Тайна Врат
Шрифт:
Да, посмотреть и правда было на что. Ну хотя бы на все еще различимые мачты линейного кредонца, которые торчали где-то посреди бухты, освещенной кровавым закатом. Или на развороченную землю вокруг импровизированной батареи, что создал Готор, пару перевернутых пушек и еще одну, отброшенную взрывом далеко в сторону. Судя по всему, тут было жарко.
— А, — махнул рукой Готор, хотя по его глазам было видно, что он собой доволен. — Простая геометрия. Вычислил зону, куда наши ядра не долетали. Вытащили десяток пушек вот на эту косу, замаскировали их, как могли. Потом начали обстрел корабля со стены, где у нас полтора десятка пушек как-никак, да еще и ядра калить можно. Кредонец, ясное дело, подставляться не стал, одно каленое ядрышко в обшивке застрянет — и, считай, пожар обеспечен! Ну и отошел сюда, благо крепость обстреливать и отсюда можно. Ну а там уж… Мы по нему палим, он по нам. Бортовой залп — это, я тебе скажу, что-то! Там у него с каждого борта под три десятка пушек стоит, как шандарахнет — чисто Grad. Это такая… Хотя не важно, — не стал тратить время на объяснения приятель. —
Готор говорил легко и просто. Но Ренки на эту простоту не купился. Перетащить десяток пушек на расстояние почти в версту! Да не каких-нибудь полевых пукалок, которые кредонцы таскали с собой по полю, а полноценных крепостных орудий, плюющихся здоровенными ядрами, что способны пробить толстый борт линейного корабля! Такие обычно упряжка из шести лошадей таскает. И то по достаточно хорошей дороге.
— Весьма дурно пахнущая процедура, — рассмеялся Готор в ответ на вопрос: «Как удалось?» — Видишь, через всю крепость канава-канал проходит, канализационная. Как раз вон там она за стену выходит. В общем, снимаем пушку с лафета. На канатах спускаем вниз. От стены до канавы — тридцать саженей, пушки на бревнышках катить пришлось. Потом на лодку грузили, благо в гавани большой выбор был, так что подходящую по размерам смогли подобрать. В паре мест лодка пройти не смогла — узковато было, так что пришлось подкапывать берег, четыре мостика разломали. В одном месте канава сверху перекрыта была, пришлось разбирать. А отверстие под стеной вообще взорвали, чтобы места для прохода лодки больше было. Киншаа наш благоухает! Ну и там, на месте, еще сотню саженей до батареи тащили, катки подкладывая, потому как камни там, неровности всякие, на лафете не проедешь. Врать не буду, работка адская. Меня ребята из Пятнадцатого небось еще лет двадцать проклинать будут. Но зато результат! А как мы кораблик этот на дно пустили, так и форт почти сразу сдался. Потом и островную батарею замолчать заставили. И уж после морячки десант смогли высадить. Так что организованного сопротивления кредонцев на этом острове больше нет. Сам-то как повоевал?
— Да-а-а… — под стать приятелю махнул рукой Ренки. — Скажешь тоже: война. Остатки гарнизона по темным углам разыскивать и добивать. Дурь сплошная! Оттого и обидно, что столько потерь! Да еще и эти, из Одиннадцатого… Тут бы по всем статьям наши гренадеры подошли, которых ты учил на стенах воевать. А эти мушкетеры… Им бы только в строй сбиться да палить на скорость да кучность. Конечно, делать это они умеют превосходно, но в узких коридорах да комнатках от такой пальбы толку мало. И мушкеты у них длинные. А что ты в тесных помещениях с такими длинными мушкетами делать будешь, особенно когда штыки примкнуты? Кредонцев-то и осталась сотня или полторы. А может, вообще меньше сотни. Они в одной казарме и парочке домов засели да из окон палили. А эти олухи на них строем хотели наступать, как на параде. Ну и, ясное дело, за одного кредонца пятерых наших разменивать приходилось. Ну я, как ты и учил, «слепые зоны» искать начал, дымовые завесы ставил. К дверям да окнам не строем, а поодиночке, бегом народ подводил — благо бежать недалеко. В самих зданиях их на тройки разбил, чтобы друг друга прикрывали. Только вот не знал я тогда про эти проклятые подземные ходы! Нам потом один пленный рассказал, что тут зимы иной раз такие бывают — по нескольку дней на улицу нос не высунешь. А то и ледяные шторма, когда на стены и двери толстенный слой льда намораживает. — Ренки всего передернуло — как типичный южный житель, он холода не любил. А вот Готор только усмехнулся и покивал головой. — Вот они и заставляли пленных тут рыть эти траншеи — стенки высоченные, даже я ходил, головы не пригибая, а по ширине трое в ряд пройти могли. Сверху их перекрывали бревнами, поверх бревен насыпали слой земли и мостовую еще клали. Чтобы можно было в такие времена связь между казармами поддерживать. Ну, мы кредонцев в одной казарме зажимать начали, а они вдруг из другой полезли. Мы туда. А они — на башню. Мы к башне, а они обратно… В общем, пока пленного взяли да пока из него всю информацию вытрясли, народу потеряли чуть ли не сотню человек, правда, две трети ранеными. Потом нам пленный выходы из подземелий показывал, и мы возле них засады оставляли, благо всей толпой одно здание захватывать смысла нет. Часть дыр я вообще закупорить велел и по паре солдат только в караул ставил, на случай если кредонцы двери ломать начнут. Дымом опять же, как ты башню, чтоб дышать этим тараканам нечем было. В общем, как кредонцы поняли, что деваться им уже некуда, так сдаваться начали. Только вот что подозрительно — среди пленных ни одного офицера нет! Но в подземельях, когда я спускался оглядеться, видел их трупы, причем там, где мы не стреляли даже.
— Так чему тут удивляться, — покачал головой Готор. — Ты же сам должен знать, что в республиканских войсках сдавшийся офицер отвечает имуществом семьи. А коли и солдаты его сдаются, так должен возместить ущерб государству и за них. Так что верность и стойкость благородных оу тут подкреплены финансовыми рычагами воздействия. Тем более за потерю крепости отвечать придется очень большими суммами. Мертвых-то еще пощадят, с ранеными, если кто выживет, будут разбираться, выяснять, что здесь произошло. А вот на сдавшихся в плен всю вину и свалят и слова в оправдание сказать не дадут. Знаешь, в моем мире войны этого периода назывались «войнами в кружевах», и велись они довольно
мягко. Ну, конечно, когда дрались между собой люди примерно одной культуры. С теми, кого считали дикарями, не церемонились. У нас и правил было побольше, и представления о чести и благородстве несколько иные. Сдаться в плен, дабы не увеличивать людские потери, когда положение казалось безнадежным, считалось совсем не зазорным и даже достойным поступком. Пленному офицеру подчас даже оружие возвращали, дабы он мог отстаивать свою честь, и содержали его в достаточно комфортных условиях чаще всего. Могли даже просто слово взять, что больше воевать не будет, и отпустить. Зимой же, когда военные действия обычно приостанавливались, давали офицерам вражеских армий специальные пропуска, если им надо было через государство, с которым ведет война, к себе домой проехать. Хотя с солдатней, как правило, обращались примерно так же, как и у вас. А в вашем мире, который примерно на том же уровне развития цивилизации находится, дела куда жестче обстоят. Надо бы изучить почему. Вдруг это пришельцы вроде меня все вам тут подпортили? Или причина в чем-то другом? Может, по сути, у вас с Кредоном гражданская война идет? Вы ведь вроде как на одном языке говорите и обычаи у вас схожи. А по срокам переселения на этот континент и по многим другим показателям фактически братьями являетесь. Только вот немного с разными представлениями о жизни. Оттого и режетесь так беспощадно из-за «большой братской любви-ненависти»… Да-а-а, ваш мир еще изучать и изучать, с моим сравнивая. А мы тут такой фигней занимаемся!Утром даже двужильного оу Ренки Дарээка охватили апатия и лень. После всей нервотрепки предыдущего дня хотелось поваляться до полудня в постели, благо их банде выделили отдельный домик для проживания, и отнюдь не из худших.
