Тайна Тюдоров

Никто не обращал на меня внимания, однако я чувствовал себя так, словно каждый встречный спрашивал мое имя. Как же я потом отыщу дорогу в этом лабиринте?

– Поначалу кажется, что здесь все слишком запутано, – заметил Сесил, угадав мои мысли. – Но со временем ты привыкнешь. Как и все мы.

В ответ я выдавил слабый смешок. Во дворе он выглядел таким всевластным, а здесь, в длинной галерее, будто уменьшился на фоне окружающего нас величия и стал похож на зажиточного купца вроде тех, что приезжали в замок Дадли. Такие люди с острым чутьем, заняв удобное положение в жизни, могли легко переносить злоключения.

– У тебя решительный вид, – с улыбкой продолжал Сесил. – Это забавно, но ненадолго. Чувство новизны быстро выветривается. Опомниться не успеешь, как тоже начнешь жаловаться, что здесь невыносимо тесно, и будешь готов все на свете отдать за глоток свежего воздуха.

Стайка смеющихся женщин с восхитительными прическами скользнула мимо нас, ароматические шарики громко постукивали на их туго стянутых корсетах. Я так и застыл на месте. Даже невиданные прежде вещицы восхитили меня, а уж когда одна из дам послала мне обольстительный взгляд, я не смог не ответить тем же: плененный ее утонченной бледностью, я совсем позабыл, где нахожусь. Она коварно улыбнулась и отвернулась, словно меня и не было, а я все смотрел ей вслед. Сесил тем временем, давясь от смеха, обогнув угол, вывел меня в очередную галерею, на этот раз безлюдную.

Собравшись с духом, я спросил:

– А вы давно здесь живете?

Задав вопрос, я забеспокоился, не сочтет ли он меня слишком напористым. Но в конце концов, не ожидает же он, что я всему научусь сам, ни о чем не спрашивая. Он ведь тоже слуга. Пусть по должности он стоит выше мастера Шелтона, но леди Дадли точно так же отдает приказы и ему.

На его лице вновь появилась странная улыбка.

– Я не живу здесь. У меня собственный дом неподалеку. В покоях при дворе живут те, кто может себе это позволить. Если тебя интересует моя служба: я государственный секретарь его светлости герцога и Совета. Так что в некотором роде мы с тобой едим с одной ладони.

– О, я понимаю, – ответил я как можно более беззаботно. – Я не хотел обидеть вас, милорд.

– Как я уже сказал, «мастер Сесил» будет достаточно. Здесь и так слишком много церемоний. – В его глазах вспыхнул шаловливый огонек. – А тебе не следует быть чересчур почтительным. Придворным не так часто выпадает радость слышать речь, не обезображенную притворством.

Взобравшись на лестничный пролет, мы оказались в коридоре более узком, чем недавние галереи; здесь не было гобеленов и ковров – просто стены, покрытые штукатуркой, и дощатый пол. Сесил остановился возле одной из дверей. Все они казались одинаковыми.

– Вот покои герцогских сыновей. Я не знаю, кто сейчас внутри, если вообще там кто-то есть. У каждого из них свои обязанности. Но так или иначе, здесь я тебя оставлю. – Он вздохнул. – У секретаря дела никогда не переводятся.

– Благодарю вас, мастер Сесил.

Мой поклон в этот раз вышел менее эффектным из-за седельной сумки, но я был искренне признателен за доброту. Все-таки ему пришлось отложить какие-то занятия, чтобы проводить меня и сгладить мое чувство одиночества.

– Пожалуйста. – Он чуть задержался, задумчиво разглядывая меня. – Прескотт… У твоей фамилии латинский корень. Давно твоя семья ее носит?

Вопрос застал меня врасплох. На мгновение я поддался панике, не зная, что отвечать и стоит ли отвечать вообще. Будет ли правильно солгать не моргнув глазом или понадеяться на едва обретенную, но все же возможную дружбу?

Я выбрал второе. Сесил вызывал доверие, но к правдивому ответу меня в большей степени побуждало не это. Наверняка ему уже все известно. Он знал, что я прибыл служить лорду Роберту. Разумеется, леди Дадли, а возможно, и сам герцог могли рассказывать обо мне что угодно. Едва ли они проявляли осмотрительность в отношении меня. Если сейчас дать заведомо лживый ответ их доверенному лицу, это может разом лишить меня всех возможностей продвинуться при дворе.

Сесил продолжал бесстрастно разглядывать меня.

– Прескотт, – отважно начал я, – это не настоящая моя фамилия.

– Вот как? – удивился он.

Меня снова охватили сомнения – еще не поздно. Я еще могу сочинить какое-нибудь убедительное объяснение. Не знаю почему, но я этого не сделал, вдруг почувствовав непреодолимую потребность сказать правду Никогда прежде я ни с кем не делился тайной своего происхождения по доброй воле. Однажды поняв, что мои признания делают меня объектом злобных насмешек и жестоких подозрений, я решил, что буду рассказывать правду только в случае крайней необходимости. О некоторых вещах не стоит говорить вслух, если не спрашивают. От этого лишь рождаются разные домыслы.

Пока все это проносилось в моей голове, Сесил глядел на меня со спокойной задумчивостью, и мне казалось тогда, что он воспримет мои слова как нужно или даже сможет посочувствовать мне. С таким пониманием смотрела на меня только мистрис Элис – и даже самое трудное признание давалось легко. Я привык доверять такому взгляду.

Я набрал в легкие побольше воздуха:

– Я найденыш. Мистрис Элис, женщина, вырастившая меня, дала мне это имя. В совсем старые времена Прескотты жили в доме священника. Там-то меня и нашли – в бывшем доме священника, рядом с замком Дадли.

– А твое имя? – спросил он. – Тоже заслуга мистрис Элис?

– Да. Она была из Ирландии. И очень чтила святого Брендана.

Последовала тягостная пауза. Ирландцев презирали, считая их бунтовщиками, но до сей поры мое имя не пробуждало ничьего любопытства. Я испугался, не сболтнул ли лишнего. Разумеется, деятельный человек даже рождение вне брака мог обернуть в свою пользу. С другой стороны, подобный изъян в происхождении отнимал больше возможностей, чем предоставлял. Фактически это был приговор к пожизненной службе в полной безвестности в лучшем случае и к нищете – в худшем.

Наконец Сесил произнес:

– Ты сказал «найденыш». Полагаю, это означает, что твои родители отказались от тебя?

– Да. Мне было самое большее неделя от роду.

Я изо всех сил старался сохранять бесстрастность, но голос отказывался повиноваться мне, то и дело срываясь и выдавая мою беспомощность.

– Мистрис Элис пришлось нанять для меня кормилицу из города. Судьбе было угодно, чтобы эта женщина потеряла своего ребенка, – иначе я мог бы и не выжить!

Он кивнул. Прежде чем вновь повисло неловкое молчание, я поспешно заговорил, не слишком задумываясь над тем, что несу:

– Мистрис Элис нередко говаривала: мол, повезло монахам, что меня не подбросили на порог монастыря. Я бы опустошил все их кладовые, и как бы они тогда выстояли в той передряге, что устроил им старикан Генрих?

Я засмеялся прежде, чем успел понять свою оплошность. Разговор зашел о религии – а ведь о ней крайне небезопасно болтать при дворе. Я не стал уточнять, что мистрис Элис полагала, будто больше моего аппетита только мой рот.

Сесил молчал. Я уже подумал было, что влип не на шутку из-за собственной неосмотрительности, когда он еле слышно пробурчал: