Тайна профессора Макшеева
Шрифт:
– Знаете, - сказал Другов, - я думаю, что глубина ямы объясняется тем, что наши враги ничего в ней не нашли! Не ошиблись ли мы местом? Нет ли в Маланьине второй церкви? Проверьте, Ваня, еще раз расшифровку названия села.
Ваня в тот же вечер взялся за документ Макшеева и газету, служащую к нему ключом.
«Село Малан? Конечно, подозрительно, - думал он.
– Очевидно, Макеев или я, переписывая, допустили здесь ошибку. Но в чем ошибка? Прежде всего, Макшеев мог ошибиться в счете строки».
Ваня взял строчкой выше, полупилось «Маланпроно». Строчкой ниже - получилось «Маланитоно». Он брал различные
И вдруг его осенила мысль: это может быть Малое Андроново! Ну конечно! Вовсе нет никакого «вовостока». Лишний слог «во» следует отнести к предыдущему слову! Макшеев не писал лишних букв и слов. Он ошибся в номере столбца!
– Ах мы ослы! Ах чурбаны!
– закричал Ваня.
– Что это ты ругаешься?
– спросил Ткеша.
– Мы ошиблись. Никогда Макшеев ничего не зарывал в Маланьине! Это Малое Андроново, другое село, расположенное к северу от Маланьина!
– кричал Ваня.
– Нас сбила карта. «Андроново» написано крупными буквами, а слово «малое» сокращено до одной буквы «м». Я, видимо, ошибся тогда… спутал. Никакого «вовостока» нет, и это не Маланьино, а Малое Андроново… Надо было взять первый столбец, а мы взяли второй. Мы должны немедленно ехать в Малое Андроново.
Оба друга в ту же ночь сели в поезд и к утру уже были на станции Свинская. От станции они пешком пошли к селу. Малое Андроново живописно раскинулось на берегу реки. В конце села в рощице виднелась деревянная церковка. Увидев ее, наши друзья облегченно вздохнули.
Церковь была очень старая, покосившаяся; крыша во многих местах продырявлена, дверь и окна забиты досками. Отметив от нужного угла двадцать два метра, друзья радостно переглянулись. Конец веревки пришелся над тремя сложенными в ряд кирпичами.
Сняв кирпичи, Ткеша лихорадочно принялся работать лопатой. Не успел он прокопать и полметра, как лопата ударилась о что-то твердое.
– Постой, постой! Осторожнее!
– закричал Ваня и стал разгребать землю руками.
Через минуту он извлек из ямы обыкновенную крестьянскую кринку, плотно замазанную глиной. Осторожно разбив ее, Ваня дрожащими от волнения руками, вытащил тетрадь в черном клеенчатом переплете.
Оба стояли в каком-то оцепенении: казалось невероятным, что тайна Макшеева была у них в руках.
Потом, оглядевшись, Ваня схватил тетрадь, завернул ее в полотенце и сунул к себе на грудь, под рубашку.
Молодым людям стало страшно. А вдруг за ними наблюдают? Внимательно оглядевшись и убедившись, что поблизости никого нет, они быстро зашагали к станции.
ТЕТРАДЬ ПРОФЕССОРА
Появление Вани и Ткеши на квартире у Званцева, рассказ о поездке и сама тетрадь явились полной неожиданностью для Званцева. Немедленно явился по вызову Другов, и все с огромным нетерпением сели за круглый стол. Профессор раскрыл тетрадь и начал читать.
–
«Макшеев И. В. Тетрадь двенадцатая… Несколько мыслей о природе космических лучей (апрель 1933 года)»…Профессор перевернул несколько страниц.
– Посмотрим, что идет дальше… «Упрощенный вывод формулы Гамильтона (июль 1933 года)».
Он перелистал еще несколько страниц. Его лицо оживилось.
– «Сверхультрафиолетовые лучи особо интенсивной химической активности (август 1933 года).
Еще в 1912 году, изучая ультрафиолетовые лучи колпачка ауэровской горелки, я установил в них присутствие особого рода лучей, гораздо более активных и обладающих гораздо более высокой способностью проникания. Правда, интенсивность этого излучения была ничтожна.
Ауэровский колпачок, как известно, состоит из тканей, пропитанных смесью азотнокислых солей тория и церия, причем первого девяносто девять процентов, а второго только один процент. В пламени газа ткани сгорают, а соли сохраняют форму колпачка. Я доказал тогда, что новые лучи идут исключительно от цериевых солей.
Недавно я вновь занялся этой проблемой. Мне удалось установить, что в момент вспышки паров церия, что бывает при температуре 1800 градусов Цельсия, происходит внезапное излучение сверхультрафиолетовых лучей, продолжающееся, по-видимому, лишь ничтожные доли секунды. Интенсивность излучения зависит от количества церия.
Лучи эти весьма легко проникают через воздух, дерево, бумагу и даже через металлы. Только особо тяжелые металлы - свинец, золото, ртуть - задерживают большую часть лучей. Химическая активность их поистине изумительна. Йодистый азот - вещество весьма легко разлагающееся - взрывается от самого ничтожного излучения. Мне удалось взорвать такими лучами ружейный пистон с гремучей ртутью на расстоянии десяти метров от установки. Вспышку я производил так: помещал крупинку металлического церия в платиновую капсюлю и нагревал ее в пламени гремучего газа. Через некоторое время пары церия разрывали капсюль, воспламенялись и испускали излучение сверхультрафиолетовых лучей. Обычные лучи задерживались при этом экраном из черной бумаги».
Другов взволнованно остановился и осмотрел слушателей.
– Дальше написано другими чернилами, - сказал он.
– Продолжаю!
«15 августа 1933 года. Я тревожно провел эти дни. Открытие лучей не дает мне покоя. Ясно, что их можно применять во время войны для взрывов на расстоянии. Это страшное военное изобретение. Имею ли я право продолжать свои опыты над ним? Могу ли я, мирный человек, боящийся ужасов войны, дать такое оружие?…
Нет, мне надо прекратить свои опыты…»
– Дальше запись идет карандашом, - вновь прервал чтение Другов.
– «Пишу взволнованный отвратительным событием. Вчера ко мне в кабинет зашел какой-то маленький белобрысый человек и отрекомендовался научным сотрудником Ленинградского радиевого института Хромченко. Он начал с лести и сказал, что в институте меня знают и очень ценят. Он выказал хорошее знакомство с моими трудами. Я промолчал. Он стал говорить, что мне трудно и неудобно работать в моей маленькой лаборатории с ограниченными возможностями.