Тайна Запада: Атлантида - Европа
Шрифт:
Что значит эта греческая мифология в иудейском Апокалипсисе? Кажется, эти Сирены — сестры тех Океанид, чей хор окружает кумир Посейдона-Океана, в святилище атлантов, и плачет у ног Прометея, вспоминая страдания Атласа. Вот еще одна из тех мелких улик, которые сильнее крупных; рядом с копьем и шлемом Афины Тритонии, с лабиринтными кольцами Атласа, — Океанида-Сирена есть третий общий «водяной знак почтовой бумаги» на двух разных письмах, иудейском и эллинском, — тайная связь Еноха с Платоном.
«…И показал мне на Западе великую гору… И в той горе были четыре пропасти, весьма глубокие, широкие и скользкие; три из них темные, одна же светлая» (H'en., XXII, 1).
Здесь царство мертвых — израильский scheol,
Над светлою пропастью был «источник воды живой» (H'en., XXII, 9) — не той ли, о которой молятся египтяне для мертвых своих, отошедших на вечный Запад — Аменти: «даруй тебе, Озирис, студеной воды»?
«…И пошел я в другое место, к Западу, на конце земли»… (H'en., XXIII, 1.) Все к Западу и к Западу идет — не может остановиться, как будто ищет и знает, что только там, на Западе, найдет конец Востока — времени — в вечности.
«…И увидел я высочайшие горы… прекраснейшие, как бы из драгоценных камней», — говорит Енох (H'en., XXIV, 1–6). «Славились горы те красотой и величьем больше всех нынешних гор на земле», — говорит Платон (Рl., Krit., 118, b). — «И увидел я, — продолжает Енох, — долины такие глубокие, извилистые, что ни одна не сходилась с другою» (H'en., XXIV, 2). Тот же уют райских долин, как в Атлантиде.
«Выше всех гор была одна, как престол. И окружали ее деревья благовонные», — говорит Енох (H'en., XXIV, 3), и Платон как будто отвечает ему: «Все благовонья, какие только рождает земля, и целебные корни, и злаки, и деревья, и плоды, и цветы… все это Остров, тогда еще озаряемый солнцем, рождал в изобилье неисчерпаемом» (Рl., Krit., 115, b).
«И между деревьями, — продолжает Енох, — было одно с таким благовоньем, какого никогда я не слышал; другого подобного дерева нет на земле; благовонье его сладостней всех благовоний, и листья его, и цветы, и ствол неувядаемы; и плод его прекрасен, подобен гроздьям пальмовым. И сказал я: „О, прекрасное дерево! Как любезна листва его и плод вожделен!“ И Михаил Архангел… предстоящий дереву, сказал мне: „…не прикоснется к нему никакая плоть, до великого дня; тогда оно будет дано смиренным и праведным, и плодами его жить будут… и возрадуются и возвеселятся… и благовонье его напитает кости их… И не будет уже ни болезни, ни плача, ни воздыхания“» (H'en., XXIV, 1–6; XXV, 4).
Это райское Дерево жизни соединяет начало мира с концом — Атлантиду с Апокалипсисом: «и по ту, и по другую сторону реки („живой воды“ Еноха, „студеной воды“ Озириса), дерево жизни, двенадцать раз приносящее плоды; и листья дерева — для исцеления народов» (Откр. 22, 2).
На одном, очень древнем, вавилонском, резном цилиндре-печати изображены Муж и Жена, сидящие друг против друга, у Дерева с плодами, и протянувшие руки к нему, чтобы сорвать плод; за спиною Жены, в воздухе, Змей (Delitzsch, Mehr Licht, 49).
Может быть, это Ной-Астрахазис и супруга его — последние люди первого человечества, «переселенные» на край света, в «Устье рек» — Эдем, а Дерево — тот самый «Злак Жизни», которого ищет Гильгамеш:
Неутолимое им утоляется;Имя же злака: Вечная Молодость.Отнесу его людям, да вкусят бессмертья.(Gilgam., XI, 295–297)Идучи за ним к Атрахизису Дальнему, совершает Гильгамеш путь Солнца с Востока на Запад:
Никем, кроме Солнца, не хожен тот путь,Замкнут Водами Смерти бездонными,(Gilgam., X, 73–74)водами Потопа — Атлантиды.
