Тайна Тихого океана

Этот человек тоже ищет путь Наверх. О, Будда, помоги мне разобраться, кто из них истинный Исцелитель, и я обещаю сжечь все немецкие журналы, которые спрятаны за печью!..

– Что он говорит? – по-английски поинтересовался у старика долговязый тип с причудливо обезображенным лицом. Лицом поэта, руками музыканта, то есть типичной внешностью наемного убийцы.

– Этот человек знает короткую дорогу до Обители, – на том же языке объяснил старик спутнику. – И он готов провести нас. Просит пять бутылок Горячей Воды.

«Эге», – понял Кучин и притворился, что по-английски ни бельмеса. А ведь старичок очень не простой. Так нарядиться мог только идущий на встречу с незнакомым коллегой агент. Согласованно, что связник будет в фуражке и разных сапогах, вот и вынужден дедушка при сорокаградусном морозе зарабатывать менингит.

– Передай ему, – сурово сдвинул брови обезображенный лицом краснокожий, – что одной бутылки будет достаточно. Сытый кайман мелко ныряет. Мы уже почти пришли, если откажется – дойдем без него. – кровь быстрее побежала в жилах Кортеса. Да ведь это – русский! Но внешне помощник Бормана ничем себя не выдал.

– Он говорит, – перевел старик на непали, – что хочет познакомиться с тобой. Ты ведь с низин?

– Из Харькова я, – любезно раздвинул в улыбке Кучин, скоренько смекая, какую игру ведет старик. – Зовут Lubimij Deduchka. Мне бы туда… – и он снова указал на вершину, краем глаза срисовывая расстановку сил.

Этот, с покусанной мордой, явно не местный, причем шибко неместный. Замашки жителя южно-американского континента. Акцент португальский. Не альпинист, не верхолаз… Какого дьявола его сюда занесло? А не имеет ли он отношения к нападению португалок на У-18-Б? Старик, ясное дело, проводником у него. И куда ж это они направляются? А тут еще шведы под ногами вертятся…

– Вот он! – закричал Курт Йоханнсон. – Я ж говогил, что это он! Ну, тепегь не уйдет… – он рванул друга сквозь толпу покупателей… и изумленно замер перед вытоптанным пятачком снега.

– И где? – покрутил головой Кнут.

– Ну, только что был вот на этом самом месте! – Курт ткнул обмороженным пальцем в две проплешины на снегу, где секунду назад ему почудился подлый обитатель пещеры. – Вот и гевольвег мой! Ну, подонок!

И он потянутся к заиндевевшему, будто посыпанному сахаром, оружию. Но крепкая, жилистая рука перехватила его запястье.

– Это вещь принадлежит вам? – на непали спросил дряхлый старикашка, случившийся рядом.

– Поклонитесь Будде всепрощающему! – вопил вдалеке зазывала в ярко-желтую палатку переносного индуистского храма. Сквозь бумажные стенки одноразовой пагоды угадывались контуры людей. Иногда в дверь высовывалась наружу отрешенная и опухшая от мороза голова монаха в проколотой спицей шапке.

– Не хочу я ничего покупать! – разозлился Курт по-шведски. – Пусти, обожравшийся рыбьими потрохами! [32]

32

Распространенное ругательство в Амстердамском порту

– А это что за люди? – теперь подчеркнуто терпеливо обратился к проводнику Кортес. А ведь это были шведы. Сперва индеец такой факт не признал из-за синюшного от недостачи кислорода колера лбов. И разве в этих горах могут встретиться еще какие-нибудь шведы кроме посланных Бруно? Но эти шведы знакомы с русским. Как говорит герр: «Полный аншлюс!».

– Это мои телохранители, Кнут и Курт, так и переведи, – ответил старику невесть откуда взявшийся продавец револьвера. – Это Курт, а это Кнут… или наоборот. Какая разница? Они защищают меня с утра до вечера.

– Sukin sin [33] ! – зарычал Курт Йоханнсон, пока Угх переводил с непали фантазии Кучина, и попытался вцепиться в горло вору. – Это мой гевольвег!

После неудачной попытки вернуть снаряжение, ретивая кровь викингов кипела в жилах обмороженных альпинистов. Тренированные убивать с одного удара в технике берсеркеров, они легко бы одолели подростка со всей многочисленной родней, не будь у тех подошвы на «кошках». Кнут тоже не остался в стороне и занес кулак над красной рожей злого мужика в черном плаще с подбоем.

33

Ругательство, в приблизительном переводе соответствующее нашему «сукин сын» (швед.)

Из-за скального выступа, не замеченные никем из обитателей воскресного высокогорного базара, выглянули два существа. Маленькими, глубоко посаженными глазами, в которых если и угадывалось что-то от homo sapiens, так исключительно неандертальца, они обшарили столпотворение людей. Потом существо, которое было меньше ростом и с подбитым глазом, как-то по-детски всхлипнуло и здоровой лапой указало в середину толпы. Другая лапа, вывихнутая в недавней потасовке, висела, будто пустая авоська. Второе существо выцелило из толпы людишек того, на которого указывали, и тихонько зарычало. И рык этот ничего хорошего хомо сапиенсам не предвещал.

– Короче, – на непали подытожил Кучин и присел на корточки рядом с оглушенными викингами. – Сами видите, бойцы хоть куда. Если б я не дал им тайный знак остыть, катиться бы вам обоим до самого Лакло. Меняемся: новенький револьвер и двое лучших по эту сторону Тибета телохранителей в обмен на совместный поход к вершине. Этого со шрамом можно на вершину не брать. По рукам?

– Что он говорит? – наклонился к задумчиво брякающему колокольчиком Угху Кортес. – Не просто понять, о чем скрипят пальмы, когда бушует восточный ветер.

– Он готов провести нас в Обитель, – перевел старик на английский, – всего за две бутылки Горящей Воды. – И снова обратился к Кучину: – Мы согласны провести тебя к вершине Горы в Железной Шапке. За это ты отдашь мне обоих слуг, револьвер и вон ту бутылочку кукри, которую спрятал в карман.

– Глазастый, черт, – хмыкнул Кучин. – Лады, идет.

Кортес склонился над очухивающимися альпинистами и тихо прошипел сквозь зубы:

– Очень трудно собирать плоды кактуса по ночам… – причем, прошипел по-шведски.

Кнут дернулся, будто вступил в навоз священной коровы:

– …Особенно, если они не поспели, – тихо промямлил он отзыв на пароль.

Чуть в стороне местный парикмахер принялся наголо брить макушку клиента. Проходящие мимо стайкой женщины в парандже от этаких страстей невольно ежились.

– Только сначала мы заглянем в деревню и предупредим мою жену, чтоб к ужину меня не ждала. – Старик сунул револьвер за пазуху и зябко пофукал на ладони. Намазанные маслом пальцы у него были светлей, чем остальная кожа. Потому, что он ими ел.