Тайна Тихого океана

Из снежной круговерти навстречу бегущему генералу вдруг вынырнул пепельно-серый ствол кривобокого дерева, к которому на уровне папахи был скотчем пришпандорен болтающийся на ветру листок с текстом. Генерал заинтересовано притормозил, прижал бумажку пальцем и стал читать:

«НА ТЕРРИТОРИИ ОБЪЕКТА У-18-Б ЗАПРЕЩАЕТСЯ: табакокурение, самогоноварение, алкоголеупотребление и последующее песнопение…»

Правильно, подумал Евахнов, порядок всюду прежде всего. Но глаза бежали дальше: «…а также: идолопоклонение, столоверчение, рулеткокручение, нефте-, золото– и газодобывание…» – генерал не понял – «…кровопускание, самолетовождение, канатохождение, шпагоглотание, бомбометание, стекловыдувание…» – генерал не поверил своим глазам – «…мочеиспускание, семяизвержение, собаковыгуливание, нарковкалывание, закононепослушание, уставонезанание…» – пышное лицо генерала стало наливаться кровью – «…костроразведение (в связи с крупновероятностью пожаровозникновения), а также фото-, кино-, видео– и девкосъемка (в связи с реальноопасностью спидозаразки)…» – генерал в ярости сорвал бумажку и во всю глотку заорал, перекрикивая оглушительный клекот несущего винта вертолета:

– Дневальный!!!

– Отделение, смир-р-рна! – рыкнуло из снежного бурана над самым ухом генерала.

– Это что такое, что такое это?! – затряс бумажулькой генерал – благо теперь он, щурясь от колючего снега, разглядел дневального – вытянувшегося по струнке рядового Зыкина. – Превратили армию в КВН, понимаешь!

– Зам по воспитработе приказал вывесить! – не моргнув глазом отрапортовал Зыкин, отстраненно гадая мозжечком, что сегодня будет на ужин – греча или макароны. Откуда-то на нем появился чистенький, новенький, с положенными по Уставу цацками полушубок. На рукаве – красная повязка дневального, на поясе – штык-нож.

– Родине нужны герои, а рождаются дебилы, – сбавил тон генерал Евахнов, не скрывавший нелюбви к бывшим политрукам, скомкал неуставной листок и попытался выбросить. Скотч прилип к ладони.

Генерал выматерился и со второй попытки бумажку победил. Ветер подхватил ее, закружил и умыкнул куда-то в снежную пелену.

– Дневальный, командовать общее построение!

Несмотря на то, что генерал был, в общем-то, безобиден, обитатели объекта У-18-Б не шибко любили своего командира – пожалуй, за излишнюю верность буквам уставов и приказов. Понимать же надо, что в подчинение ему досталась белая кость, а не стройбат какой-нибудь. И темными долгими вечерами они частенько поминали добрым словом полковника Громова с «семнадцатки». Вот кто умел проникнуть в тонкую душу мегатонника, кто соображал, что никакими уставами и приказами «ничейного агента» не укротить – себе дороже… Но Громов был убит злокозненными врагами, подземный объект У-17-Б ликвидирован, бойцов перебросили на Муринские болота, на новый объект, У-18-Б, поставили над ними какого-то уставника…

– Отделение, становись! – молодцевато выкрикнул Зыкин, глубоко вдохнув колючий ангинный воздух.

И тут же на тесной полянке у единственной на этом участке болот чахлой елки как из-под земли выросло с дюжину бойцов. В разномастной форме – моряков, ракетчиков, танкистов, в ЛТО [4] . С самыми разными знаками отличия. Но никого в офицерском звании. Генерал мысленно поморщился: балаган, а не воинское отделение. А если завтра война?

Вертолет продолжал лопатить воздух – иначе бы лед не выдержал, и болото проглотило машину.

4

Летно-техническое обмундирование.

Злой морозный ветер трепал полы полушубков и шинелей, снег бил в лицо, однако никто из воинов даже не поежился. Стояли как вкопанные. Ели глазами начальство.

– Отделение, по порядку номеров – …тайсь! – скомандовал Зыкин, пряча в карман выброшенную генералом бумажку. Шутки шутками, а секретность секретностью. Нельзя такими бумажками разбрасываться. Попадет в недобрые руки, и задумается враг, что такое У-18-Б.

