Тайна скарабея

– Ну хорошо, – Рогалла сделал большой глоток. – Вот здесь, – он указал на рисунок слева, – написано тронное имя Рамсеса: Усермаатра-Сетепенра.

– А эта надпись?

– Ее тяжело расшифровать. Но имя значит Бент-Анат.

– Бент-Анат?

– Так звали одну из четырех царских супруг, то есть главных жен, если угодно. Наложниц у него было куда больше. Интересно, что Бент-Анат, кроме того что была супругой, была еще и его дочерью.

– Значит, был грех кровосмешения?

– Фараон никогда не жил в грехе, – ответил Рогалла, – потому что все, что делал фараон, было законным. Понимаешь? Он мог человека казнить и тем самым доказать свою правоту. Он мог заниматься кровосмешением, и все было в порядке. Представляешь?

Камински понял. Но еще больше его поразило то, что мумия под строительным бараком и есть эта самая Бент-Анат.

– И что известно об этой Бент-Анат? – поинтересовался Камински.

Археолог попытался сосредоточиться и ответил:

– Собственно говоря, о Бент-Анат ничего не известно. Она была дочерью Рамсеса, второй царской супругой Исиснеферт. И больше никаких следов.

– Ни гробницы? Ни мумии?

– Ничего.

Камински почувствовал, как к голове прилила кровь. И этому было две причины. Первая – он не осмеливался даже подумать о том, какие последствия может иметь его открытие. Вторая, беспокоившая его намного сильнее, – какая же связь существует между Геллой Хорнштайн и этой мумией? А из ее странного поведения он мог сделать вывод, что Гелла знает, с чем имеет дело.

– А может быть такое, – начал осторожно Камински, – что гробницу и мумию этой Бент-Анат еще найдут?

Рогалла громко рассмеялся:

– Где найдут? Может быть, здесь? Дружище, ну и вопросы ты задаешь!

– А почему бы и нет?

– Послушай! В Новом Царстве – так называют время, когда жили Тутмос, Аменхотеп, Тутанхамон и Рамсес, – всех фараонов хоронили в Долине царей. Там же нашли и гробницу Нефертити. Но ничего, связанного с Бент-Анат там нет.

– Может быть, потому что Бент-Анат была похоронена в другом месте?

– Маловероятно, – проворчал Рогалла и покачал головой, – хотя…

– Хотя?

– Археология – это наука вероятности. Основа ее – вероятное, а не действительное. Мы, археологи, об этом часто забываем.

В тот вечер Камински и Рогалла говорили долго. Рогалла переживал за свою ассистентку Маргарет Беккер, а Камински думал о загадочной Гелле Хорнштайн.

24

Рано утром на следующий день Камински искал Геллу в госпитале. Алкоголь еще не выветрился и ноющей болью отдавался в голове.

Сейчас, в семь утра, жара липким одеялом окутывала все кругом. Камински решил выпытать кое-что у Геллы и сравнить с тем, что узнал от Рогаллы вчера вечером. Может, если она узнает, что ему известно о значении находки под строительным бараком, то откроет свою тайну.

Едва он вошел в длинный коридор, ведущий к ординаторской, как навстречу ему вышли двое санитаров с носилками, на которых лежал мертвый египтянин. Гелла показалась в дверях. Она выглядела озабоченной.

– Что случилось? – спросил Камински.

Гелла нервно пожала плечами:

– Летальный исход, – сказала она тихо. – Отравление свинцом.

– Отравление свинцом?

Доктор взяла мертвого за руку и указала на его ладонь. Она была снежно-белой и отчетливо выделялась на фоне смуглой кожи египтянина.

– Али работал механиком, – сказала она, – и постоянно имел дело с бензином. Бензин, стекающий по руке, на такой жаре испаряется настолько быстро, что рука мерзнет. При этом свинец через кожу попадает в кровь. Конец наступает быстро. У меня это уже второй случай. Но попробуй докажи этим людям, что попадание бензина на кожу смертельно опасно. Некоторые даже используют его для того, чтобы охладиться.

– Бог мой! – Камински был поражен. – Ты должна поговорить со старшими рабочими…

– Вот еще! – возразила Гелла. – Я давно об этом говорила. Но ничего не помогает. Египтянин верит только в то, что видит собственными глазами, или в то, что предписывает Коран. Они скорее поверят такому крысолову, как Кемаль, чем медику. Тем более если медик – женщина.

– Как дела у Маргарет? – спросил Камински, чтобы ее отвлечь, но сам того не желая разбередил рану еще больше.

Гелла передернула плечами.

– Она потеряла много крови. Случится чудо, если она выживет.

Она закрыла дверь и, подойдя к Артуру, обняла его.

– Кстати, доброе утро! – Она страстно поцеловала его.

На Камински действовала больничная атмосфера, он чувствовал себя здесь неловко. Гелла это поняла.

– Артур, ты меня не любишь!

– Чепуха, – ответил Камински, высвобождаясь из ее объятий, – это все больница. Ты привыкла, а меня пугает белая мебель, стеклянные шкафчики и инструменты. Но я пришел не для того, чтобы это сказать.

– Для чего же?

– Я говорил с Рогаллой. Мы вчера с ним напились, и я выспросил у него, кто похоронен в той гробнице…

– Ты все рассказал? – закричала Гелла и оттолкнула Артура.

– Ничего я не рассказал, – ответил Камински. – Я по памяти нарисовал знаки, которые проступили у нас на руках, и попросил Рогаллу расшифровать их.

– Это невозможно!

– Нет ничего невозможного. Рогалла их сразу узнал. Это были имена Рамсеса и его дочери и одновременно жены Бент-Анат.

Гелла уставилась на Артура. При этом она смотрела на него, как сквозь прозрачное стекло. Глядя куда-то вдаль, Гелла неожиданно заговорила другим голосом. Ее приятный нежный голос, который иногда даже напоминал детский, звучал теперь хрипло, жестко и низко, как-то по-стариковски. Гелла сказала голосом, который поверг Камински в ужас:

– Лучше бы ты все держал при себе, как я советовала. Почему ты не прислушался к моим словам? Незнание иногда величайшее счастье для человека.

Камински дрожал, но не от слов Геллы, а от ее страшного голоса. Ему казалось, что за нее говорит другой человек. Это была не та Гелла Хорнштайн, нежное тело которой заставляло его забыть обо всех клятвах. Сейчас это была чужая, наводящая ужас женщина, которую он лучше бы никогда и не встречал.