Тайна сокровищ Заколдованного ущелья

– А если там глина налипнет?… – возразил ювелир.

Человек протянул руку, взял со стола газету, прикрыл ею золотую чашу.

– Налипнет так налипнет. Не жадничай. Намного ли тяжелее будет? Когда он еще что-нибудь принесет, ты глину-то отряхни, а потом и взвешивай.

Ювелир знал, ему не разглядеть, что там за очками, настроение у него упало.

– А какой он с виду, какого возраста?

Ювелир был в нерешительности. Надо соблюдать осторожность, это он понимал, но как определить, о чем сейчас размышляет человек, сидящий напротив него, поверит ли он его выдумкам, а если не поверит, то что сможет предпринять? Хотя они были знакомы с давних пор, ему никогда не удавалось уловить ничего, кроме какойто смутной угрозы, исходящей с той стороны, – или это ему только казалось? Даже когда они не виделись, ювелир ощущал его присутствие. В повседневной жизни и делах этот знакомый страшно тяготил его, однако в трудных случаях он все же обращался к нему, просил о помощи, а потом благодарил. Но с чем бы он к нему ни пришел, между ними всегда оставалась какая-то дистанция, их разделяла какая-то стена – блестящая, но непрозрачная, тонкая, но непроницаемая. Вроде темных стекол в очках.

И все-таки ювелир выбрал ложь.

– Высокий он, вот такой… – он показал руками воображаемый рост приземистого крестьянина, – плечистый. Лет пятидесяти, наверно.

Очки не шелохнулись. Они по-прежнему черным пятном висели в пространстве, а губы неспешно выговорили:

– Откуда он?

Ювелир продолжал лихорадочно импровизировать, заполнять поддельное досье:

– Я так думаю – из-под Кермана. Говор у него такой. Ну а сам он заладил, мол, из Кашана я.

Очкастый сдвинул газету, чаша опять появилась на свет. То ли он еще раз взглядом оценивал ее, то ли почуял ложь в словах ювелира.

– Возможно, главная фигура не он, – рискнул добавить ювелир. Откровенно хитрым взглядом перебегая с очков на губы, застывшие, словно в засаде, он пытался уловить хоть малейший знак, отклик, намек на возражение или одобрение.

Очки не дрогнули.

Ювелир сказал:

– Если выяснится, кто заворачивает делом…

Губы не шевелились, очки все так же висели в пространстве.

Ювелир сделал еще один заход:

– Стало быть, задача такая: узнать, кто там у них главный.

Потом с еще более хитрым видом – поскольку на этот раз он говорил правду – добавил:

– Боюсь, как бы все в чужие руки не попало… Собеседник снял очки, вытащил из верхнего кармана

пиджака платочек и стал протирать стекла. Без очков глаза его казались сморщенными провалами – как на щеках беззубого старика. Видны были лишь веки. Возникало впечатление, что ему вовсе не нужно было протирать очки: они просто служили заслоном, отгораживавшим его внутренний мир, и он снял их, чтобы разобраться в своих ощущениях. Наконец он заговорил:

– Смотри не промахнись.

– Я же все тебе приношу, – заспешил ювелир. – Восьмой раз он мне доставляет эти штуки, а я сразу к тебе… – Он проглотил слюну. – Одного боюсь: в другие руки попадет.

Морщинистые впадины, заменявшие глаза, не дрогнули, голос сказал:

– Других рук нет.

Ювелир все еще пытался отыскать среди морщин живой взгляд, но собеседник вновь водрузил очки на место. Он взял золотой сосуд, поднялся, вышел из-за стола. Лавируя в золотисто-красной полутьме заставленной старинными вещами большой круглой площадки – это был его плацдарм, – он заговорил, смягчая голосом жесткую суть своих слов:

– Да куда ему спрятаться, в какую дыру? В какой могиле ни схоронится, от наших рук не уйдет. Куда он ни сунется, хвост-то его здесь увяз. Захочет следы запутать – тут мы его и сцапаем.

Дойдя до противоположной стены, он принялся отпирать сложный замок большого сейфа. Отворил дверцу и стал укладывать в сейф новоприобретенные вещи. Ювелиру, как он ни пытался, не удалось заглянуть внутрь. Но по доносившимся до него звукам он определил, что сейф почти полон.

– Разумные люди всегда сбывают товар в одни руки. И он будет ходить только к тебе. Ты это сам знаешь. Отлично знаешь. Отлично…

И чем мягче звучал его голос, тем сильнее ощущались в нем твердость и угроза.

– Ты вот что пойми. Если он ускользнет – значит, по твоей вине. Значит, ты все дело загубил. Не будь растяпой!

Он замолчал, дверца сейфа тяжело лязгнула, потом щелкнул диск замка.

8

Вечером дома ювелир говорил своей жене:

– Я понимаю, что он хочет меня припугнуть, но чтоб все это враки были – нет, не думаю. А если, скажем, без него обойтись, совсем в расчет его не брать, так найдутся другие, поважнее его, шишки, с ними хлопот не оберешься. Все же лучше, чтобы до этого дело не дошло.

Жена пила чай. Внимательно выслушав мужа, она подумала и сказала:

– Охота тебе понапрасну страхи разводить – дело-то выеденного яйца не стоит.

Снимая с себя европейскую одежду, ювелир пробурчал:

– Боюсь, что не получится…

– До сих пор ведь получалось, – возразила жена. Ювелир достал из стенного шкафа вешалку, надел на нее

костюм.

– До сих пор моими стараниями получалось. Все, что он приносил, я в воде отмачивал, чтобы глину смыть. Я придумал, что он из Кермама, но выдает себя за кашанца. Что это правда, он не поверил, но что я сам это выдумал – тоже не догадался. По крайней мере я считаю, что не догадался…

Играя пышными телесами, молодая служанка внесла свежий чай, собрала пустые стаканы. Ювелир опять заговорил:

– Но если он задумается, разберется, что к чему, тогда все. Такого на мякине не проведешь. У него и наверху рука есть.

Жена, поднявшись на ноги, прервала его:

– А ты не тушуйся! Действуй. Ты первый ударь, а там видно будет, что делать. Как только он зазевается, ты его поскорей на чистую воду-то и выведи.

Ювелир, чтобы отделаться от подстрекательских поучений жены, пробормотал:

– Поскорей – значит, сейчас! – И пошел в умывальную, продолжая ворчать: – Если бы это один раз было… Тогда как рассуждаешь: один раз удача выпала, так и лови ее поскорей, а дальше будь что будет. Да только я о другом думаю: как бы эта изобильная чаша не опрокинулась да не иссякла. Да, брат, руки у меня, конечно, свободны… А начнешь мельтешить, разом с головой вглубь уйдешь, прямо на дно…

И он вошел в уборную.

Но жена и тут не отступила, через дверь проговорила:

– Да уж куда глубже-то? Или еще дна не достал? Ты поднатужься – вот оно!

Ювелир, который как раз тужился изо всех сил, хрипло ответил:

– Было ведь один раз, вспомни-ка! А все ты меня заставляла… Ну и что из этого вышло? А ничего…

* * *

…А тем временем далеко от их дома крестьянин, склонившись над расстеленным платком, тщательно увязывал туда золотые вещицы…

* * *

Ювелир совершил омовение, вернулся в комнату, достал молитвенный коврик и, расстелив его в углу, начал бормотать себе под нос молитвы.