему относиться.

Я со своей маленькой командой явилась в овальный зал студии минут за двадцать до начала передачи. Мы заняли места в первом ряду. Решила держаться плотной группой, чтобы страховать друг друга, если будет жарко. Михаил Николаевич пришёл десятью минутами позже. Он уселся в сторонке, сделав вид, будто вообще не знаком с нами. Зал быстро наполнялся. Публика была молодая, упитанная, ухоженная, раскованная. Смутное время давно познакомило, подружило и спаяло этих людей. Взаимную зависть и неприязнь они умело прятали на задворках своих душ, поэтому тут не было числа рукопожатиям, объятиям и улыбкам, как не было числа золотым перстням, бриллиантам, жемчугам и другим свидетельствам причастности владельцев этих богатств к разорению государства русского народа. Сюда Флоридский умело вкрапил в строго дозированном количестве студентов престижных вузов, учёных экспертов и представителей оппозиции. За пять минут до начала передачи в зале царила атмосфера показушной непринуждённости, хотя дураков сюда не звали и каждый понимал, что дело предстоит нешуточное. А пока женский ансамбль мелодично напевал пошлятинку, стилизованную под народную песню:

Ты скажи, ты скажи, Чё те надо, чё те надо. Может, дам, может дам, Чё ты хошь.

За минуту до включения самого эфира на арене появился великий Стас с микрофоном в руке, простой, домашний, мудрый, лукавый, обаятельно-снисходительный. Он не скрывал ни своей сутулости, ни походки обременённого годами человека. Он не красил своих седин, и пиджак его был ненов. Он умел быть своим для всех: счастливых и страждущих, сытых и голодных. Его встретили аплодисментами. Он поднял руки, и наступила тишина. На огромном экране в торце зала вспыхнули номера контактных телефонов. Оператор включил прямой эфир.

— Дамы и господа!.. Товарищи! — начал Флоридский, бросив короткий взгляд в нашу сторону. — Давным-давно, всего через несколько дней после появления на свет первого космонавта Земли, в городе Киеве, в семье инженера Ростовцева родился мальчик, которого назвали Алёшей.

На экране появилось многократно увеличенное фото из семейного альбома Марины. Его в числе других снимков передала Стасу я. Шестилетний дядя Лёша стоял у памятника князю Владимиру в Киеве. На нём был матросский костюмчик и бескозырка, с надписью «Герой» на околыше.

— В отличие от Гагарина Алексей Ростовцев прожил долгую жизнь, и земной путь его не был усыпан розами. Он жил в жуткое и удивительное время на земле, грезившей о счастье. Другого времени и другой земли он для себя не желал.

Флоридский говорил печально и проникновенно. Ох, как он умел забраться в душу телезрителя и оставаться там на протяжении всей передачи!

— Нет надобности пересказывать биографию Ростовцева. Она известна всем. Наша с вами задача разобраться в том, какой он был человек, что и кого любил, во что верил, каким идолам поклонялся, ради чего жил. Прошу соблюдать корректность. Речь зайдёт о нашем брате земном, которого уже нет в живых, а мёртвые срама не имут… Мы готовились к этому вечеру долго и кропотливо. Мои помощники наездили и налетали многие десятки тысяч вёрст и миль прежде чем им удалось разыскать людей, знавших Ростовцева в юности, зрелом возрасте и на закате дней. Они беседовали с этими людьми, записи вы сейчас увидите. По ходу показа мы будем обмениваться мнениями.

Поделиться с друзьями: