Тайна Верховной жрицы

Казалось, что его не касались ни дубинки полиции, не пролетавшие камни. Будто сегодня он стал неуязвимым.

В этот момент подбежало подкрепление: вооруженные полицейские. Они начали стрельбу без предупреждения. Стреляли по мостовой, отгоняя народ. Но даже это не могло охладить пыл. Толпа, видя перед собой пример бесстрашного Рурыка, слепо шла за ним. Порвавшись к запертым воротам, они лезли через высокое заграждение. Полиция пыталась стаскивать их с ворот, но те пинались, продолжая карабкаться.

Полез и Рурык. Ему удалось вскарабкаться на самый верх ограды. Он встал, выпрямившись во весь рост, лишь одной рукой придерживаясь за выступающие колья забора.

— Страна будет нашей! — заорал он.

В этот момент раздался выстрел.

Рурык не сразу понял, что произошло. Но вдруг почувствовал тепло в груди: алое пятно расплывалось на белой рубашке.

Руки задрожали. В глазах потемнело, и он повалился назад, в толпу. Народ подхватил его и оттащил в сторону, на газон.

Бывший мошенник лежал на мокрой земле, не чувствуя холода. Кто-то из ребят суетился вокруг него, пытался остановить кровотечение, приговаривал, что все будет хорошо, и он обязательно поправится. Рурык не замечал этой суеты. Сейчас он не видел ничего кроме молочно-серого неба и падающих хлопьев снега.

«Вот так всю жизнь и прожил, гоняясь за неуловимым будущим», — думал он. Боевой настрой резко сменился меланхоличными размышлениями.

Рурык вспомнил детство и юность, вспомнил как мечтал о собственной конюшне и поместье. Когда все это стало для него неважным? В какой момент он отбросил то, что шло из души, променяв на стремление к власти? А Собор? Он ведь так и не узнает, о каких сокровищах шла речь.

Савениец пытался вспомнить: были ли поступки, за которые его помянут добрым словом? Успел ли он сделать хоть что-то, чем мог бы гордиться на том свете?

И не смог.

Вся жизнь его была чередой обид на людей и желания доказать имп, что он чего-то стоит. А для себя-то он так и не пожил.

Ему хотелось жить. Как никогда прежде. Хотелось второго шанса. Все исправить, Элику найти.

Ведь хорошая девчонка. Умная, красивая, характер его паршивый терпела. И ведь нравилась. С первой встречи нравилась. И он ей нравился. Знал, чувствовал, но никогда даже виду не подавал. Все не до романтики было. Сначала дела, планы, богатство, а потом все остальное.

Теперь даже и не узнает никто, что он погиб. Как скоро его забудут те, кто только что на площади готов был идти за ним хоть к Рамону в пещеру? Неделя? Месяц?… Завтра?

Кто станет оплакивать его?

Никто.

И вот это самое горькое осознание. Никому он такой замечательный и гениальный не нужен.

Эта мысль обжигала грудь гораздо сильнее, чем пуля.

Рурык тяжело выдохнул.

Вспомнил, что за всей этой суетой позабыл матушкины наставления.

Ощущая, что теряет сознание, опустил ладони на холодную почву.

«Прости меня, Иривия, — прошептал он пересохшими губами, — не вышло у меня помочь тебе. Хотел, да, видно, не той дорогой пошел. Видишь, как получилось? Ты не держи на меня зла. И спасибо тебе за все».

Глаза закрылись.

В толпе раздался возглас:

— Это он!

Люди расступались, протестующие и полиция замирали. Сквозь народ шла сама Верховная жрица. Ни один не смел осквернить ее присутствие мордобоем.

Люди откидывали палки и камни, принимаясь осенять себя кружью и молиться матери-Денее. Перешептывались, что сама Верховная пришла благословить их поход против императора.

— Он жив? Его можно спасти? — жрица обращалась к худощавому юноше, сопровождавшему святейшую особу.

— Не знаю. Возможно, мы слишком поздно его нашли.

Глава 24. Император

— Ваше Величество, вам надо срочно покинуть дворец! — суетился начальник стражи, несший личную ответственность за жизнь императора. Обычно высокий, статный, неспешный, сейчас он сутулился, нервно смахивал с раскрасневшегося лица капли пота и совершенно не напоминал грозного охранника. Даже ему, опытному воителю, отказала выдержка.

За окном дворца раздавались взрывы, крики, выстрелы. Озверевшая толпа подступала к ограде, сотрясая железные ворота.

— Кто отдал приказ открыть огонь? — холодно спросил Альберг. — Вы понимаете, что натворили?!

— Умоляю! Надо спасаться! Пока еще есть время!

— Я спрашиваю: кто отдал приказ стрелять по толпе?!

Государь стоял у окна, брезгливо взирая на яростную схватку между полицией и демонстрантами. Народ ожесточенно забрасывал стражей градом булыжников, непрестанно атаковал огненными комьями и ледяными иглами, разнося в клочья магические заслоны. Бил палками, стремясь ударить как можно сильнее. Словно перед ними не соотечественники, а сами приспешники Рамона.

Неподалеку от ворот стояли несколько перевернутых повозок. Протестующие самозабвенно крушили их, отламывая дверцы и снимая колеса. Этого поведения Альберг совсем не мог понять: ладно бы они хотели присвоить повозки себе, но портить-то зачем? Откуда это желание разрушить все, что тебе не принадлежит?

Что это — способ выплеснуть агрессию или бессильная злоба от осознания, что сам ты никогда не сможешь обладать этими вещами?

Как можно строить развитое государство, когда подданные ведут себя хуже варваров?

— Кто отдал приказ?! — жестко напомнил Альберг.

— Не могу знать, ваше Величество, — с опаской произнес начальник стражи.

Сегодня он не был похож сам на себя. Куда только делась решимость? Будто и не охранник, а перепуганная барышня.

— Идиоты, — процедил император, наблюдая, как полиция стреляет по толпе. — Вы мне революцию устроили! Уже завтра весь город придет требовать моей смерти!

— Ваше Величество! Пресвятой Денеей заклинанию — идемте, — отчаянно молил страж.

Народ лез на забор и падал, сраженный пулями. Но это никого не останавливало. Толпа напирала, лавиной карабкаясь на ограду.

— Ваше Величество!

Лишь при этом отчаянном окрике император вздрогнул, стряхнул с себя задумчивость и поспешил покинуть дворец.

Быстрым шагом он следовал за охранником, спускаясь в потайные переходы и направляясь к секретному выходу, расположенному за несколько кварталов от дворца.

Альберг продвигался по подземному коридору, чувствуя себя трусливым зайцем, скрывающемся от охотников.