Но увы, если солдат еще и мог себе позволить пофилонить, то офицеру такое совсем не подобало. Вестовой от генерала разбудил приятелей ни свет, ни заря и передал приказ — через полчаса быть в штабе. А в штабе оу Дезгоот сразу начал раздавать задачи.
Первая — не допустить разграбления города. Нет, не то чтобы генерал сильно беспокоился за горожан и их имущество, просто он знал, что, коли начнется мародерство, два или три дня можно смело из планов вычеркивать. До материка — сутки пути. И сутки назад. Если какой-нибудь сторожевик сумел уйти и если у республиканцев неподалеку стоит флот, то вся эта затея может закончиться для тооредаанцев очень печально.
Оттого-то генерал и поднял своих офицеров с первыми лучами солнца, чтобы они с раннего утра могли загрузить своих солдат какой-нибудь работой.
Работы более чем хватало. Взять хотя бы раненых, своих и чужих. Чужих, конечно, было не так много — милосердного удара штыка тут для кредонцев не жалели. Но среди пленных были люди с ранами разной степени тяжести, и боги не одобрили бы их убийства, хотя и возиться с ними не было никакой возможности.
О своих же следовало позаботиться и как можно раньше переправить их на корабли, хотя лекари и не очень это одобряли, утверждая, что качка и теснота корабельных помещений не слишком-то способствуют излечению.
Вторая проблема — трупы. Своих солдат и кредонцев. С кредонцами проще — вытащить из крепости и побросать под стеной, обязав местных жителей о них позаботиться. А вот погибшие тооредаанцы… Достойно похоронить их на высоких башнях, где тело сможет спокойно истлеть, отпуская на свободу душу, не было никакой возможности. И просто зарыть в землю, чтобы местные потом могли поглумиться над погибшими, тоже неприемлемо.
Оставалось море. Желательно там, где ветры не прибьют тела к берегу. Капитан Маб знал такое место, где тела подхватит течение и унесет на северо-запад в открытое море. Но для этого надо было отойти от острова достаточно далеко, а значит, задействовать придется целый корабль.
Третья проблема — добыча. Конечно, грабить город было некогда. Но и оставлять богатства кредонцам тоже было нельзя! Уж как минимум оружие и пушки стоило забрать. Да и запасы пороха и ядер, изрядно растраченные во вчерашней битве, необходимо было пополнить. Еще в бухте стояло несколько купеческих кораблей, которые просто напрашивались на звание «трофеев». А на складах у купцов полно товаров, пройти мимо которых было бы просто-таки предательством.
Еще необходимо было уничтожить тут все, что только возможно, включая верфи и находящиеся в другой части острова запасы древесины. Несколько лет просушивающаяся дубовая древесина для строительства кораблей — это ценнейший ресурс, и если нет возможности его забрать, нужно выделить людей, которые сожгут все это.
А еще Готор поднял разумный вопрос: что делать с местными жителями? В смысле во время взрыва. Ведь на город обрушится град камней и горящих деревяшек, что неизбежно вызовет пожары. Всем в принципе было плевать. Но Готор почему-то настаивал, что это дело государственной важности.
— Подобное изуверство, — говорил он, — лишь ожесточит кредонцев, и мы получим куда больше врагов, чем нам хотелось бы. В то же время, прояви мы доброту и сострадательность — и возможно, кое-кто задумается и не захочет брать в руки оружие, дабы мстить Тооредаану.
При этом Готор делал весьма значительное лицо и ссылался на военного министра и высокую политику. С учетом репутации самого первого лейтенанта оу Готора, за которым почему-то закрепилась слава изрядного головореза (может, сыграло роль каторжное прошлое, может — умение одними кулаками доказать свое превосходство, а может — бессознательный страх перед минером, которых многие почитали почти что магами), слышать из его уст рассуждения о доброте и сострадательности было несколько странно. И впрямь напрашивался вывод, что эти слова принадлежат кому-то другому.