Тайна «Утеса»

До обеда мы с ней долго копались в саду. Я был рад поупражнять мускулы и гадал, как же обходятся люди, попавшие в положение вроде нашего, если им негде и нечего копать? Через некоторое время Памела совершенно преобразилась.

— Ты, наверно, прав насчет Стеллы, — сказала она после обеда. — Я ужасно расстроилась, когда съездила к ним. Вероятно, на меня повлияло и то, что в Уилмкоте так мрачно. Когда Стелла оттуда вырвется, она снова станет прежней. Только не надо бы ей ехать к мисс Холлоуэй. Я неопределенно хмыкнул:

— Может, это ненадолго.

В голове у меня роились планы побегов и похищений, но я не спешил делиться ими с сестрой.

Наше хорошее настроение улетучилось, когда неожиданно явился Скотт. Он пришел пешком, измученный, угрюмый, плюхнулся в кресло и устремил обличающий взгляд на Памелу:

— Какого черта вы не можете оставить Стеллу в покое?

Нас словно холодной водой окатили.

— Из-за вас все, чего я добился, пошло прахом. Она хуже, чем была, старик тоже. Ни один врач не в состоянии им помочь. Капитан плюет на мои рекомендации, а о консилиуме и слышать не желает.

— Для кого консилиум? Для Стеллы? — перебил я его.

— Нет, пока для капитана. Мне пришлось прислать ему сиделку. Я говорил ему, что…

— А что со Стеллой? — не выдержал я.

— Я бы и сам хотел это знать! Опять на нее что-то накатило, да еще почище, чем прежде.

— Но когда я уходила, она была абсолютно спокойна, — удивилась Памела. — От всего отрешенная и прекрасно владеющая собой.

— Нечего было вам к ней ходить.

— Но меня просил капитан.

— Лучше бы он сперва позвонил мне.

— Вы бы согласились.

— Но успел бы предупредить вас, чтобы вы ее не волновали.

— А я и не волновала!

— Ну не знаю! — не сдавался Скотт. — Одно могу сказать: когда я заходил к ним часов в десять утра, Стелла крепко спала. Но проснувшись, по словам капитана, начала рыдать, скандалить и умолять, чтобы он разрешил ей повидаться с вами. А уж когда вы ушли, пришлось вызывать меня, и я застал ее черт знает в каком состоянии.

— В каком? — вскричал я. — Вы же нам ничего не объяснили! Будьте добры, расскажите подробней Дать вам бренди?

— Нет, спасибо. В каком состоянии? В точности как ребенок, на которого нет управы. Бегала по комнате в одном халате. Собой не владела совершенно. Кричала, что не хочет глотать таблетки, не хочет больше оставаться дома и не желает ехать к мисс Холлоуэй. Казалось, все внушает ей страх — и я, и комната, и дед. Когда он поднялся к ней со мной, она на него прямо набросилась. Бедняга был потрясен, слова не мог вымолвить. Я уверен, до сих пор она ни разу в жизни не смела ему грозить. А тут накричала на него, а потом ударилась в слезы. Боже, как я с ними измучился.

— Вы просто опоили ее снотворным, и она ничего не соображает, — заявил я.

Доктор огрызнулся:

— А вы бы хотели, чтобы она не пила лекарств и свихнулась?

— Но после ухода Памелы она спала?

— Да, три часа.

— И заснула без снотворных.

— Капитан говорит, что да.

— А проснулась в таком состоянии? Странно!

— Какая-то дьявольщина!

Я предпочел бы, чтобы Скотт выражался более осмотрительно.

— Главное, утром она же была само смирение, сама покорность.

Скотт кивнул:

— Да, я знаю. Просто непостижимо. Должен сознаться, что я в растерянности.

— Она вам не говорила, что ее раздражает? — спросил я.

— Ее раздражает все! Она восстает против всех и вся. Просто сама не своя, ее не узнать. Можете вы себе представить буйствующую Стеллу? Выкинула в окно цепочку с медальоном. Нарочно швырнула на пол безделушку и разбила ее.

Это действительно было непостижимо. Я увидел что Памела насторожилась:

— Какую безделушку? — спросила она, словно это имело значение.

Но тут же я все понял.

— Гипсовую статуэтку своей матери, — пояснил Скотт.

Памела в ужасе посмотрела на меня. Я сказал:

— Боюсь, Скотт, что все это очень серьезно.

— А я что говорил? — сердито ответил он. — И разве не понятно, что послужило причиной? Ваш визит Памела. Ее словно в разные стороны тащат — с одной стороны капитан и все ее воспитание, с другой — вы и «Утес», который, непонятно почему, имеет для нее такую притягательную силу. Да еще все здешние явления и видения. Господи Боже, это может кончиться только одним!

Он шагал взад-вперед по комнате, распаляясь, как в лихорадке.

— Чем? — испугался я. — Куда вы гнете?

— Шизофренией, — изрек он.

Я даже усомнился, правильно ли расслышал, и с трудом заставил себя переспросить:

— Раздвоение личности?

— Вот именно.

Это звучало убедительно. И впрямь закономерный исход для всего происходящего. Только отец Энсон назвал бы это «дьявольским наваждением».

— Да ничего подобного! — возмутился я. — Из-за одного случайного припадка вы делаете такие выводы! Вы сами потеряли голову, дорогой мой. Никакой шизофрении у Стеллы нет.

— Пока нет, но скоро будет. — Скотт знал, о чем говорит, и мне пришлось извиниться.

— А чем лечат шизофрению? Скотт поколебался, потом сказал:

— Я не поручусь, что диагноз должен быть именно такой. Тут скорее даже не раздвоение личности, а сосуществование двоих в одном человеке… или у нее маниакально-депрессивный психоз.

Не помня себя от беспокойства, я закричал:

— Чем это лечат? Объясните, что надо делать.

Скотт уклончиво ответил:

— Обычно врачи этим не занимаются.

Я все понял.

— Да она придет в себя, — дрожащим голосом сказала Памела, — возьмет себя в руки и поправится.

— Только на это и остается рассчитывать, — ответил Скотт. — Я пробовал воздействовать на нее, ссылаясь на состояние деда, объяснил, что он серьезно болен, и это произвело впечатление, она постаралась успокоиться. Умоляла не говорить деду, что нарочно разбила статуэтку, горько плакала. Ну а медальон-то я успел подобрать.