– Первый, второй, третий… – задергала разношерстная шеренга головами. – …одиннадцатый!

Одиннадцатый – мичман в черной шинели с горящими желтым огнем пуговицами, бляхой ремня и «крабом» на фуражке – выступил на шаг вперед:

– Расчет окончен!

Техники завершили разгрузку черных ящиков, расставили их полукругом и скрылись в тепле вертолетного брюха. Полковник Авакумский спрыгнул на лед, боязливо притопнул – не провалится ли – и принял из нутра громыхающей машины две фанерные посылочные коробки.

– Дневальный, почему не все в строю?! – нахмурился Евахнов.

– Товарищ генерал, старший прапорщик Хутчиш направлен в санчасть! – отрапортовал Зыкин, ненароком глотая снежинки.

Не мог же он объяснять, что самому крутому из «чертовой дюжины» обитателей сверхсекретного объекта, бойцу мощностью десять мегатонн, который по заданию Родины за последние три года пару раз спас мир от порабощения [5] , – что ему начхать и на генерала, и на построение. И что дрыхнет в данный момент старший прапорщик Хутчиш у себя в апартаментах номер тринадцать.

– Ладно, Зыкин, – наконец позволил себе подобие улыбки генерал. – Встать в строй.

– Есть! – исполнил команду дневальный.

5

О подвигах десятимегатонника Анатолия Хутчиша читайте в романах «Тайна Черного моря» и «Тайна реки Оккервиль».

Из вертолета выпрыгнули пять фигур в ярко-белых даже на фоне снега куртках с отороченными мехом, надвинутыми на лица капюшонами, и засуетились вокруг ящиков, успевших, благодаря снегу, из черных превратиться в серые: растянули и подключили какие-то провода, расчехлили какие-то футляры, слаженно и, главное, абсолютно молча, расставили какие-то блестящие стойки… Зам по тылу махнул рукой пилоту, и оглушительный грохот пропеллера перерос в надсадный вой. Вертолет отлепился от тверди, в облаке снега поднялся в воздух, качнул на прощание балочными подвесками с ракетами и взял курс обратно на Москву.

Стих вдали рев двигателей, унялась снежная круговерть; над Муринскими болотами вновь воцарились тишина и зимнее умиротворение. Вертикально падали крупнокалиберные снежинки, касались черных зеркал воды в тринадцати прорубях и таяли, не рождая кругов.

Генерал снял папаху, двумя хлопками ладони отряхнул ее от снега и вновь водрузил на голову. Пошел вдоль строя. В тиши после рева двигателя снег очень громко скрипел под его парадными ботинками.

Весьма не понравилось Евахнову, что старшина Кучин небрит. И уже готово было сорваться с языка Евахнова «Два наряда вне очереди», но вспомнил товарищ генерал о цели визита и решил на этот раз парня простить.

– Товарищи бойцы! – Он остановился и закачался с пятки на носок перед строем. Хрусть-хрусть, хрусть-хрусть. – От имени командования Вооруженных сил России поздравляю вас с Днем Рождества!

– Ура!!! – коротко рявкнула дюжина глоток – так, словно рявкала сотня, а то и тысяча бойцов.

– Однако не стоит забывать, товарищи воины, что международная обстановка… Доровских, я к кому обращаюсь?.. Продолжает оставаться крайне напряженной…

Генерал запнулся, шагнул к мичману Мильяну, крайнему слева, и похлопал того по груди. Вроде как поощрительный жест. Но на самом деле генералу просто показалось, что под шинелью у мичмана припрятана бутылка. Действительно – просто показалось.

– Не стоит забывать, что наше государство и с суши, и с моря окружают государства, которые не могут простить нам…

Тут генерал заметил, что рядовой Шикин его совершенно не слушает, что пялится рядовой куда-то за спину генерала и что лицо рядового вытягивается, вытягивается, вытягивается… Бац – и челюсть отвисла.

– Ладно, – снисходительно махнул рукой Евахнов. – Отставить лекцию о международном положении. Согласно приказа («Приказу», – дружно, но мысленно поправили мегатонники командира) верховного командования сегодняшний день объявляется праздничным. И в ознаменование праздника на территории вверенного мне объекта У-18-Б решено провести торжественный вечер. Вольно! Разойдись! Веселитесь, бес с вами.