Тайна Рио де Оро

За час до начала похода молодой индеец исчезает. Мы его ищем повсюду, но тщетно! Пропал.

Измена Капитона Моноиса

На следующий день, несмотря на окружающую буйную лесную растительность, мы с самого утра изнываем от жары бразильского февраля. Пазио, который идет по тропинке впереди нас, млеет, как в бане, а с меня и Вишневского буквально текут ручьи пота. Наконец, лес редеет и мы выходим на берег Иваи, почти напротив впадения в нее Марекуиньи.

За последние недели у нас было столько разговоров и столько споров об этой реке, что сейчас я смотрю на ее берега с некоторым волнением. Устье довольно широкое — почти как Варта около Познани, — но Пазио утверждает, что всего в нескольких километрах выше оно значительно сужается и образует предательские быстрины и водопады. В то же время Иваи, в том месте где мы стоим, несет примерно столько воды, сколько Одер перед впадением в него Нейсе.

Не мешкая мы садимся в лодку, которую находим на берегу, чтобы переправиться через Иваи. Неожиданно Пазио останавливается, зорко всматривается в противоположный берег и удивленно вскрикивает:

— Это еще что за чертовщина!

Мы тоже смотрим туда. На фоне плотной стены зелени с Марекуиньи выплывает большая каноэ, в которой сидят шестеро индейцев: четверо мужчин и две женщины. За первой лодкой появляется вторая, третья — на всех полно людей. Выбравшись на середину Иваи, индейцы направляют каноэ вниз по течению, проплывая мимо нас. В первой лодке мы узнаем… Моноиса!

Измена его становится явной: если бы Моноис спешил к ранчо Гонзалеса, то должен был бы плыть в противоположном направлении вверх по реке.

— Вот негодяй! — говорит нам Пазио и начинает кричать индейцам, сидящим в первой лодке, чтобы они приблизились к нам.

— Бао диа, [5] компадре! — приветствует Пазио Моноиса. — Подойди ближе, компадре капитон!

— Не могу! — бурчит индеец. — Скоро пойдет дождь, надо спешить.

— Дождь будет и на середине реки и на берегу. Куда ты плывешь в таком многочисленном обществе?

— В Буфадеру.

Буфадера — это лагерь индейцев, находящийся отсюда на расстоянии двух дней пути на лодке. Из этого явствует, что Моноис собирается пробыть там долго.

5

Добрый день (португ.).

— Жаль! — говорит Пазио. — Мы думали, что ты будешь ждать нас в своем тольдо на Марекуинье. И вот оказывается, что ты уезжаешь.

— Си, [6] уезжаю.

Пазио показывает на меня рукой и разъясняет:

— Охотник из далеких стран хотел у вас поохотиться и даже договорился с тобой. Он друг твой и всех короадов.

Моноис медленно крутит головой и сухо произносит:

— Ошибаешься, компадре Томаис! Он мне не друг и вообще не друг короадов!

— О, черт возьми! Какой-то подлец наварил нам каши! — по-польски говорит мне Пазио и громко обращается к Моноису. — Почему ты так думаешь?

6

Да (португ.).

— Он платит бразильцам за работу по пять мильрейсов [7] в день, а нам хочет платить только по два. Он собирался обмануть нас!

Это правда, что с бразильцами я договорился за плату пять мильрейсов в день, а с индейцами — по два. При заключении договора такая разница сразу же показалась мне странной и несправедливой в отношении индейцев, но в Кандидо де Абреу мне категорически заявили, что таков уж местный обычай и мне тоже нельзя отступать от него; индейцам платят значительно меньше, чем белым.

7

Денежная единица Бразилии, замененная в 1942 г. крусейро.

Пазио старается убедить Моноиса, что я плачу бразильцам не только за их работу, но еще и за охотничьих собак, которых у индейцев нет. Эти старания тщетны. Моноис собирается отплыть, и Пазио снова спрашивает!

— Кто же тебе наболтал обо всем этом?

— Априсито Ферейро, наш опекун.

Я шепчу Пазио, чтобы он немедленно сообщил индейцам о повышении им платы.

— Ферейро бесстыдно лгал тебе! — кричит Пазио через разделяющее нас водное пространство.

— Лжешь ты, компадре Томаис! Франсиско Гонзалес точно подтвердил мне все, что сказал Ферейро!

— Ферейро лгал — ты и твои люди получат от сеньора охотника по пять мильрейсов, как и все остальные!

Но обиженный Моноис прерывает разговор: он больше не желает ничего слушать. Капитон снова поднимает весло, и вскоре его каноэ исчезает за поворотом реки, а за ним отплывают и его люди.

Априсито Ферейро, «директор индейцев», в своем загадочном противодействии нашему походу на Марекуинью пошел на явную интригу, и она, надо признаться, удалась ему. Он восстановил против нас Моноиса, который сейчас демонстративно покинул со своими людьми лагерь, чтобы сделать невозможным наше пребывание в нем.

Томаш Пазио, «польский индеец»

Каноэ индейцев скрываются за поворотом. Черт с ними! Мы переправляемся на ту сторону реки, привязываем лодку к кустам, а затем по тропинке, что тянется вдоль Марекуиньи, вступаем в лес. Хотя бегство Моноиса — досадное происшествие, тем не менее мы не можем отказаться теперь от первоначального замысла и отступить. Где-то по реке уже плывут наши друзья-бразильцы, а провиант и собаки, которых они везут с собой, позволят нам охотиться и без помощи индейцев.

Начинает накрапывать дождь. Лес теряет свои прежние яркие краски, сереет и мокнет. Глохнет шум деревьев, пение птиц и жужжание насекомых, слышится только монотонный плеск дождя и время от времени гул быстрины на реке, скрытой где-то ниже, среди буйной растительности. Неровная извилистая тропинка становится скользкой, и это затрудняет наше продвижение. Когда начинается подъем, становится труднее дышать. Зато, когда спускаемся вниз, снова обретаем силы, возвращается бодрость, в голове появляются более веселые мысли. И тогда я думаю о Томаше Пазио, необыкновенном человеке, который молча шагает впереди меня.

Пазио завоевал себе славу на территории всего бассейна реки Иваи как «польский бугер», то есть польский индеец. С того самого момента, когда юношей, еще перед первой мировой войной, прибыл он из Польши в эти далекие паранские джунгли, Пазио вел жизнь, совершенно не похожую на жизнь других колонистов. Он полюбил лесные тропы. Скрытые в зарослях, они вели его к забытым людям, которым он нес веселую беседу и приятную новость. Чаще всего он бывал среди короадов, владения которых находились вблизи колонии Кандидо де Абреу, его местожительства. Он знал их всех; вел с ними различные дела, на которых, кстати сказать, плохо зарабатывал, а индейцы оказывали ему безграничное доверие и считали сердечным компадре, то есть кумом. Злоязычные и хорошо осведомленные соседи Пазио говорили мне шутливо, что он также пользовался большим успехом у индианок. Словом, Пазио — большой знаток местных взаимоотношений, прекрасный гид по приивайским местам, человек, хорошо знакомый с каждой лесной тропинкой вплоть до Питанги и Сальто Уба.