Тайна за семью печатями
Шрифт:
Брысь расстроился, что для него разрешения не спросили. Но, с другой стороны, Мартину и Альме было важнее увидеть родственников тех, с кем они бок о бок воевали. А идти в гости с целым выводком животных, наверное, не слишком прилично. Хотя по сравнению с общей массой обеих собак его личный удельный вес остался бы совершенно незаметен, — вздыхая и умирая от любопытства, рассуждал Брысь.
На встречу поехали Сергей Анатольевич с Альмой и Сашины родители с Мартином. Детвора: Саша, Вовка и две дочки Петровых, а также коты и Пафнутий остались на попечение жены следователя. Его сиятельство куда-то запропастился, и Брысь подозревал, что он тоже направился в Калининград. Путешественнику во времени хотелось бы посмотреть на город, с которым его связывало столько воспоминаний, но пока приходилось подчиняться общему распорядку. Мириться с обстоятельствами ему помогало некое тайное знание (правда, как долго оно будет тайным, зависело не только от него, но и от Пафнутия, поскольку именно
«Циркачи» жили почти в центре города, в многоквартирном доме послевоенной постройки на первом этаже. На переливчатый звонок, напоминающий соловьиную трель, тут же открыла девушка, вероятно, та самая, с кем они говорили по телефону. За шею её крепко обнимала… обезьянка в ярком цветастом сарафанчике.
— Здравствуйте, — весело поприветствовала гостей девушка, и взгляд её скользнул ниже, на собак. — Не может быть! — вдруг изменилась она в лице.
Сашины родители и капитан Петров смущённо переглянулись — наверное, хозяева, приглашая их с собаками, не ожидали, что они окажутся такими большими.
— Не может быть! — снова повторила девушка и прокричала в глубину квартиры: — Дедушка, это же Красавица и Мухтар!
— Нет-нет, это Альма и Мартин, — пробормотал Сергей Анатольевич, а Лина и Николай Павлович вспомнили рассказ бывшего партизана, Василия Егоровича: «…Хорошие были собаки. Мы звали их Красавица и Мухтар…»
— Простите, а как зовут вашего дедушку? — спросили они, озарённые догадкой и не понимая, почему не поинтересовались этим раньше.
— Андрей Леонидович, — ответила девушка и снова прокричала: — Дедушка, ну где ты, иди скорее! Он плоховато слышит, а в остальном ещё очень бодрый, хотя ему почти 90, а бабушка Нина у меня блокадница, она там на кухне стол для нас готовит, — сообщила она и спохватилась: — Да вы проходите, что же это я! Тося, покажи гостям квартиру.
Обезьянка спустилась на пол и, призывно махнув рукой, вперевалочку зашагала по коридору. Навстречу ей из дальней комнаты вышел высокий сухощавый старик. Ничто не напоминало в нём десятилетнего мальчика, и всё-таки это был он, тот самый Андрюшка. Мартин и Альма бросились к нему, а девушка с влажными от слёз глазами говорила без остановки:
— Знали бы вы, как часто он про них вспоминает, пересматривает ту самую плёнку, когда они так неожиданно появились в палатке во время представления, всегда уверял нас, что собаки прибыли из будущего, что не только он, но и другие партизаны считали их необычными, и эти ошейники… Они спасли его, вы знаете? Вытащили из болота, отогревали своим теплом, а Мухтар вместо него подставил свою голову под нож!
О перемещении во времени девушка упомянула так спокойно, словно ничего особенно странного в этом не было. Увидев же растерянность гостей, пояснила:
— Поживите в нашем городе и тоже перестанете чему-либо удивляться, здесь на протяжении веков происходит столько таинственного и необъяснимого, что мы давно поняли: люди очень мало знают об этом мире, он для нас — тайна за семью печатями.
Опустившись на колени, старик обнимал собак, а они лизали ему лицо, и казалось, что под их горячими языками разглаживаются морщины и отступают годы…
Краткие комментарии для любознательных
Кёнигсберг — бывший административный центр германской провинции Восточная Пруссия (1773—1945). 17 октября 1945 года был передан под юрисдикцию Советского Союза, а в 1946 году переименован в Калининград. Ядром города выступил замок, заложенный в 1255 году рыцарями Тевтонского ордена, замок получил название «Королевская гора» (Konigsberg). По самой распространённой версии назван так в честь короля Чехии Пржемысла Отакара II (при решающей помощи которого был основан). До 1721 года название «Кёнигсберг» официально носил только замок, хотя задолго до этого в быту население объединило под этим именем и три прилегающих города — Лёбенихт, Альтштадт, Кнайпхоф. «Тройной» город, который фактически был единым, но состоял из трёх административно независимых частей (каждый имел свою ратушу, своего бургомистра, собственный суд и т. д.), просуществовал до 1724 года, когда они были объединены в город Кёнигсберг. В том же году в Кёнигсберге родился философ Иммануил Кант (1724—1804) — наиболее известный уроженец города за всю его историю. Ещё до конца Второй мировой войны, в августе 1944 года, город был сильно разрушен британскими бомбардировщиками в ходе операции «Возмездие». Бомбардировкам подвергся в основном центр города, где практически не было военных объектов. Погибли тысячи мирных жителей, сгорел старый город и множество памятников старины, сильно пострадал замок. По легенде, бомбардировка состоялась по личному указанию премьер-министра У. Черчилля, который стремился уничтожить расположенные в подземельях острова
Кнайпхоф («Кёнигсберг 13») секретные лаборатории Аненербе. Впервые были применены напалмовые бомбы, которые буквально выжгли исторический центр Кёнигсберга. То, что на острове Кнайпхоф, начиная с XIV века, жили самые искусные колдуны и предсказатели, было известно далеко за пределами Германии. Одна из древних школ называлась «Куклы старой Магды». Приверженцами оккультизма, которые были на службе нацистов, были изготовлены чучела-куклы практически всех политических и военных деятелей, которые воевали против Германии, в том числе и кукла У. Черчилля. В определённый день и час в них втыкали крупные серебряные иглы с янтарными шариками на концах, и жертва должна была чувствовать сильные головные боли. В городе до сих пор существует множество легенд и загадок, связанных с деятельностью Аненербе.Глава 54. Афиша
Весь день Саша, Вовка, сестрички Петровы и жена следователя провели на море и гуляя по курортному городу. Котам и Пафнутию предоставили в распоряжение дом, предусмотрительно закрыв все окна, чтобы по возвращении обнаружить то же количество питомцев, сколько было в момент ухода. Прослушав «концертную программу» грызуна не по одному разу, коты взмолились, чтобы он, наконец, замолчал.
— Я волнуюсь, — объяснил Пафнутий своё поведение. — Вдруг Мартин и Альма встретят кого-нибудь из прошлого?
Брысь удивился, что такая простая мысль не пришла в голову ему, искушённому путешественнику во времени, и даже с некоторым уважением посмотрел на маленького приятеля, может, не зря всё-таки крыс называют «тварями с интеллектом», бывают и в голове Пафнутия проблески здравых мыслей. Теперь он с ещё большим нетерпением ждал возвращения Мартина и Альмы, усевшись у входной двери и не отвечая на приглашения Рыжего и Савельича расположиться в креслах у камина (правда, не работающего).
Сначала вернулись «отдыхающие», довольные и с прилипшим уже за один день морским загаром. А через полчаса во дворе, наконец, послышался шум автомобилей.
Пафнутий страшно загордился, когда из рассказа друзей выяснилось, что он был прав. Не всезнающий философ Савельич, не другой представитель «умного» кошачьего племени — Рыжий, не многоуважаемый старший компаньон Брысь, а именно он. Тот, кого за глаза именовали «никчёмным балластом» и кому (уже в глаза) пеняли на отсутствие слуха и голоса. Мартин и Альма с грустью поведали о том, что от Андрея Леонидовича, их бывшего «подопечного» Андрюшки, они узнали о гибели на войне всех остальных членов цирковой семьи Масличных (Брысь вздохнул — то, что он пытался скрыть от друзей, всё равно выплыло наружу). Сам же Андрюшка всё-таки осуществил мечту и стал дрессировщиком «тех, кто позубастее», используя выбранный им псевдоним — Артур Масличный, в честь дедушки. А начал свой большой путь на арене со старого номера сестры «Белое и чёрное». Юва, Гала, Альфа и Рола он разыскал в 1948 году в цирке-шапито, куда «определила» их Валентина перед уходом на фронт. Династию продолжил потом его сын, а теперь и внучка — правда, она предпочитает обезьянок. Ни Альма, ни Мартин, ни «Андрюшка» и не догадывались, что с «их» партизанским отрядом связан ещё один член семьи Андрея Леонидовича — бабушка Нина, Ниночка, дочка старшего лейтенанта, их командира… Не догадывалась и она сама… Её папа считался пропавшим без вести в первые дни войны, а мама умерла от голода в конце блокадной зимы 1942-го, но спасла свою маленькую дочку. Единственное, что осталось у неё на память об отце, — письмо, написанное им жене и каким-то невероятным чудом доставленное адресату незадолго до того, как город оказался отрезанным от «большой земли». Это письмо её мама хранила как самую большую святыню и не сожгла в печке-буржуйке, куда той страшной зимой отправилось всё, что могло гореть… Ниночка выжила, выросла, выучилась на филолога, увлеклась творчеством Иммануила Канта и приехала в Калининград, чтобы на родине знаменитого философа писать диссертацию, посвящённую его жизни. Здесь и познакомилась со своим будущим мужем — дрессировщиком Андреем Леонидовичем Масличным…
— Смотрите, что нам дали на память, старую афишу! — решил похвастаться Мартин и притащил из комнаты, где разместились Сашины родители, длинный пожелтевший рулон.
Общими усилиями рулон размотали.
— Та самая! — шепнул на ухо Брысю его сиятельство, возвращения которого друзья даже не заметили, увлечённые рассказом Мартина и Альмы…
Поздно ночью Брысь проснулся оттого, что не слышит сонного сопения Мартина, по которому он так скучал в его отсутствие (на новом месте Брысь не изменил привычкам и опять улёгся рядом с псом). Мартин лежал с открытыми глазами и о чём-то думал.
— Ты почему не спишь? — не стал пользоваться телепатическими способностями Брысь, а спросил вслух.
Мартин вздохнул:
— Мечтаю.
— Опять о латексной утке, которая умеет пищать? — зевнул искатель приключений.
— Да нет, — не обиделся Мартин, что ему припомнили переживания из-за старой любимой игрушки. — Вот думаю, как было бы здорово снова увидеть Юва, Гала и котов, мы с Альмой по ним немножко скучаем.
Брысь испытующе посмотрел на приятеля.
— Могу помочь, — наконец изрёк он…