Тайну тебе я открою великую,Тайну о Злаке Жизни поведаю:Терну и Розе подобен тот Злак…Если ж найдешь его, — жив будешь им, —говорит Гильгамешу Атрахазис-Ной (Gilgam., XI, 202–206).
Злак жизни — тайна Запада, «роза и терн» — Роза любви, Терн страдания: tla^o, страдаю — корень имени Атлас — всей Атлантиды корень. Вот почему «Енох — Атлас».
Где находится Злак, Атрахазис не говорит, но Гильгамеш все уже знает: подвязывает камни к ногам, бросается в море, ныряет, как водолаз, опускается на дно, находит Злак, срывает его, отвязывает камни и поднимается на поверхность.
Злак Жизни, Древо Жизни — на дне Океана, в бездне вод потопных, в «затонувшей Атлантиде», как сказал бы Саисский жрец у Платона, на Крайнем Западе, «Закате всех солнц», как сказал бы Енох.
Вечная жизнь — то, чего второе человечество ищет, первым уже найдено, или как будто найдено, ибо все повторяется в мировых веках-вечностях.
Злак Жизни похищает у Гильгамеша Змей:
Жизни ты ищешь, но не найдешь:Боги, когда сотворили людей,Людям назначили смерть,А себе оставили жизнь.(H. Grossmann, Altorientalische Texte und Bilder, 1909, I, p. 49)Злака Жизни Гильгамеш не находит; его найдет Енох — прообраз Того, Кто будет сам Терном страдания, Розою любви.
Тот же путь солнца с Востока на Запад совершает другой солнечный богатырь — пелазгийский Геракл, ханаанский Мелькарт, плывущий на остров Эрифею (Eritheia — «Красный», как огонь заката), в царство Гериона — «Ревуна» — Океана, чтобы похитить его заповедных быков — может быть, тех самых, что пасутся в ограде Посейдонова святилища, где цари Атлантиды «пьют кровь» закланного бога Быка (E. Gerhard, Kleine Schriften, 1866, p. 18. — R. Hennig, Das R"atsel der Atlantis, p. 14).
Тот же путь совершает Геракл в последнем подвиге своем, когда с помощью Атласа, «знающего все тайны глубин», нисходит в царство мертвых — вечный Запад, чтобы сорвать с райского Дерева Жизни, обвитого Змеем, золотые плоды Гесперид (Apollod, II, 5, 11. — E. Gerhard, 219–228).
Так, все концы и начала Востока — все его эсхатологии — тянутся к Западу, подобно ветвям тех приморских сосен, которые наклонены ветром все в одну сторону. Дух Востока мог бы сказать, как Енох: «я был восхищен в сильном вихре и унесен на Запад».
Злака Жизни не вкусил Платон, как Гильгамеш:
Мудрость дал ему бог, но жизни вечной не дал.(Ar. Ungnad, Die Religion der Babylonier und Assyrier, 1921, p. 128)Умер, не дописав «Атлантиды». Внутренняя бездна ее поглотила Платона, а Енох вознесся над нею во внутреннее небо Апокалипсиса.
В древнем Панеасе (Paneas), городе Пана, новой Кесарии Филипповой, у самого подножья Ермона, там, где Петр сказал Иисусу: «Ты — Сын Божий», сохранился, по свидетельству церковного историка, Евсевия, древнейший и, кажется, единственный образ Спасителя — медное изваяние, воздвигнутое кровоточивой женой: коленопреклоненная перед Господом, касается она рукою одежды Его, и тут же, у ног Его, прозябает из земли некий всеисцеляющий злак (Euseb., Hist. eccl., VII, 18. — Gust. Ad. Muller, Die leibliche Gestait Jesu Christi, 1909, p. 71–72). Это и есть Злак Жизни, которого искала вся языческая древность, от Гильгамеша до Платона, и не нашла, нашел Енох.