Тайна проклятого герцога. Книга первая. Леди Ариэлла Уоторби
Шрифт:
— Леди Уоторби, — вновь позвал господин Ирек.
— Да-да, сейчас иду.
Накинув халат, я вышла в гостиную, миновав ее, открыла двери.
— Леди Уо… — начал поверенный и осекся.
Всхлипнув, опустила взгляд.
— Леди, ужин и… только не банты. И… Я жду вас, — добавил господин Ирек и сам закрыл двери.
Пожав плечами, я решила, что раз не банты, то не банты. Про бантики поверенный не упоминал.
Мой наряд к ужину состоял из короткого, почти по колено белого платья, из-под которого ворохом голубых кружев топорщились нижние юбки. Полосатые бело-голубые чулочки, голубые туфельки,
Открыв дверь, я, скромно потупившись, вышла в галерею.
— Ну все! — взревел господин Ирек. — Знаете что, леди, это уже переходит все границы!
Естественно леди на брань не реагируют, промолчала и я. А поверенный продолжал:
— Вы — исчадие преисподней, леди! И знаете что, одно дело издевательства надо мной, но измываться над герцогом я вам не позволю, слышите?!
Вновь реагирую абсолютным молчанием.
— Вы… вы просто…
— Что здесь происходит? — голос лорда оттон Грэйда вынудил господина Ирека мгновенно закрыть рот.
Я же продолжала молча стоять, опустив голову и стараясь быть безучастной к происходящему.
Звук приглушенных шагов и герцог, подойдя к нам, повторил вопрос:
— Что случилось?
Я молчала, поверенный, как ни странно, тоже. В следующее мгновение случилось странное — сильные пальцы последнего представителя военной династии оттон Грэейд неожиданно сжали мой подбородок, и вынудили запрокинуть голову. Это оказалось так неожиданно, что я не сдержала вскрик, попыталась отступить, но удержавший герцог продолжал внимательно разглядывать мое лицо.
— Вы плакали, — вынес вердикт оттон Грэйд.
Я не дышала! В каком-то священном ужасе глядя на герцога. А он продолжал меня удерживать, сильно, властно, и… удерживать!
— Лорд оттон Грэйд! — вновь предприняла попытку вырваться.
— Да-да, я помню, мне требуется священник, — он как-то печально усмехнулся, — но речь не обо мне. Вы плакали. Причина?
— Отпустите меня! — сама не ожидала, что это прозвучит почти истерическим криком.
Темные глаза оттон Грэйда словно стали темнее. Значит не только леди не реагируют на повышенный тон. И мне вдруг стало по-настоящему страшно — я принадлежала этому мужчине, целиком и полностью. Его замок, его люди вокруг, его желание здесь единственный закон. С утра это обстоятельство было подзабыто, но в сумерках наши страхи оживают, мой страх продолжал меня удерживать, даже не осознавая, насколько пугает меня.
— Пожалуйста, — тихо попросила я, испуганно глядя на оттон Грэйда.
Герцог медленно коснулся моей щеки. Я вздрогнула всем телом. Отпустил мгновенно. Отшатнувшись на два шага, резко отвернулась к окну, сжимая кулаки до боли, до розовых полумесяцев от врезавшихся в кожу ногтей.
— Леди Уоторби, — начал герцог.
— Лорд оттон Грэйд, для меня и так мало приятного в данной ситуации, и демонстрация вашего физического превосходства была совершенно излишней.
Я обернулась и взглянула в каменное лицо своего страха. Герцога вполне справедливый упрек взбесил, и мне напомнили:
— Леди Уоторби, начнем с того, что я мог и не отпускать!
— Да, —
согласилась я, — и вы с нескрываемым наслаждением мне это продемонстрировали.Лорд оттон Грэйд с холодной яростью смотрел на меня. Молча отступила еще на шаг к окну. Резко выдохнув, герцог тряхнул головой, пробормотал что-то непонятное, затем, сложив руки на груди, с трудом сдерживая раздражение, задал неожиданный вопрос:
— Сколько лет вы провели в лицее имени Девы Эсмеры?!
Тон не предполагал даже возможность молчания с моей стороны, пришлось ответить.
— Семь лет, лорд оттон Грэйд.
— Семь лет… — задумчиво повторил он. — С десяти?
Это уже напоминало допрос.
— Мне едва исполнилось девять, когда святой отец Фамио принес письмо матери настоятельницы моему папеньке, в тот же день я покинула поместье.
— Вот как…
Герцог щелкнул пальцами, и свет в галерее стал ярче, и теперь было отчетливо видно, что на его белой рубашке имелся странный рисунок из серебристых переплетенных рун. Собственно камзолом лорд не озаботился.
— Простите мне мое любопытство, — как-то ядовито это прозвучало, да и взгляд, коим окинул меня оттон Грэйд был далек от доброго, — а вы… покидали стены монасты… лицея, на момент каникул?
Я с трудом подавила улыбку, мгновенно догадавшись, на что намекал герцог, но не подыграть ему в этом было бы глупо.
— Никогда! — с жаром ответила мгновенно скривившемуся лорду. — Мир, погрязший в разврате, никогда не привлекал меня, и все каникулы я проводила в святых стенах, неистово молясь о спасении душ, погрязших во лжи и разврате!
На лице герцога появилась смесь досады, отчаяния и чего-то очень печального, и совсем несчастный взгляд он бросил на побелевшего господина Ирека. О, Пресвятой, надеюсь, лорду оттон Грэйду никогда не доведется прочесть мою далекую от образа праведницы характеристику, ибо тот единственный раз, когда во время каникул я осталась, сестры воспитательницы не забудут никогда.
— Что-нибудь еще, лорд оттон Грэйд? — вежливо спросила я.
Предполагалось, что утративший нить разговора герцог, ответит отрицательно, однако он сумел собраться, и я услышала поднадоевшее:
— Вы плакали. Почему?
Спрашивал, все еще глядя на Ирека, а господи поверенный выглядел недоуменно ровно до тех пор, пока не поймал мой мстительный взгляд, после чего побелел и уже понял — мы перешли к военным действиям.
— От осознания окружающей действительности, — спокойно ответила я.
Я даже не ожидала, что вопрос последует мгновенно:
— И чем же вас не устраивает окружающая действительность, леди?!
Развернувшись, в упор посмотрела на герцога. Лорд, пристально глядя на меня, отчеканил:
— Если бы не данная весьма печальная для меня действительность, леди вашего положения никогда бы не удостоилась чести стать герцогиней оттон Грэйд. Следует это осознавать, леди Уоторби.
Кровь прилила к щекам! Мгновенно и стремительно! Дыхание перехватило… Да, в юности мы редко осознаем реалии высшего света.
— Что ж, — я улыбнулась возможному супруга, — вам осталось еще припомнить весьма значительную сумму, переданную за эту сделку моему отцу, чтобы я окончательно оценила вашу, вызванную печальной действительностью, щедрость.