Тайна совещательной комнаты

— Ну, говорите, — нетерпеливо сказала мама Лудова, когда железнодорожный стук прокурорских шпилек затих в отдалении коридора. — Что он вам рассказал?

— Я боюсь, — шепнул Палыч, — Я боюсь их всех. Я больше сюда не приду, я уеду.

— Он вам сказал что-то важное?

— Да. Я боюсь, это опасно, он сам так сказал, а мне это не надо, — торопливо, как будто в припадке, говорил Палыч, отступая к окну. — Но мы с ним полгода сидели, чай пили… Ох!.. Он сказал, что у Пономарева, которого он якобы убил, был заграничный паспорт на имя Пастухова. И еще он сказал, что Пономарев весной две тысячи третьего года, после убийства, должен был побывать на Британских Вирджинских островах. Это наверняка. Ну, все!

Он повернулся и пошел, затем почти побежал по коридору к лестнице. За ним следили в четыре пары глаз: мама Лудова, свидетель Гребельский, высунувший с опаской голову из своего льняного пиджака, прокурорша и Тульский из коридора.

— Давай за ним! — сказала прокурорша, — W так ты все уже прошляпил.

— А ты не командуй тут! — огрызнулся оперативник, — Может, еще за мамой наружку пустить? У меня и людей столько нет…

Тем не менее Тульский уже несся по коридору следом за Палычем. Как только он, а за ним и прокурорша скрылись в коридоре, свидетель Гребельский поднялся и, крадучись, прижимая свой портфельчик к груди, тоже ушел в коридор.

Пятница, 30 июня, 13.10

— Ну что же, Эльвира Витальевна, — судья, подождав, пока присяжные рассядутся, возобновил заседание, — у вас, кажется, еще один свидетель по этому эпизоду?

— Он куда-то ушел, ваша честь, — сказала прокурорша, гордо вскидывая голову, чтобы не потерять лицо окончательно. — Его сейчас ищут.

— Ну и что же нам прикажете делать? — сказал Виктор Викторович, — Свидетели у вас куда-то убегают, лучше бы вы за ними следили, чем вмешиваться в ведение процесса. Ну, присяжные на месте, мы же как-то должны двигаться вперед?

— Если вы не возражаете, я перейду, чтобы не терять время, к эпизодам отмывания подсудимым преступно нажитых денег. Как раз успеем до двух…

— Мнение защиты?

— Но это лишено всякой логики, — сказала Елена Львовна, — Впрочем, процесс не может тянуться до бесконечности, поэтому, чтобы не терять время…

— Ну, уж пожалуйста уж, — устало сказал судья и осторожно потер живот под мантией.

— В томе сорок три содержатся, — сказала прокурорша, вставая и раскрывая увесистый том, — некоторые данные об особняке подсудимого в поселке Уборы. Тут есть фотографии…

Она торжествующе понесла заветный том с фотографиями вдоль барьера: сначала в одну сторону, потом в другую. На фотографиях был дом, производивший, как изнутри, так и снаружи солидное, но и странное впечатление сочетанием стандартного евроремонта с китайскими картинками, фонариками и кисточками, и такой же был и сад. Но на лицах присяжных, чего Эльвира Витальевна пока еще не понимала, но уже видела Лисичка, отражались сомнения: Океанолог, Актриса и преподавательница сольфеджио скривились, Розу заинтересовали только окна, а Ри — ванная. Слесарь чуть не плюнул, алкоголик поспешно отвернулся, и только Анна Петровна была поражена роскошью увиденного. Старшина, скосившись, пытался разгадать чувства бойцов своего отряда, и Лисичка не знала, что писать у себя в блокноте. Прокурорша в это время как раз остановилась перед «Гурченко» и начала перелистывать перед ее лицом фотографии фасада, сада, комнат и ванны джакузи. Она торжествовала, между тем как «Гурченко» постепенно закипала.

— А почему вы передо мной-то этим трясете?! — неожиданно взвизгнула «Гурченко», — Может, вы считаете, что я какой-нибудь бомж с помойки?!

Подсудимый, который до этого сидел в аквариуме с закрытыми глазами, только чуть покачиваясь из стороны в сторону, широко открыл глаза, и судья тоже как будто сейчас только понял, что происходит:

— Ну, присяжная Швед, ну вы же судья все-таки как-никак, — сказал он, — Держите эмоции при себе. Това-арищ прокурор, вы тоже злоупотребляете, это уж знаете ли уж… Что, нашли свидетеля? Перерыв пять минут, прошу никого не расходиться…

Судья встал, торопливо прошел в свой кабинет, нашел в ящике стола таблетки и проглотил одну, запив водой из архаичного графина.

— Нет, почему она решила, что я такая завистливая тварь? — продолжала между тем бушевать «Гурченко» в комнате для присяжных, — Товарищ Старшина, я требую, чтобы вы сказали судье, чтобы он оградил меня от оскорблений!

Зябликов поглядел на нее в задумчивости и сказал скорее сам себе:

— Действительно. Ну дом. Ну хороший дом у него. А дальше-то что?

— Дальше будет раскулачивание, — объяснила Роза.

— Имущественное расслоение, — сказал Океанолог, — Плохо, конечно. Но зависть хуже. Спасибо вам, Клавдия Ивановна, вы не уронили, так сказать.

— Отвратительно, — не удержалась Сольфеджио, — Хочется помыться. Зачем она это делает?

— Да она же сама взяточница, завистливая тварь, прокурорша наша, — сказал Кузякин. — Неужели не видно?

— А ванну-то видели? — сказала Анна Петровна. — Он бы себе еще унитаз золотой поставил. А на какие деньги он это все построил-то, а? А у меня вот денег не хватает даже сыну мобильный купить. Я даже позвонить не могу, узнать, где он.

— А хотите, я вам свой старый принесу? — вдруг сказала Ри. — Нет, правда, у меня есть, я недавно новый купила, а карточка — она недорого стоит.

— Вы что, серьезно? — спросила приемщица.

— Конечно. Я завтра принесу, только найти надо. Я домработнице его хотела отдать, но вам, я вижу, нужнее. А хотите, я вам и карточку куплю?

— Нет уж, карточку не надо, — сказала Анна Петровна, — карточку я уж сама.

В комнату присяжных заглянула секретарша Оля, крутя ключами с таким видом, как будто собиралась сейчас открыть ими клетку подсудимого.

— Ну что, пошли? — с надеждой спросил Старшина.

— Свидетель удрал, — доверительно сообщила секретарша и прыснула, — Да и судья себя неважно чувствует. Перерыв теперь до понедельника… — И она быстро убежала к себе.

Пятница, 30 июня, 14.00

— Нет, Старшина, так дело не пойдет, — сказала Хинди. — Тут у вас дурдом почище, чем у нас в клинике неврозов. У меня отпуск скоро начинается, я из-за вас от путевки в Ялту отказываться не буду.

— А правда, — сказала Роза, уже собираясь, — Товарищ Старшина. Что мы тянем-то? Этот парень просто нормально организовал бизнес, его подставили. Суду все ясно.

— А что ясно? — сказал Зябликов и рубанул рукой воздух, как шашкой. — Пока суду ясно только то, что пацан в тридцать пять лет не может ворочать такими деньгами. От трудов праведных не построишь палат каменных. Откуда он их взял, а?

— Все они друг друг-га стоят! — сказал слесарь шестого разряда. — Я бы их в-всех без всякого суда посадил лет на д-двадцать, пусть отработают, что навоворовали.