Тайна распущенного шарфа

Лена улыбнулась:

– Доктор ждет вас.

– Что, даже без звонка? – удивилась Анна.

Лена кивнула:

– Я провожу вас.

Они шли к кабинету. Их путь длился всего несколько секунд, а Анне хотелось, чтобы эти секунды превратились в часы или хотя бы в минуты. Потому что время, вымеренное шагами к кабинету, продлевало ее веру в него.

Это самая грустная дверь в ее жизни. Самая ожидаемая и самая разочаровывающая дверь. Анна знала это, но еще не прожила. Ей предстояло прожить. Лена нажала на дверную ручку.

Он сидел за столом. Звучала песня Фредди Меркьюри – наверное, в этом заключался какой-то посыл для нее или смысл для него. Но ей это неважно – даже не хотелось разбираться. Доктор действительно ждал. Он был в маске! В ее жизни случилось много всего: боль, предательство, страх, подавление, унижение, смерть. Но она не могла представить, что самым большим разочарованием для нее станет банальная маска хирурга. Она каждой клеточкой своего естества осознала, что игра продолжается.

«Он не остановится», – окончательно поняла она.

Матвей посмотрел на нее.

– Боже, какая ты красивая, – прошептал он.

Она не могла понять, искренне это или нет. Маска хирурга делала свое дело.

– Здравствуйте. Это благодарность для вас, – сказала она, ставя пакет с подарком для него. – А это передайте Тане, медсестре, за ее заботу и внимание. Я обещала.

– Мне от тебя ничего не нужно.

– Ты не понял. Это благодарность тебе – доктору. Тебе же нравится этот сок.

– Почему Лене – бутылка, а мне – ящик?

– Ну, я же должна уважать и поднимать твой статус лучшего хирурга клиники. Ты сделал больше. Я не могу иначе.

Она расстегнула молнию платья, обнажила грудь и легла на кушетку. Он бесцельно ходил по кабинету. Подошел к ноутбуку и выключил песню. То ли оттого, что она стала неуместной, а может, потому, что Анна не поняла смысл посыла. Безразлично. Разочарование разлилось в душе, как тягучий мед, заполнив собой мельчайшие щелочки надежды. Ее вера умерла. Каждой клеточкой своего тела она ощущала манипуляцию. Он продолжал блуждать по кабинету, не зная, как начать разговор. Как начать свою игру. Вздох. Долгий вздох. Снова вздох.

– Что-то вы в последнее время все чаще вздыхаете при виде меня, Матвей Анатольевич, – Анна и сама в этот момент не могла сказать, что это: вопрос, констатация или сарказм.

– И что говорит ваш острый ум?

– Мой ум говорит, что вы вздыхаете, Матвей Анатольевич, – ушла она от ответа, понимая, что это лишь подводка, сонастройка. Анна непременно должна была решить, что он переживает.

– О чем ты думаешь? – голосом, будоражащим каждую клеточку тела, спросил он.

«Опять этот твой вопрос», – раздраженно подумала она.

– Я думаю о том, что фотограф сказал, что мой лучший ракурс – вниз головой.

Анна осознавала: это ответ, которого он совершенно не ожидает. Он ждет совсем другого: «Я думаю о тебе, Матвей», или «Я не могу понять, свободна я или нет», или «Что это было вчера?». А самое желанное, что он хотел бы услышать, – «Какое у нас будущее? Что ты решил?». И он, конечно же, ответил бы: «Ничего не будет». Но своим ответом о фотографе она хотела дать ему еще один шанс выйти из игры, нарушить запланированный сценарий.

– И как я могу применить эту информацию к себе? – с легким раздражением, завуалированным под удивление, спросил он.

«Опять все не так. Ты очень сложная, Аня», – вспомнила она его слова. Скорее всего, в этот момент в его сценарии Анна должна признаться в любви и просить не покидать ее.

– Да как хочешь! Ты спросил – я ответила, – она автоматически перешла на ты.

«Сколько уже было таких, как я, в этом кабинете или в другом, признающихся в своих чувствах и в ответ получающих «Аминь»?»

Матвей подошел к кушетке.

– Что, выпускаете джинна из бутылки, Матвей Анатольевич? – иронично спросила Анна.

Он опять вздохнул.

– Не хочу брать грязный пинцет. Развяжу швы вручную, – объяснил он. Анна удивилась: «Почему тогда вчера не развязал?» Она наблюдала за ним. Как он красив в своей работе, красив как хирург: сосредоточенность и сила, талант. Но он тратил время на игры, которые вовсе не созидали его.

– Тебе больно? – неожиданно спросил Матвей.

– Чувствительно.

– Ну, вообще-то, ты сейчас должна ответить, что по сравнению с той болью, которую я тебе причинил, – маска продолжала идти к своей цели.

Разочарование. Убеждение.

– Ты не сделал мне больно. Чувствительно, – соврала она.

Он молча развязывал швы. «Заготовки закончились», – с грустью подумала Анна. – «Жаль, Матвей. Ты так и не узнал меня».

– Все готово, – глухо сказал он.

Швы сняты. Анна встала. И вдруг разрывающая боль пронзила ее опять. Такая же, как в день операции. Она снова падала, падала с тысячного этажа. Падала не оттого, что он не изменился, не оттого, что молчит, не оттого, что она безразлична. А оттого, что убедилась: он игрок. Она окончательно поняла в этот момент, что Виталик во всем прав: ему удобно в своем мире. Он выбрал путь достижения результата через манипуляцию женщиной, на этом пути ему все понятно и оттого спокойно. Она поняла: он не изменится. Такие, как он, не меняются. Для него игра – это жизнь. Он не умеет иначе. Не хочет и не может. Она ничего не могла поделать с этим – только принять его выбор. Принять – и уйти.

Анна оделась и медленно подошла к стулу. Взяла алый клатч и открыла его. Матвей сидел на стуле возле кушетки и наблюдал за ней. Он по-прежнему в маске. Анна посмотрела ему в глаза и, не отрывая взгляда, достала книгу Бродского.

– Спасибо за все, Матвей Анатольевич.

Положила книгу на стол и направилась к двери. Можно было много всего сказать, но вряд ли он готов это услышать и понять. Гораздо важнее то, что она поняла сегодня: он для нее прочитанная книга под названием «Профессиональный манипулятор».

Анна ощутила легкое прикосновение к своей руке: Матвей остановил ее, взяв за запястье. Она продолжала падать.

– Ты не хочешь меня отпускать? – удивленно спросила Анна.

– Да, – сказал мужчина в маске хирурга.

– А что ты хочешь? – Он только смотрел в глаза своим долгим взглядом. – Опять посмотреть мне в глаза?

– Угу, – ответил Матвей.

Анна заглянула ему в глаза. «Взгляд, полный любви и страдания. А может, страдания и нежности?» – подумали бы многие женщины. Но она понимала теперь, что значит этот взгляд – тренированный взгляд игрока.